Али Смит - Ирония жизни в разных историях
На грабителях были шерстяные шапки с прорезями для глаз, натянутые на лицо, так чтобы никто не мог их узнать, и когда один из них услышал все то, что она сказала, он рассмеялся, словно от безысходности, — тот, что с пилой, — и опустил одну руку, и она заметила на другой руке протез и по этой фальшивой руке узнала его, да, это был Джейсон Робертсон из Киммилайс, который лишился руки, попав в аварию на мотоцикле, и у него еще изуродовано лицо, она знала его пять лет назад, когда они учились в школе, и все знали, кем он стал после того, как все это произошло. «Ты случайно не Джейсон Робертсон?» — спросила она, и тот, что с секатором, выругался, а другой, ждущий в дверях с воздуходувкой, бросил инструмент на пол и заорал: «Я же говорил тебе надеть сверху твой гребаный чехол». Значит, одним из этих парней был Рич Риак, так как они с Джейсоном Робертсоном всегда слонялись вместе, к тому же она уловила что-то знакомое в том, что с секатором, да, она права, это был он в шапке с дырками, но она все еще не могла узнать того, который стоял в дверях, они называли его Кевином или, возможно, Гэвином. Она помнит, что Рича звали иначе, на самом деле он был Гордоном Риаком из тех домов, что расположены на другой стороне канала. В те времена он здорово играл в футбол. Он все еще одной рукой прижимал раскрытым секатором Майкла Карди к стене; другой рукой он приподнял шапку на лице, чуть выше кончика носа, и вытащил ртом сигарету из пачки.
— Здесь нельзя курить, — выпалила Кимберли.
Рич Риак выронил сигарету изо рта, когда открыл его, чтобы выругаться. Ему пришлось наклониться за сигаретой, и тогда он не мог больше прижимать Майкла Карди к стене. Джейсон Робертсон смотрел на Кимберли. Она видела его глаза через отверстия в шерстяной шапке.
— Я — не Джейсон Робертсон, — с нажимом сказал он.
— Я знала тебя в школе, — возразила Кимберли и заметила, как его глаза скользнули по ее значку, где было написано имя.
— Кимберли Маккинлей, — произнес он.
— Я училась в другом классе, — объяснила она, — поэтому ты не помнишь меня.
— Но я — не Джейсон Робертсон, — снова сказал он.
— Идет охрана, Джейс, — сообщил тот, которого они называли Кевином или Гэвином.
Кимберли Маккинлей подняла брови. У Джейсона Робертсона забегали глаза. Кевин или Гэвин встал за дверь, подняв над головой воздуходувку, будто готовился нанести сокрушительный удар, кто бы ни вошел.
— Охранника зовут Род, — сказала Кимберли Джейсону Робертсону. — Ему под шестьдесят. У него больная жена. И вы записаны на камерах видеонаблюдения.
Из глубины грубых разрезов маски глаза Джейсона Робертсона выглядели так, словно у него вообще не было никакого лица.
— Номерные знаки на автомобиле мы обмотали коричневой бандерольной пленкой, — прошипел он. — Сзади и спереди. У них нет ни малейшей возможности установить, чей это автомобиль.
Если она не проговорится кому-нибудь, то никто и не узнает о них, вот что он имеет в виду.
— Скажи ему, чтобы он убрал ножницы с шеи моего служащего, — спокойно произнесла Кимберли. Она смотрела прямо в глаза грабителю. Не мигая.
Как можно жить с чужой рукой, которая вообще по сути не рука, немыслимо даже вообразить. Как такое возможно, когда нет той руки, с которой родился. По дороге с работы домой Кимберли наблюдает за своей рукой, переключающей передачу. Это так естественно переключить скорость. Делаешь это, не задумываясь. У нее ухоженная рука, с хорошим маникюром. В настоящее время это рука менеджера. Она перевернула руку ладонью вверх, мельком глянула на нее, а потом снова перевела взгляд на дорогу. Это — часть ее самой, которую она могла потерять, окажись на его месте. Она знает, где расположена ее линия сердца, главная линия и линия жизни. Из книг ей известно, что правая рука — это твоя реализация, то, чем ты фактически занимаешься в жизни, левая рука — заложенный в тебе при рождении потенциал, символ твоего предназначения. Надо же такое представить, чтобы лишиться своих линий, оставив их где-нибудь, подобно лисе или кролику, потерявших лапу в капкане. Нет, намного хуже, чем капкан. Он упал с мотоцикла на скорости и ударился о землю или что-то другое с такой силой, что тут же лишился своей руки, возможно, даже не почувствовав этого из-за прилива адреналина, попал в больницу, даже не узнав об этом. Или, возможно, она была слишком сильно обожжена, и позже они должны были ее ампутировать. Кто знает. Все, что ей известно, так это то, что он был на мотоцикле, а из-за поворота выскочил автомобиль или, может, какое-то животное, и он резко свернул в сторону, чтобы избежать столкновения, и врезался во что-то, его мотоцикл загорелся, и в больнице ему должны были делать пластическую операцию на лице. Кимберли пытается вспомнить его прежнее лицо, но тщетно. В школе он был светловолосым мальчиком. Впоследствии бросил школу. Потом как-то она зашла в паб, и он там сидел. Она даже не взглянула на него, а когда вернулась домой и в темноте ложилась спать, ей стало стыдно оттого, что она так поступила.
Она показывает левый поворот, хотя никого нет ни позади, ни впереди нее.
Вошел старый Род — сотрудник службы безопасности. Он встал посреди комнаты и вылупился на парней в шапках с прорезями, как будто только что проснулся. Он выглядел слишком дряхлым. Форменная одежда, принятая в этом месте, всегда заставляет его выглядеть таким образом.
Кимберли уверила его, что все в порядке.
— Я заметил что-то странное на мониторах, — сказал Род. Он обращался только к Кимберли. — Что это у них такое на головах?
Кимберли пожала плечами.
— Не спрашивайте меня об этом, — ответила она.
— Модное веяние, — вмешался Джейсон Робертсон.
— Они пытаются продать мне свое старое садоводческое барахло, — снова перехватила инициативу Кимберли. — И уже уходят. Сейчас только Майкл отдаст им заказ. Майкл?
— Майкла стошнило на пол, — сообщил Доллэс.
— Возьмите швабру, Доллэс, и уберите за ним, — велела Кимберли, встала за другую кассу и ввела кодовое число. Касса заработала. — А теперь еще раз скажите, что вы хотели бы заказать, ребята? — твердо произнесла она, и все трое, не снимая шерстяных шапок, повернулись к ней и уставились на висящее поверх ее головы меню.
Кимберли, хорошо справлявшаяся с задним ходом, аккуратно въезжает в маленькое пространство и глушит двигатель. Она откидывается на спинку сиденья. Смотрит на фасад дома, в котором живет. Ее сестры уже спят, одна в задней части дома, другая — в фасадной. Шторы пора бы выстирать; сегодня вечером, прежде чем пойти на работу, надо будет не забыть это сделать. Она кладет голову на руль.
— Сядьте, — сказала она им после того, как приняла их заказ, — я сейчас все принесу.
Рич Риак снял наконец шапку с лица, и еще один последовал его примеру, они в шапках вспотели и раскраснелись; у того, другого, к складкам кожи вокруг носа прилипли ворсинки шерсти. Она определенно не знала его. Было забавно снова видеть Рича Риака, но только уже намного повзрослевшего. Она его узнала, когда увидела. Джейсон Робертсон не снял шапку. Он остался стоять у прилавка, чтобы помочь отнести еду. Рич беден; Джейсон Робертсон сказал ей, что Рич в долгах и хотел заполучить деньги, чтобы поехать вместе с женой в отпуск, потому что та решила, что он ее не любит, когда узнала о его шашнях с барменшей из отеля «Лочардил». Тот, которого звали Кевин или Гэвин, сидит сейчас без работы, а прежде работал на буровой установке; он хотел раздобыть денег на операцию, чтобы ему прижали уши, думает, что они у него слишком сильно торчат и именно это разрушило его жизнь, хотя, на взгляд Кимберли, все у него с ушами в порядке, возможно, и торчат немного, но не так уж сильно. Он выглядел действительно счастливым, когда Род купил у него воздуходувку за пятнадцать фунтов, прежде чем возвратился на свой пост, хотя пятнадцать фунтов не спасут, как сказал ей Джейсон, операция будет стоить целое состояние, если он хочет делать ее в частной клинике. Кимберли спросила у Джейсона Робертсона, чего он хочет.
— Мне ничего не надо, — ответил он, — ненавижу в этом месте еду.
Кимберли рассмеялась.
— Камеры слежения делают запись на двадцать четыре семь? — спросил у нее Джейсон Робертсон.
Он похвастался ей, что у них есть копии плана, которые использует компания для всех этих мест с гамбургерами, и, куда ни поедешь, они по всей стране одинаковые. Подойдя ближе к стойке, он попросил ее рассказать, где расположен сейф, чтобы в следующем месте, которое они решат ограбить, точно знать, куда идти.
— На складе, — ответила она и указала взглядом.
Сама же Кимберли Маккинлей хочет новую машину. Ей надоело платить каждый месяц так много денег за этот никудышный автомобиль, который заводится только в сухую погоду, куда такое годится? Ей хочется поехать в отпуск. Какое-то время побыть на солнце. И на этот раз иметь возможность спать, когда темно. Хочется забыть о том, что частички пищи разносятся повсюду потоками кондиционированного воздуха. Хочется вернуться на четыре года назад. Оказаться среди тех, кто в сентябре пойдет в колледж и будет изучать предметы, связанные с рекламным бизнесом, какими бы чертовски трудными они ни были. Ей снова хочется стать двенадцатилетней девочкой и ни о чем не думать, просто быть двенадцатилетней и в жаркий день, такой как сегодня, запросто отправиться в закусочную, сделать заказ и съесть все это за столом, и ей хочется, чтобы, когда она будет выходить из автомобиля и входить в дом, кто-то был наверху и стелил постель к ее возвращению, тот, кто все еще будет там, как в ту минуту, когда она вышла из дома вчера днем. Она хочет того же, что и другие, и помимо прочего, ей хочется, чтобы все знали и ей не надо было делать постыдных напоминаний, что нельзя харкать, когда ее смена, или заниматься мастурбацией, как это происходит во время остальных смен, и что Кимберли Маккинлей не потерпит беспорядка, запомните эти слова.
