Людмила Леонидова - Абрикосовый мальчик
Подошедший не вовремя официант удивился:
– Что вы собираетесь заказать? Не понял.
Ребята дружно рассмеялись.
– Принесите нам пока графинчик водочки и закуску, что там у вас есть, – вальяжно попросил Гарик.
После водки Луку развезло и потянуло на разговор о сексе.
В журналах, которые он покупал у немцев, было много секса. Совершенно голые девушки в разных позах зазывали, выставляя напоказ все свое бесстыдство, заставляя Луку по ночам ворочаться от желания. Они выглядели похотливыми и развратными. Смуглые, черные, желтые, в красных кружевах заграничного изысканного белья, совершенно не похожие на белотелую русскую проститутку Наташку с длинной косой.
Он поделился своими мыслями с Гариком, на что тот ему заметил:
– Эх ты, дурья башка! Это и привлекает чужаков, крашеных уродин они у себя насмотрелись! А у нас тут в России девичья краса – русая коса! Заметь, у Наташки все натуральное, даже губки не красит, чтобы помаду на твоем... теле не оставлять! – Гарик захихикал.
Той ночью, засыпая один в холодной общежитской койке, Лука припоминал, что выделывала русская проститутка Наташка во время секса с ним и Гариком, как в ее длинных волосах утопали их лица.
Вскоре Лука перестал считать деревянные. Появилась валюта. Он мог себе позволить не только шикарный ужин в ресторане, но и после приобретенного опыта с Наташкой двух девочек сразу. Наташка приводила подружек.
«Узнала бы матушка!» – иногда корил он себя. И представлял набожную, в длинной черной рясе попадью Аксинью, отмаливающую его грехи. Теперь она уже не наведывалась с узелком в руках в Москву, чтобы подкормить изголодавшегося отпрыска. Он лгал, что нанялся на хорошую работу, и временами подкидывал им свободные от бизнеса деньги. Родители не могли нарадоваться на сына: учится и еще подрабатывает!
Навсегда распрощавшись с родительским домом, Лука все же не забыл святые праздники и крашеные яйца на Пасху, и просвиру, и святую воду.
Поэтому, когда студенты собрались на Татьянин день в церковь на Ленинских горах, он хотел влиться в общую компанию. Накануне их строго-настрого предупредил комсорг: «К церкви близко ни-ни. Вылетите сначала из комсомола, а потом из университета. Все церкви в Москве будут оцеплены».
– В ней же Пушкин венчался, – раздался чей-то слабый протест.
– Пушкин жил при капитализме... его убили, – невпопад возразил комсорг.
И действительно, церковь на Ленинских горах оказалась окружена кольцом дружинников с красными повязками и службистами в штатском. Просочиться, конечно, можно было, но, помня наставления комсорга, Лука поотстал от группы сокурсников, зорко приглядываясь, чтобы не вляпаться в ненужную историю.
Неожиданно, через головы, он увидел Наташку, заходящую в храм.
Пробравшись сквозь толпу, он схватил ее за руку.
– Тебе что, можно? – забыв о ее древнейшей профессии, удивился он.
– Нужно, – засмеялась она. – Я ведь в комсомол не рвусь. И в институт тоже. У меня свои университеты. У меня подружка Танька была... ее день. – Она с горечью махнула рукой.
Что случилось с ее подружкой, Лука спрашивать не стал.
В церкви он не был давно. Пахнуло чем-то родным и знакомым, теперь уже казалось, что из совсем далекого детства. Молодой батюшка вел службу.
«А ведь мне тоже прочили такое будущее, – подумал Лука. – Выбрал ли я правильный путь, став безбожником?»
Наташка, расстроившись в Божьем храме, сопела рядом. Заслушавшись батюшку, она, горько всхлипывая, глотала слезы. Вспомнила все гадкое, что творилось в ее жизни, и свою товарку Татьяну, с которой, вероятно, случилось что-то нехорошее.
– Выпить хочешь? – услышал Лука ее шепот.
– Ты что? В церкви – это великий грех, – напомнил ей Лука.
– Пошли отсюда, – не выдержала она, – душу он мне рвет своей проповедью.
Они вышли из церкви, и Наташка, пригубив сама из початой бутылки водки, поднесла горлышко к его губам. Он отхлебнул. Потом она приложилась еще.
– Я вообще-то не пью, но сегодня такой день. Это ведь Танька меня... в профессию посвятила, а потом... – Она махнула рукой.
Лука не спрашивал, что случилось потом. Толпа, состоящая в основном из молодежи, окружила церковь и, несмотря на мороз, не расходилась. Однако своих Луке рассмотреть не удалось. Поймав на себе чей-то острый взгляд, он потащил Наташку подальше.
– Пойдем к тебе, а? Ты ведь где-то неподалеку живешь? – еле переставляя ноги, попросилась она.
– Я живу в общаге, не один. – Вести проститутку в общежитие совсем не хотелось. Одно дело – сокурсница... – Давай здесь, а? – показывая на пушистый белый снег Ленинских гор, захмелев, предложил он. – Я заплачу, у меня валюты...
– Холодно, – поежилась Наташка, – а деньги я сегодня не беру.
– Я тебя согрею.
Они спустились с гор вниз к Москве-реке, он подстелил свое пальто. Деревья Нескучного сада раскачивались над ними.
– Не двигаться, – раздался вблизи жесткий голос.
Два здоровенных дружинника вытащили их из сугроба.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В отделении милиции, куда доставили молодую пару, они встретили знакомых ребят, из тех, с кем направлялись в церковь. Их схватили раньше, до того как Лука улизнул с подругой.
Наташку, отделив от остальных, куда-то увели. Она вела себя развязно, пела песни и обзывала милиционеров. Чувствовалось, что в ментовке она не впервой.
Студенты, напротив, были перепуганы, кто-то просил отпустить, извинялся, кто-то качал права, требовал предъявить обвинение.
Срочно был поднят с постели комсорг курса. Разозленный, что не смог убедить ребят, он начал толкать гневную речь о долге комсомольца, о том, что церковь несет ерунду и советским студентам не годится верить во всякую чушь.
Лука сам не понял, как это произошло. Вспомнилось детство, сын председателя Петька, что обзывал его и бил. В голову ударил алкоголь. В трезвом виде такого он бы себе никогда не позволил. После слов о продажных служителях Богу и о поповских прихвостнях, с особым смаком произнесенных комсоргом, он вышел вперед перед притихшей группой ребят и изо всех сил вмазал по открытой комсомольской морде.
Лука был не из слабаков, да и силы не рассчитал: через минуту глаз молодежного вожака стал темно-синим, и от неожиданности он, не удержавшись на ногах, упал.
Дружинники долго били Луку ногами. Утром выкинули на улицу. Подобрала его Наташка. Она поджидала его, подговорив знакомого дежурного сержанта. Доставила на свою съемную квартиру и вызвала врача.
– До свадьбы заживет, – пообещал тот, – пусть радуется, что не худой, иначе ребра бы все переломали. Легкое сотрясение мозга.
Выписал таблетки, которые Наташка тут же приволокла из аптеки.
К вечеру она, оставив Луку у себя, потащилась с похмелья на работу.
– Ты поспи, утром пойдешь к себе в общагу.
В общежитие его впустили только забрать вещи.
– Ты исключен из института, – сказал комендант, – а потому и отсюда тебя выписали.
– За что? – не поверил Лука.
– Иди к ректору, объясняйся, я человек маленький.
Попасть на прием к ректору Луке удалось только через неделю. Секретарь монотонно сообщала, что ректор занят.
Седой интеллигентный мужчина, не поднимая головы от бумаг, тихо спросил:
– До меня дошли сведения, что ваши родители священнослужители. Это так? – Лука молчал. – Вы подделали документы при поступлении? – Лука не отозвался. – Что вы молчите?
– Я хотел бы доучиться. – Голос Луки звучал просительно.
Ректор покачал головой и печально взглянул на бывшего студента:
– Это самое большее, что я могу для вас сделать.
– Что именно? – удивился Лука.
– Не предавать огласке ваше происхождение, молодой человек, а также ваш поступок с подделкой документов... просто отчислить за аморальное поведение. Вы до полусмерти на глазах милиции избили комсорга. Он представил справку из больницы.
Вылетев из кабинета, Лука помчался к Гарику.
– Не распускай слюни! Через год все забудут, подашь на восстановление. Пока занимайся бизнесом. Будут деньги – все остальное приложится. Теперь работы у тебя прибавится, будешь не только покупать, но и продавать.
– Кому?
– К моим клиентам тебя допускать опасно, – вслух рассуждал Гарик.
– Почему?
– Ты хитрый враль. Даже меня сумел вокруг пальца обвести.
Гарик имел в виду, что Лука не рассказал ему всей правды о себе, прикинулся сирым, убогим дурачком.
– А кому же я буду продавать? Я не москвич, знакомых никаких.
– Найдешь. У нас ведь барахолки при рынках имеются, где старое можно сбыть. Там старушки рвань поношенную продают. Незаконно, но на них сквозь пальцы милиция смотрит. Однако богатый покупатель туда тоже заглядывает. Только будь осторожен! Востроглазые сержантики на таких, как ты, страсть как любят вести охоту. Помнится, я однажды на рынке сам «аляску» купил, шикарную, с капюшоном. Не успел до ворот дойти, как меня прихватили, в ментовку притащили, акт составили, будто я ее продавал. Двух свидетелей откопали, те все подписали.
