Леонид Каганов - ТАБЛЕТКИ
— Что... – начал Митя но ему крепко закрыли рот ладонью в перчатке.
— В машину, — негромко скомандовал кто-то над ухом. – Босс хочет с тобой поговорить.
* * *
Всю дорогу Митя боялся, что его завезут в какой-нибудь глухой лес, там привяжут к дереву и убьют после пыток. Но его везли в центр города. Машина остановилась на подземной стоянке, Митю почти силком выволокли из кабины и затащили в лифт. Лифт был служебный, грузовой — запустили его, приложив электронную карту. Лифт ехал вверх долго, и когда заложило уши, Митя догадался: он снова в том самом небоскребе, где они с Олесей вчера ужинали. Из лифта Митю пронесли по ковровой дорожке, так что он едва успевал перебирать ногами, внесли в здоровенную резную дверь, и за ней оказался шикарный кабинет, где в полумраке со стен глядели ружья и охотничьи трофеи: здесь были несколько оленьих голов, пара кабаньих. Дальнюю стену почти закрывала огромная медвежья шкура с головой и лапами — распростертая и раскатанная, как рыбка желтый полосатик. Под шкурой на диване сидел и курил кальян хрупкий пожилой человек, абсолютно лысый, с закрытыми глазами. Его лицо покрывала страшная сетка глубоких морщин, а может, шрамов – в полумраке Митя разглядеть не мог.
Сопровождающие без слов оставили Митю перед человеком, почтительно отошли и встали сзади.
В кабинете царила тишина, лишь изредка булькал кальян и сладко пахло яблочным дымом. Человек словно не замечал Митю, а Митя боялся пошевелиться, потому что чувствовал — те, кто привез его сюда, тоже стараются не шевелиться. Наконец человек с морщинистым лицом пожевал губами, выпуская клубы пара, отложил мундштук, откинулся на спинку дивана и приоткрыл глаза. Он кинул брезгливый взгляд на Митю и заговорил. Голос у него оказался точно под стать лицу – густой, шероховатый и дребезжащий, словно в звуковых морщинах.
— Димочка, — просипел он устало, — Где моя машина?
Хрип лился в пространство, но Митя понимал, что обращается этот страшный человечек именно к нему. Не вызывало вопросов, откуда он знает имя, и о какой машине речь.
— Если вы о старинной машине, то мне её... – начал Митя, но человечек слабо приподнял ладонь, и в комнате слово зазвенела тишина.
— Я разве просил объяснений? — произнес человечек и брезгливо пожевал губами. – Адрес, Димочка. Где ты оставил ее?
К счастью, ответ на этот вопрос у Мити был с собой. Он порылся в кармане и вытащил листок, где Олеся писала телефон тракториста Пашки. Из-за митиной спины неслышно шагнул один из охранников, взял бумажку, и Митя услышал, как он выходит из кабинета, скрипнув тяжелой дверью. В кабинете снова стало тихо.
— Я не знал, что машина ваша, — пробормотал Митя как нашкодивший ребенок.
— Что у него с головой? — вдруг насторожился человек, обращаясь к охранникам. — Вы его за волосы драли?
— Никак нет, у него такое и было! — послышался ответ. — Мы ж не звери, бить без приказа...
— У меня прическа такая, — растерянно сказал Митя.
Человек ничего не ответил и снова взялся за мундштук. Он долго пыхтел и выпускал клубы яблочного дыма, а Митя тоскливо прижимал локтем левый карман куртки, где лежал бутерброд. «Успею дернуться и откусить, если что-то страшное начнется... — думал он. – Да, я поклялся здоровьем мамы, но мои похороны ей уж точно не прибавят здоровья, так что если выбирать...»
— Ты любишь свою маму, Димочка? – вдруг спросил человек, словно услышав его мысли. – Ты оглох, что ли? Маму свою, на Садовой одиннадцать любишь, спрашиваю?
— Да, — сказал Митя.
— Это ты правильно делаешь, — ответил человек и снова затянулся кальяном, делая большие паузы. – Вот и я... свою маму... люблю. Хотя она... сложный человек... как ты уже видел...
— Я правильно понял, что это ваша мама... – начал Митя, но человек предостерегающе поднял ладонь.
— Когда я говорю, Димочка, все молчат, – объяснил он. – Когда я задаю вопрос, отвечают. Если понял меня – кивни.
Митя торопливо кивнул. «Вот я и попал на космодром...» – подумал он.
— Моя мама человек слоооожный... – снова протянул босс. – И всегда была слооожной... И к старости стала совсем слооожной... Она тебе рассказывала, будто сын у нее бандит... будто я ее мучаю... квартиру забрать мечтаю... в дурдом ее прячу... будто мужа ее, отца родного, я в могилу свел, а он был великий художник...
— Скрипач, — поправил Митя и сам испугался, что открыл рот без разрешения.
— Скрипач? – удивился человек с морщинистым лицом. – Теперь она уже так рассказывает? Ну, пусть скрипач... – Он задумчиво пожевал губами. – Но я ее все равно люблю, свою маму. Никого не люблю, а ее люблю, понимаешь, Димочка?
Митя кивнул.
— Я в город ее перевез из поселка. Квартиру ей купил огромную. Врачей лучших нашел. На иностранных курортах по полгода проводит. Ни в чем забот не знает. А все у нее враги, все ей должны, и все мечты — родному сыну нагадить. Где ты ее вообще встретил?
— На бульваре подошла сама, познакомились...
Человек задумчиво молчал.
— Осторожней надо знакомиться, Димочка, — произнес он наконец. – Можно так познакомиться на всю оставшуюся жизнь, что не отмоешься от проблем... Что мне с тобой делать, наследничек ты мой жадный?
— Я не жадный, — обиделся Митя. – Мне ничего не нужно. Хотите, я напишу отказ от наследства?
Человек задумчиво кивнул:
— Это уж точно напишешь. Все уже готово. Готово у нас? – Он вдруг щелкнул пальцами.
Мите сунули распахнутую красную папку с нотариальной бумагой, в руку вложили авторучку.
— Позвольте! – сказал Митя, глянув на строчки. – Это не отказ от наследства! Здесь написано, что я после своей смерти завещаю все свое имущество какому-то Валерию Пораженскому!
Его грубо пихнули в бок, чтоб молчал.
— Ему не нравится... – проскрипел человек в пространство. – А как ты хотел, человек с бульвара? – Он принялся сверлить Митю бесцветными глазами. – Ты хотел, чтобы я травмировал больную маму, таскал ее по нотариусам, заставлял нервничать, переписывать завещание, меня ненавидеть? Или ты хотел, чтобы ее диагноз «шизофрения» подтвердили официально, и все ее сделки стали недействительными?
— Ну, это было бы логичней... – сказал Митя.
— А мы с тобой живем в нелогичном мире, Димочка, — задумчиво произнес страшный человек, снова затягиваясь. – Ведь у меня на родную маму давно записан весь мой бизнес, все рестораны, заводы, даже аэропорт. Догадываешься почему?
— Потому что вы любите маму, — догадался Митя.
— Это ты хорошо сказал, — согласился человек. – Но еще потому что я депутат Заксобрания. И мне нельзя иметь свой бизнес. Всем можно, а мне нет. Это логично, Димочка? И если с ней что-то случится... ты хотел отжать у меня аэропорт?
Митя решительно помотал головой.
Человек с кальяном сделал усталый жест рукой — мол, подписывай.
Митя поднял авторучку и снова опустил взгляд в текст.
— Постойте, а если вдруг со мной что-то случится... – начал он, но договорить ему не дали.
Громила в костюме, стоявший справа, не выдержал – он больно толкнул Митю в бок и прохрипел ему прямо в ухо:
— Да подписывай уже, гондон!
Воцарилась тишина. Громила, похоже, сам испугался и теперь старался не дышать.
— Оу... – слабым и усталым голосом протянул человек на диване. — Рустамчик, что я слышу опять?
— Виноват, Валерий Палыч, вырвалось! — прохрипел громила испуганно.
— Кто тебе сейчас слово давал, Рустамчик? — Человек на диване разочарованно потеребил в пальцах мундштук кальяна. – Я же тебе объяснял: когда говорю я, все молчат. Объяснял?
Рустам молча кивнул, да так и остался с наклоненной головой.
— Я же тебе объяснял, — неспешно продолжал человек на диване, — что за каждое бранное слово Богородица на три года отступается. Объяснял?
Рустам снова кивнул — его голова теперь совсем наклонилась, будто он разглядывал ковер под ногами.
— И теперь, в моем небоскребе... в моем кабинете... Богородица не появится три года? А ну, подойди ко мне... — ласково велел человек.
Сгорбившись как старик, громила вышел из-за митиной спины и подошел к дивану на негнущихся ногах.
— Встань на колени, Рустамчик, и скажи: прости меня Богородица.
— Простите меня, Богородица! – с чувством прохрипел Рустам, опускаясь на колени перед диваном.
Не меняя позы, маленький человек вдруг схватил кальян и со всей силы долбанул им Рустама по склоненной голове. Силищи он был неимоверной. Во все стороны брызнула вода и осколки стекла. Рустам мешком повалился на бок.
— Бог простит, – спокойно подытожил человек на диване, не меняясь в лице. А затем перевел взгляд на кого-то за спиной Мити: — Павлик, скажи Михал Иванычу, чтобы Рустамчика повоспитывал и перевел в наружку. Чтоб больше я его внутри здания не видел.
Митя, опомнившись, торопливо поднял авторучку и поставил подписи всюду, где была галочка. Все его данные, включая паспортные, уже оказались пропечатаны на листах.
Громила стоявший справа, вынул папку из его рук.
