Фред Стюарт - Век
Он молча пожал руки всем Эллиотам одному за другим.
От Люсиль он едва смог отвести взгляд.
Той первой в Америке ночью, ложась в постель, Витторио почувствовал на ногах что-то склизкое. Выпрыгнув из постели, он взял лампу и взглянул на простыни.
Это был «подарок» Родни Эллиота — куча холодных вонючих спагетти и фрикаделек.
Глава 4
Под немилосердными лучами средиземноморского солнца, обжигавшими потную спину, Франко Спада уже в тысячный раз поднял молот и ударил им по скале, превращая ее в булыжники для полотна новой железной дороги, которая должна была связать Рим и Неаполь. Собственно, островок Сан-Стефано и представлял из себя одну огромную скалу, которую последние тридцать лет медленно дробили узники тюрьмы под присмотром сотни вооруженных винтовками охранников. Не более шести километров в диаметре, эта скала выступала из лазурных вод Тирренского моря в пятнадцати километрах от города Гаэта. В четырнадцатом столетии рыцари Мальтийского ордена возвели на ней мрачную каменную крепость, которую пятьсот лет спустя короли обеих Сицилий Бурбоны, построив несколько домиков для охраны неподалеку от крепостных стен, превратили в тюрьму — зримое воплощение их испанской жестокости. Тюрьма и домики охранников были единственными строениями на острове. В девяноста девяти камерах, каждая площадью шестнадцать на шестнадцать футов, вмещавших по восемь заключенных, не было окон, только отверстие размером фут на фут в потолке на высоте десяти футов, через которое внутрь попадал не только теплый воздух, но и дождь. Размещение узников в камерах не зависело от характера их преступлений: убийцы, воры и насильники соседствовали здесь с анархистами, социалистами и другими политическими заключенными. Более того, все заключенные были постоянно, день и ночь, скованы попарно ножными цепями, причем кандалы снимали только на время наказания одного из них. Это дьявольское изобретение было последней стадией садизма. Вместе могли сковать университетского профессора, имевшего глупость безрассудно бороться против местных властей, и убийцу. Таким парам приходилось сосуществовать годами, иногда это кончалось дружбой, иногда физической близостью, но чаще всего — ненавистью и даже убийством. Тюрьма Сан-Стефано была девятым кругом ада, из которого лишь очень немногие возвращались, не потеряв ни здоровья, ни рассудка.
Франко относительно повезло. Прибыв на остров в июле, он оказался скованным с еще одним новичком, Филлипо Пьери, двадцатишестилетним сыном известного во Флоренции врача. В Болонском университете этот юноша стал социалистом, но в тюрьму попал не из-за своих политических взглядов, хотя они этому и способствовали. К двадцати пяти годам каторги его приговорили за пьяную драку с сокурсником Антонио Бьянки, пристававшим к любимой девушке Филлипо по имени Нелда. Во время драки Антонио ударился головой о печку и, не прошло и часа, умер. Поскольку Антонио был сыном известного предпринимателя, дело получило большую огласку, и обвинение не преминуло подчеркнуть социалистические пристрастия Филлипо. Только тот факт, что он был сыном уважаемого врача, спас юношу от пожизненного заключения.
Скованные вместе двадцать четыре часа в сутки, оба осужденные за насильственные преступления и ожесточившиеся в своем несчастье, молодые люди вскоре преодолели разделявшую их социальную пропасть и попытались приспособиться к новым условиям. Их поместили в камеру номер 43, где сидели еще шестеро: грабитель банков, растратчик, который задушил десятилетнюю девочку и надругался над ней, уроженец Милана, специализировавшийся на обмане легковерных вдов, и венецианец-фальшивомонетчик, оказавшийся, к несчастью для себя, не слишком искусным гравером. Филлипо подсчитал, что общий срок заключения их пестрой компании составлял двести восемнадцать лет, если считать два пожизненных приговора, Франко и детоубийцы Джованни Ферми, по пятьдесят лет каждый.
Заключенные спали на полу на соломенных тюфяках. Уборной им служила дыра в полу над канализационной трубой. Раз в неделю им разрешали помыться, раз в два года выдавали новую робу. Они дышали спертым зловонным воздухом, питались жидкой овсяной кашей и червивыми макаронами и работали в каменоломне по девять часов в день шесть раз в неделю.
Королевская комиссия, наблюдавшая за положением в тюрьмах, в докладе от 1877 года назвала тюрьму Сан-Стефано «строгой, но надежной».
— Спада! — позвал Туллио Сеттембрини, один из охранников, подходя к Франко в четыре часа пополудни. Франко прекратил работу и посмотрел на Жирного Туллио со смешанным выражением уважения и ненависти, которое, как он быстро усвоил, лучше всего подходило к общению с тюремщиками в серой форме. Уважение льстило их самолюбию — без этого было нельзя, а ненависть напоминала, что перед ними не слабак. Если заключенного начинали считать слабаком, то его жизнь превращалась в сущий ад. Франко — Жирный Туллио знал это — был не из слабаков. Сила его духа не уступала силе его мускулистого тела, совсем почерневшего на августовском солнце.
— Спада, тебя хочет видеть капитан.
— Зачем?
— Он сам тебе расскажет. Пошли. Ты тоже, Пьери.
Франко и Филлипо положили свои молоты и последовали за Жирным Туллио. Двухфутовая цепь, соединявшая левую лодыжку Франко с правой лодыжкой Филлипо, не позволяла им идти нормальным шагом: приходилось одновременно делать шаг вперед одному левой ногой, а другому правой. Такой способ передвижения узники прозвали «сан-стефанской иноходью». Франко и Филлипо подошли к стоявшим в ряд запряженным лошадьми черным фургонам, которые ежедневно в восемь утра привозили узников в каменоломню и в пять вечера увозили обратно в тюрьму.
— Забирайтесь, — сказал Жирный Туллио, указывая на первый фургон.
Они исполнили приказание и уселись рядом на дощатые скамьи. Железная дверь с лязгом захлопнулась, и фургон затрясся по дороге.
— Как ты думаешь, что ему нужно? — спросил Филлипо, худой, заросший кустистой бородой парень со светлыми волосами и близорукими водянистыми глазами.
— Кто знает? — пожал плечами Франко. — По крайней мере нам удалось пораньше выбраться из каменоломни.
Поездка через остров заняла полчаса, и за все это время узники больше не проронили ни слова — не только от усталости после восьми часов работы в каменоломне, но и потому, что говорить было не о чем. За четыре недели существования скованными одной цепью они уже рассказали друг другу свои истории, излили горечь и разочарование, помечтали о женщинах и побеге, пожаловались на еду и скотские условия жизни, не раз втихомолку проклинали охрану — короче, сделали то же, что и все новички. Но по мере того, как в сознании Франко и Филлипо утверждалась мысль, что на острове им придется провести много-много лет, молодых людей охватывало оцепенение. Четыре недели показались им вечностью. Чем же покажется год? Пять лет? Двадцать? Эта ужасная мысль приводила их в отчаяние, поэтому говорить не хотелось.
Жирный Туллио отпер дверцу фургона, и двое узников спустились на вымощенный булыжниками тюремный двор.
— Сюда.
Туллио указал на дверь, за которой находился кабинет коменданта тюрьмы капитана Гаэтано Замбелли, и узники, прихрамывая, направились к ней. Охранник последовал за ними. Подойдя к двери, он постучал.
— Войдите.
Жирный Туллио открыл железную дверь, и Франко с Филлипо вошли в светлый и просторный, сверкавший чистотой кабинет коменданта. На беленых, без единого пятнышка стенах висели огромные портреты королевской четы. Королева Маргерита была изображена с царственной улыбкой на устах, ее длинная шея утопала в усыпанном бриллиантами и жемчугами воротнике. Подоконник забранного железными прутьями окна украшали глиняные горшки с розовой геранью. За довольно простым столом сидел сам капитан Замбелли, уроженец Неаполя, с необыкновенно длинным лицом, вислыми черными усами и ухоженными артистическими руками. Глаза капитана невероятно печальным выражением напоминали щенячьи. Заключенные прозвали его «Печальной дамой», потому что каждый раз, назначая жесточайшие наказания за самые легкие проступки, капитан выглядел так, будто готов разрыдаться. Над ним смеялись, но не добродушно, а с ненавистью. Одним из любимейших развлечений обитателей тюрьмы была игра «Как убить Замбелли самым мучительным способом».
— Ах, Спада, — сказал со вздохом комендант, вытирая длинный нос платочком, — тебе посылка.
Он указал на большую коробку, стоявшую на столе. Франко посмотрел на нее.
— Это от княгини дель Аква, — продолжал комендант. — Какие у тебя интересные друзья!
Печальные глаза взглянули на двух грязных полуобнаженных заключенных.
— Конечно, как того требуют тюремные правила, мне пришлось прочесть письмо и осмотреть содержание посылки.
