Тадеуш Конвицкий - Хроника любовных происшествий
– Вы уже говорили об ошибке. Я, между прочим, идеальный медиум. Ей-ей, не бывает дыма без огня. Как по-вашему?
– Я плохо себя чувствовал и отпросился с двух последних уроков.
– Так почему же я очутилась на Замковой горе? Раньше я никогда сюда не ходила.
– Я, собственно, тоже не хожу.
– Сами видите, что это все-таки странно.
– Да, странно.
Девушка вытянула ноги в шелковых чулках, носить которые строго запрещалось в средних учебных заведениях.
– Можно мне посидеть минуточку с вами, уж очень запарилась?
– Разумеется, с удовольствием, – проговорил Витек, не глядя в ее сторону.
– Так вы действительно не замечали меня полтора года?
– Я очень загружен, страшно много работаю, собираюсь изучать медицину.
– Вот как, мой отец тоже врач.
– А что изучает кузен? – спросил Витек и затаил дыхание. Не глядя на Алину, он чувствовал, что девушка к нему внимательно присматривается.
– Юриспруденцию, – ответила она наконец. – Изучал, а теперь прервал занятия.
– Прервал занятия?
– Романтическая трагедия. Любовная.
Стайка воробьев спикировала на дорожку. Разгорелась потасовка из-за остатков хлеба, раскрошенного детьми.
– Ведь я эгоцентрик, люблю только себя, – зашептал Витек.
– Слушаю вас?
– Ничего, ничего, – закашлялся он.
– Не верьте мне. Я вовсе не ощущала никаких флюидов. Попросту сбежала с уроков. Часто это делаю. А учебник взяла с собой на всякий случай. Если бы встретила вас в поезде.
Витек замер. Над северным краем горизонта теснились облака, словно корабли, бросившие якорь на рейде.
– Жалко, – тихо произнес Витек.
– Конечно, жалко. Ведь вы мне очень нравились.
– Я нравился?
– Да, но это было давно. В самом начале. Более года назад.
Витек осторожно покосился в ее сторону. Носком туфли она разбрасывала крупицы щебня. Витек увидал ее профиль, слегка прикрытый волосами, и не мог решить, красивый это профиль или так себе.
– Жалко, – повторил.
– Ах, не о чем жалеть. Я настоящее чудовище. Эгоистичное, самовлюбленное.
– Точь-в-точь как я.
– Не может быть…
– Даю слово.
– Любопытно. Мы бы наверняка замучили друг друга.
– К счастью, это уже в прошлом.
– Почему в прошлом?
– Вы сами сказали.
– Сказала, чтобы досадить.
– Правда?
– Разумеется. Досаждать – это моя специальность.
Неподалеку, на горе Трех крестов сновали солдаты. В тени огромных каменных крестов, вырастающих из общего постамента, стояли три пушки со стволами, нацеленными в небосвод. Белые кресты отражали ослепительное весеннее солнце, и поэтому могло показаться, что они горят прозрачным, незримым огнем.
– Где вы потеряли свою книжку? – вдруг спросила Алина.
Витек окаменел. Не глядя на нее, принялся выковыривать ярко-зеленый мох из сердец, вырезанных влюбленными на спинке скамьи.
– А где вы ее нашли?
– Нигде не нашла. Пес притащил утром, когда шла на станцию.
– Вчера я бродил вдоль железной дороги, в лесу, у реки.
– Странный лес, не правда ли? Там постоянно встречаются какие-то незнакомые люди, неведомо откуда туда попавшие.
– Да, странный лес. Я полагаю, что он тянется до Берингова моря, а может, до Аляски и еще дальше.
Девушка вдруг закашлялась, прикрывая рот снятым с головы беретом.
– Очень дует, может, спустимся в город? – спросила она.
– Хорошо, спустимся, только бы нас не накрыл кто-нибудь из гимназии.
– Не накроет. Я везучая, – сказала Алина убежденно.
Они встали и неторопливо направились по гравию аллеи туда, где приглушенным голосом урчал внизу город.
– Хорошо быть везучим, – сказал Витек, украдкой прикидывая на глазок рост спутницы. С удовлетворением отметил, что он выше почти на голову.
– И хорошо и плохо.
– Почему плохо?
Ока взглянула на него снизу вверх с внезапной серьезностью.
– За это приходится расплачиваться.
– А как вы думаете расплачиваться?
Как? – Она поправила прядь волос, которая щекотала ей щеку. – Заплачу однажды, и дорогой ценой. Попросту смертью.
– Все хотят умереть молодыми. Теперь такая мода.
– Вы тоже?
– Вообще-то хочу, но не могу, надо еще уладить кое-какие дела.
Они шли по парку, называемому Телятником. Здесь сидело на скамьях множество народу. Кухарки с солдатами в увольнении, экскурсия школьников из провинции, пожилые дамы, несколько безработных, железнодорожник с сундучком и господин в черном, лицо которого Витеку показалось знакомым. Он оглянулся и смотрел на этот лик, обтянутый кожей, словно более благородный, нежели у обыкновенных людей. Когда господин вскинул голову, под шляпой как будто мелькнула фиолетовая полоска.
– Знаете, я подслушал, что люди говорят нам вслед.
– Ну, это любопытно, – произнесла Алина без всякого любопытства.
– Одна старушка сказала другой: взгляни, какая прекрасная пара.
– Это о нас?
– О нас.
– Все это не имеет смысла, – вздохнула девушка.
– Все имеет смысл. По крайней мере в данный момент, – возразил Витек и поспешно добавил: – Пока мы молоды.
– Вы видели человека, которого задавил поезд.
– Да, я как раз возвращался с пасхальных каникул.
– Как вы думаете, почему он бросился под поезд?
– Почему бросился? Может, просто попал?
Алина недоверчиво покачала головой. Ее брови тянулись к вискам изящными, трагическими штрихами. А в розоватом оттенке губ было что-то от цветущего вереска.
– Боже, как она хороша, – прошептал он про себя с непонятным ужасом. – К счастью, я холоден, расчетлив, начисто лишен сентиментальности.
– Вы снова сказали: я холоден, расчетлив.
Витек вздрогнул и остолбенел посреди тротуара.
– Помилуйте, ничего я не говорил. Просто подумал, что здесь, внизу, становится жарко.
– Я прочла это по движениям губ. Будьте при мне осторожнее.
– Хорошо, учту.
Они стояли в самом начале Замковой улицы со множеством маленьких дешевых киношек, в которых демонстрировались фильмы ужасов и научно-фантастические картины. В витринах за проволочной сеткой пугали прохожих фотографии, приколотые кнопками. Стайки еврейских ребятишек бегали наперегонки по проходным дворам, которые вели к университетскому кварталу.
– Я все-таки думаю, что он бросился под поезд, – вдруг сказала Алина.
Он молча смотрел на девушку, которая стояла, придерживая портфелем юбку, раздуваемую ветром.
– И возможно, сделал это без всякого повода. Вас никогда не привлекала смерть?
– Пожалуй, пару раз хотелось умереть. Только чтобы смерть пришла сама.
– Это не то. Совсем не то, – медленно проговорила она, глядя поверх его головы.
Витек оглянулся, чтобы узнать, что ее там заинтересовало, но позади него была только стена старого дома с облупленной штукатуркой.
– Ну хорошо, – проговорила она совсем другим голосом. – Может, угостимся мороженым?
Он растерянно ощупал пустой карман.
– Я не очень люблю мороженое.
– Надеюсь, не откажетесь за компанию? Я угощаю.
И Алина припустила бегом по улице Велькой, туда, где была кондитерская «Восточная». Витек бросился вдогонку.
– Мне не надо, спасибо. Я ненавижу мороженое!
– Должны полюбить. У меня куча денег и короткая жизнь впереди.
– Умоляю, я не хочу мороженого!
Но было уже поздно. Алина вбежала в кондитерскую. Сверкнула отражением солнца и синих небес зеркальная дверь, отделанная то ли золотом, то ли бронзой. Витек остановился на краю тротуара, бездумно потирая вспотевшие руки.
– Завтра – конец, – обратился он к своему отражению в стекле витрины. – С завтрашнего дня только учеба, только медицина и холодный расчет. Я силен, у меня железная воля, мне надо сделать карьеру, я стану кем-нибудь, и притом незаурядным.
А она уже спешила назад, неся мороженое в золотистых вафлях.
– Вот видите, готово. Меня тут очень любят. А вы знаете, что меня люди очень любят?
– Извините, я не ем мороженого.
– Не валяйте дурака. Оно течет у меня по рукам.
– Ни за что на свете.
– Тогда я запущу в вас этим мороженым.
Она насильно всунула ему в опущенную руку шершавые вафли, по которым уже стекали восхитительно ароматные капли. Он неловко поднял руку, с глуповатым видом лизнул шарик, такой холодный, что заныли зубы.
Потом они стояли в тенистом уголке возле костела святого Казимежа. Толстые, изъеденные лишаями стены словно бы подрагивали, поглощая звуки органа. Побирушка, лежавший на паперти, бесстыдно заголялся, подставляя солнцу свое отталкивающее уродство.
Они торопливо уплетали мороженое, глядя друг другу в глаза.
– Вот видите, пожалуй, жизнь все-таки не такая уж плохая вещь.
Алина оперлась спиной о стену, зажав в ногах портфель.
– Возможно, и не такая плохая. Я легко меняю мнения. Вы должны об этом помнить.
– Буду помнить. – Витек приблизился к ней на шаг.
Алина смотрела ему в глаза, не моргая. Медленно подняла руку и принялась ощипывать засохший побег дикого винограда на стене. Снова лизнула фисташковый шарик.
