Трейси Шевалье - Падшие ангелы
Они обвязали ветку веревками, и двое садовников, что на дереве, начинают водить по ней взад-вперед двуручной пилой. Они останавливаются, чтобы вытереть пот с лица или вытащить пилу, когда ее заклинивает.
Кто-то из них замечает леди в зеленом платье. Они толкают друг друга в бока, но мистеру Джексону никто ничего не говорит. Когда она наблюдает за людьми на дереве, вид у нее гораздо счастливее, чем когда она была с теми леди. Глаза у нее темные, словно бы подведены углем, а прядки волос немного выбиваются из-под шпилек.
Внезапно раздается треск, и ветка в том месте, где ее пилили, ломается. Леди вскрикивает, и мистер Джексон поворачивается и видит ее. Садовники спускают ветку на веревках и, когда она оказывается на земле, принимаются пилить ее на части.
Мистер Джексон подходит к леди. Лицо у него красное, словно это он пилил ветку все это время, а не указывал другим, что и как нужно делать.
— Извините, миссис Коулман, я вас не заметил. Давно вы здесь стоите?
— Достаточно давно, чтобы услышать, как ветку сравнивают с женщиной.
Мистер Джексон кашляет, словно у него пиво попало не в то горло.
Миссис Коулман смеется.
— Да ничего, — говорит она. — Вообще-то это было как глоток свежего воздуха.
Мистер Джексон, кажется, не знает, что ей ответить. К счастью для него, один из садовников кричит сверху:
— Еще ветки тут срезать, хозяин?
— Нет, отнесите эту к костру, а здесь больше ничего не надо.
— Вы здесь жжете костры? — спрашивает миссис К.
— Да, по ночам — сжигаем ветки, листья и прочий мусор. Чем могу быть вам полезен, мадам?
— Хотела поблагодарить вас за то, что вы просветили мою свекровь относительно кремации, — говорит она. — Это было очень познавательно, хотя ее, думаю, такие прямые ответы застали врасплох.
— Тем, кто придерживается твердых убеждений, и отвечать нужно твердо.
— Кого вы цитируете?
— Себя.
— Правда?
Они молчат какое-то время. Затем она продолжает:
— Думаю, мне бы хотелось быть кремированной, потому что теперь я знаю — это ничуть не больший вызов Господу, чем обычное погребение.
— Это дело такое, мадам, что, прежде чем что-нибудь решать, все нужно тщательно обдумать и взвесить. Такие решения не принимаются легкомысленно.
— Не знаю, — говорит она. — Иногда мне кажется, делай я что-нибудь, не делай или надумай кто-нибудь сделать что-то после моей смерти со мной, это не имеет ровно никакого значений.
Он глядит на нее, потрясенный, словно она сказала что-то кощунственное. Потом прибегает один из сторожей и говорит:
— Хозяин, тут процессия Андерсонов, они уже у Суэйнс-лейн.
— Уже? — переспрашивает мистер Джексон. Он вытаскивает часы из кармана и говорит: — Черт, они слишком рано. Пошли мальчика к могиле, пусть скажет могильщикам, чтобы были готовы. Я приду через минуту.
— Хорошо, хозяин, — говорит сторож и припускает по дорожке.
— Тут всегда такая суета? — спрашивает миссис К. — Такая бурная деятельность не способствует тихому созерцанию. Хотя, думаю, на участке раскольников поспокойнее.
— Кладбище — это бизнес, как и любой другой, — говорит мистер Джексон. — Люди склонны забывать об этом. Сегодня еще довольно спокойно — похорон мало. Но боюсь, мы не можем гарантировать мир и покой, разве что по воскресеньям. Что поделаешь — невозможно предсказать, когда человек отправится в мир иной. Мы должны быть готовы к быстрым действиям — ничто не планируется заранее. Как-то раз тут было двадцать похорон в один день. А бывают дни — ни одного покойника. Простите, мадам, вы еще что-то хотели? К сожалению, мне нужно идти.
— Ну, теперь это кажется таким тривиальным по сравнению со всем этим. — Она делает круговое движение рукой. Нужно спросить у нашего па, что такое «тривиальный».
— Нет, у нас тут ничего тривиального не бывает. Так что у вас за проблема?
— Это по поводу нашей могилы. Туда заполз плющ с соседнего участка. И хоть я считаю, что мы сами могли бы его обрезать, моя свекровь очень расстроилась — она полагает, что кладбище должно предъявить претензии владельцам этой соседней могилы.
Теперь я понимаю, что такое «тривиальный».
Мистер Джексон улыбается той улыбкой, которая появляется на его лице лишь в разговорах с посетителями, — словно у него боль в спине, но он пытается это скрыть. У миссис К. смущенный вид.
— Я немедленно пошлю кого-нибудь, чтобы его срезали, — говорит он. — И поговорю с владельцами той могилы. — Он оглядывается, словно ищет мальчика, которому можно было бы отдать распоряжение, а потому я выхожу из-за камня, за которым стоял. Это рискованно, потому как я знаю — он все еще зол на меня из-за того, что я болтался с Лайви и Айви Мей вместо того, чтобы работать. Но я хочу, чтобы меня увидела миссис К.
— Разрешите мне, сэр, — говорю я.
Мистер Джексон смотрит на меня с удивленным видом.
— Саймон, ты что здесь делаешь? Ты что — докучал миссис Коулман?
— Я не знаю, что такое «докучал», сэр, но я ничего такого не делал. Я просто предлагаю срезать этот плющ.
Мистер Джексон собирается что-то сказать, но миссис К. опережает его.
— Спасибо, Саймон. Это будет очень мило с твоей стороны. — Она улыбается.
Еще ни одна леди не говорила со мной так по-доброму и не улыбалась мне. Пялясь на ее улыбку, я не могу пошевелиться.
— Иди, мальчик, иди, — тихим голосом говорит мистер Джексон.
Я улыбаюсь ей в ответ, а потом иду.
Январь 1905
Дженни Уитби
Вот уж, право слово, досада так досада. У нас с ним все шло как по маслу. Все были счастливы — хозяйка, девочки, он и я. (Я, как всегда, в конце списка.) Где-то раз в неделю я отвожу девочек на холм. Получаю то, что надо мне, они — то, что надо им, а хозяйке и делать ничего не требуется, сиди себе дома да читай.
Но тут ей взбрело в голову самой водить девочек на кладбище. Летом она стала шастать туда по два, а то и по три раза на неделю. Девочки были в раю, а я — я погрузилась в ад.
Потом она прекратила туда ходить и опять стала посылать меня, и я подумала: «Ну слава богу». Но вот теперь зима, девочки особо никуда не выходят, а если и выходят, то хозяйка опять хочет выводить их сама. Иногда она их тащит, даже когда те особо и не хотят. На улице холодно, а там столько камня. Им приходится бегать, чтобы не замерзнуть. Что до меня, то я-то уж знаю, как там согреться.
Один или два раза мне удалось убедить хозяйку, что я должна сходить вместо нее. А в остальное время мне приходится ускользать из дома незаметно во второй половине дня. По вечерам его там не бывает. У садовника рабочий день короче, чем у горничной, — мне нравится ему об этом напоминать.
— А платят нам в два раза больше, — сказал он. — Потому что собачья работа. Разве нет?
Я спросила у него, что такое с хозяйкой — она-то что забыла на кладбище.
— Может, то же, что и ты, — сказал он.
— Да ладно! — Я расхохоталась. — И к кому же ей там ходить? Неужто к могильщику какому?
— Уж скорее к хозяину, — сказал он.
Я снова расхохоталась, но он говорил серьезно — сказал, что тут их все видят вместе, как они беседуют у раскольников.
— Только беседуют?
— Ага, прям как мы с тобой, — сказал он. — Вот и теперича мы с тобой что-то забеседовались. Так что давай-ка закрывай рот и раздвигай ноги.
Вот нахал.
Октябрь 1905
Гертруда Уотерхаус
Как мне нравится готовиться к приемам. Я всегда устраиваю их в передней гостиной, беру чайный сервиз с розочками, а Элизабет печет какой-нибудь торт; на этой неделе — лимонный.
Альберт иногда спрашивает, почему бы нам не использовать переднюю гостиную как столовую, вместо того чтобы есть в дальней комнате, где становится тесновато, когда раздвигается стол. Вообще-то, Альберт в большинстве случаев прав, но, когда дело касается ведения домашнего хозяйства, тут я стою на своем. Мне нравится, что у нас есть «лучшая» комната, специально для гостей, даже если пользоваться ею всего раз или два в неделю. Поэтому я настояла, чтобы оставить комнаты как есть, хотя, должна признать, раскладывать стол три раза в день не очень удобно.
Все это очень глупо, и я бы никогда не призналась Альберту в этом, но главная причина, по которой я предпочитаю устраивать приемы в передней гостиной, заключается в том, что она не просматривается из дома Коулманов. Это правда очень глупо еще по одной причине: по словам Лайви, которая несколько раз бывала у них на приемах с Мод (я туда, конечно же, ни ногой), Китти Коулман принимает гостей в своей дневной гостиной, которая расположена в другом конце дома и выходит окнами вовсе не на наше жилище, а на улицу. Но даже если бы она выходила на эту сторону, вряд ли у Китти Коулман нашлось бы время выглядывать в окно, чтобы смотреть на нас. И все же мне бы не хотелось ощущать, что она где-то у меня за спиной, оценивает, что я делаю и как. Это бы меня нервировало и мешало заниматься гостями.