Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме, или Страшная история со счастливым концом
– Придурков, – вставил Юра.
– Можно сказать и так, – улыбнулся Данилов. – А для тех, кто немного расшатал свои нервы, существуют психотерапевтические отделения.
– Типа санатория… – снова перебил Юра.
– Какой тут может быть санаторий, когда мужики отдельно от женщин! – возмутился Миша.
– А ты, я погляжу, ходок! – Юра оскалился и погрозил ему пальцем. – Ничего, это скоро пройдет. Завянет твой стручок от таблеток…
– Что – правда? – Миша обвел собеседников растерянным взглядом.
– Это временно, – утешил его Данилов. – Я тебе как доктор говорю: как перестанешь таблетки пить, все вернется в норму…
– Кроме головы, – рассмеялся Юра. – Голова уже никогда в норму не вернется, потому что никакой такой нормы не существует.
– Слушай, Юр, – не выдержал Данилов, – ты что – готовишься стать психиатром? Отделениями заинтересовался, про нормы какую-то пургу несешь…
– Да какой из меня психиатр, – Юра скрестил ноги и уперся руками в колени, – просто такой уж я – люблю вникать в мелочи.
– Тогда вникай дальше, – разрешил Данилов. – Есть еще отделения для пожилых людей со старческим маразмом, тоже мужские и женские…
– Женских должно быть больше, – рассудительно сказал Миша. – Мужики раньше мрут.
– Возможно, – согласился Данилов. – Есть еще отделения для принудительного лечения, детские, отдельно могут быть подростковые. Ну и все сопутствующее, что положено – приемное отделение, реанимационное, рентген, ультразвук, лаборатория…
– Одним словом – клиника, – заключил Юра и на вопросительный взгляд Данилова объяснил: – Большая контора, значит. Не поликлиника, а клиника!
– На самом деле слово «клиническая» в названии больницы указывает лишь на то, что в ней базируется какая-нибудь институтская кафедра или несколько кафедр.
– А я-то думал, что поликлиника это типа полуклиника, только букву «у» заменили, чтобы людям не обидно было, – признался Юра. – А клиника – это уже при всех делах с наворотами. Теперь буду знать.
– Знай, – разрешил Данилов. – Как прогулки разрешат, пойдем на экскурсию…
– В женское отделение, – улыбнулся Миша.
– Нет, кто о чем, а он все о бабах! – воскликнул Юра, от избытка чувств хлопая себя ладонями по коленям. – Ну ты точно ходок, Михаил Батькович! Недаром тебя школьницы соблазняли, нутром чувствовали – этот как заправит, так глаза на лоб полезут!
Миша отреагировал так быстро и неожиданно, что Данилов не понял, когда он успел перебраться со своей койки на Юрину, опрокинуть Юру на спину, прижать для верности коленом и начать душить обеими руками, сопровождая свои действия протяжным:
– Убью-у-у-у, сво-о-олочь!
Юра, не ожидавший нападения, пучил глаза, резко выделявшиеся своей белизной на фоне побагровевшего лица, хрипел и обеими руками пытался оттолкнуть душителя.
Данилов вскочил на ноги, метнулся к Мише и попытался оттащить его от Юры. Черта с два – с таким же успехом можно было бы попытаться сдвинуть с места памятник Пушкину. Или Гоголю, или еще чей-то…
Спас Юру прибежавший на шум санитар. В отличие от Данилова, неплохо умевшего драться, но совершенно не умевшего разнимать дерущихся, санитар сноровисто взял в замок правой рукой Мишино горло, а левой вцепился в Мишину левую руку и потянул назад. Теперь пришел черед хрипеть Мише. Он выпустил Юрино горло и попытался вырваться из объятий санитара, но двумя секундами позже уже лежал на полу и вопил, давая понять сидевшему у него на спине противнику, что не следует так сильно выкручивать руку.
Прибежал второй санитар. Вдвоем они вывели стонущего Мишу из палаты.
– Как зафиксируете – шесть кубов диазепама в мышцу! – послышался голос палатного врача.
Отдав распоряжение, Безменцева вошла в палату. Данилов заметил, что она немного возбуждена или, скорее, раздражена. Покрасневшие уши, раздувающиеся крылья носа, неприязненный взгляд.
– Нельзя на консилиуме посидеть спокойно – обязательно что-то случится! – заявила она, назвав «консилиумом» очередную вздрючку в кабинете заведующего. – Что произошло?
– Да ничего, кгм… – Юра натужно прокашлялся, «прочищая» горло. – Сосед чего-то на шутку плохо отреагировал…
– Шутить надо с умом. – Безменцева подошла к стоявшему у своей койки Юре. – Откройте рот… Выше голову… Глотать не больно? Нет? Разденьтесь по пояс…
– Да все нормально, доктор. – Юра попытался улыбнуться, но Безменцева наградила его взглядом, от которого улыбка моментально исчезла. – Все хорошо.
– Я скажу, чтобы вам тоже сделали укол. А пока полежите и больше не шутите, если уж не умеете.
– Хорошо. – Юра оделся и послушно улегся в кровать.
В ожидании обещанного укола он не стал забираться под одеяло.
– А у вас как дела? – Безменцева обернулась к Данилову.
– Нормально, – ответил он. – Только скучно и состояние какое-то сонное.
– Это хорошо, – одобрила Безменцева. – Покой и сон – лучшее лекарство. Лежите, спите, выздоравливайте. Ненужные мысли не беспокоят?
– Нет.
– Вот и славненько. Невропатолог вчера к вам не приходила?
– Нет.
– Значит, сегодня точно придет. Я там еще назначила вам консультацию терапевта. Пусть посмотрит. Да вы сядьте или лягте, мы не на параде, стоять не обязательно.
Данилов сел на кровать.
– А где ваш третий, то есть четвертый? – Безменцева указала рукой на кровать Славы.
– Не знаю, – пожал плечами Данилов. – Скажите, Тамара Александровна, а в чем, собственно, будет заключаться мое лечение? И какие препараты, кстати говоря, я получаю?
– Получаете вы, Владимир Александрович, зипрексу и пиразидол, – ответила Безменцева и не удержалась от колкости, – если, конечно, вам что-то говорят эти названия, ведь вы, насколько мне известно, от психиатрии далеки?
– Далек, – подтвердил Данилов. – Но это не лишает меня права получать информацию о проводимом мне лечении.
– Конечно-конечно! – Безменцева засунула руки в карманы халата, «жест лжеца», отметил в уме Данилов. – Вы вправе интересоваться.
– Вот я и интересуюсь перспективами. – Данилов почувствовал жжение в висках и затылке. – Что вы планируете со мной делать и насколько мне нужно лечиться именно здесь, в стационаре?
– Давайте договоримся так. – Безменцева присела на кровать рядом с Даниловым и посмотрела ему в глаза. – Я не склонна ежедневно обсуждать эту тему. Это раз. Вы будете находиться у нас столько, сколько потребуется. Это два. Здесь вы под присмотром, пусть и под постоянным наблюдением, но все же… Это прежде всего в ваших собственных интересах, поэтому давайте не будем больше насчет того, насколько обосновано ваше пребывание в стационаре. Вы же помните, при каких обстоятельствах вы здесь оказались…
– Честно говоря – помню смутно.
– Но тем не менее… Поэтому давайте будем благоразумны.
Безменцева встала, одернула на себе немного тесноватый халат и спросила:
– Так мы будем благоразумны?
– В рамках допустимого, – ответил Данилов.
– Хотя бы так… Я разговаривала с вашей женой, она тоже считает, что вам лучше некоторое время побыть у нас.
В записке, приложенной к передаче (два пакета пряников и полкило карамелек), Елена написала: «Все страшное позади. У тебя все будет хорошо!» Не «у нас все будет хорошо» и не просто «все будет хорошо», а «у тебя все будет хорошо!». Фраза наводила на размышления, но Данилов предпочел не грузиться раньше времени – сначала надо выйти из больницы, оценить обстановку и только тогда делать выводы.
А если честно, то не хотелось ни выводов, ни оценки обстановки… Хотелось куда-нибудь в лес, чтобы избушка на опушке, при ней банька и никого народу на десять километров вокруг. Ну, может быть, Полянский. Он хоть и зануда, но свой человек, не напрягающий. Зануда, но не морализатор и тем более не ханжа. Короче говоря – человек, приятный во всех отношениях. Кто знает – не улети он отдыхать в Египет, может, и не пришлось бы сейчас валяться на койке в дурдоме.
Доктор Данилов в дурдоме! Охренеть можно! Скажи кому – так ведь не поверят. Нет, некоторые, такие как доктор Лондарь, бывший коллега со «скорой помощи» (поменьше бы таких коллег), поверят сразу, да еще и примутся злорадствовать. Сволочи!
В дверях Безменцева столкнулась со Славиком.
– Где это вы пропадаете? – нахмурилась она.
– В туалете. – Славик потупил взор и слегка покраснел.
– Понос?
– Нет, наоборот… запор.
– Я выпишу вам слабительное. – Безменцева обернулась к Юре. – А вам сейчас сделают укол. Ну, до завтра.
«Странно тут как-то», – подумал Данилов, в представлении которого обход палатного врача был несколько иным. Более доскональным, что ли. С непременным измерением давления, оценкой пульса, выслушивания легких, пальпацией живота… Хотя не исключено, что в психиатрии свои правила – вон Тамара Александровна даже фонендоскоп с собой не таскает, не говоря уже о тонометре. Но как бы то ни было, краткую беседу со Славиком на пороге никак нельзя считать обходом.
