Ингрид Нолль - Почтенные леди, или К черту условности!
Эвальд закончил разговор, спрятал мобильный телефон и с угрюмым выражением лица вернулся на свое место.
— Плохие новости? — спросила Аннелиза.
— Иногда выть хочется. Бернадетта…
— Кто? — воскликнули мы с Аннелизой.
— Мою жену зовут Бернадетта, в честь святой из Лурда. В свое время я был буквально зачарован столь благородным именем.
— Ей все хуже? — с притворным участием поинтересовалась Аннелиза.
— Трудно сказать. Когда речь заходит о Бернадетте, я никогда и ни в чем не уверен. Сколько помню, она всегда жаловалась, правда, ее действительно мучили сильные боли. И похоже, что за это время у нее выработался иммунитет ко многим медикаментам…
Эвальд вскоре замолчал и мрачно уставился в глубину сада.
— Давно дождя не было? — произнес он. — У вашей вишни в середине лета уже желтые листья.
— Это очень старое дерево, — пояснила Аннелиза, — к сожалению, оно свое отжило. Прошлым летом от него отвалилась большая ветка со спелыми ягодами. Изучив место, откуда она отломилась, я увидела, что ствол внутри частью пустой. Хорошо, что тогда Лора еще здесь не жила, потому что под веткой как раз ее любимое местечко.
Я с удивлением посмотрела на подругу. Почему она мне раньше об этом не рассказывала? А если бы отломилась и другая ветвь большого размера и убила бы меня насмерть?
— Да мы сами как старые деревья, — заметил Эвальд, — сгнившие, пустые внутри, по нам давно скучает топор садовника!
— Только не ты! — возразила я.
Лицо его мгновенно прояснилось, и он задушевно произнес:
— И не вы обе тоже!
Мы замолчали и какое-то время наблюдали за дроздом, который свил гнездо на ставне совсем близко от нашего обеденного уголка. Дрозд был занят кормлением птенцов и не обращал на нас внимания.
Зазвонил мой мобильный, и я стрелой понеслась на верхний этаж. Звонил Руди, который не объявлялся с того дня, как мы совершили вылазку в Баден-Баден. Никаких особенных новостей у него не было.
— Сегодня в магазин заходил солдат Первой американской танковой дивизии, — сообщил Руди. — Представь, он искал «Железный крест» времен Второй мировой войны! Я мог бы впарить ему дорогой французский орден Почетного легиона. — Видимо, ни Руди, ни его русские клиенты пока не обнаружили кражу драгоценностей.
С мобильником у уха я подошла к окну, откуда открывался чудесный вид на террасу. Аннелиза положила ладонь на руку Эвальда и что-то говорила ему. Он улыбался и внезапно притянул ее к себе.
Это меня настолько разозлило, что я резко наехала на Руди:
— Ради приличия давно бы мог объявиться, но благодарить ты, похоже, не приучен.
Я сразу опомнилась, но гордость не позволила набрать номер его телефона и извиниться. Я отправилась в спальню и, не успев отдышаться, бросилась к зеркалу. Разве я не привлекательнее моей толстой подруги? Как только мог этот дурень так грубо, неуклюже подъехать к Аннелизе? А почему, собственно, это меня взволновало? Неужели мне хочется, чтобы Эвальд поцеловал меня? Да мне такой Казанова даром не нужен! Взяв пятиминутную передышку и кое-как совладав с эмоциями, я спустилась вниз.
— Руди передал привет, — сказала я.
Оба голубочка состроили такие лица, словно их поймали на плутовстве. Эвальд вскоре попрощался и уехал.
— Вообще-то я думала, что он останется на ужин, — вздохнула Аннелиза, собирая кофейные чашки. — Пока ты находилась наверху, Эвальд изливал мне душу. У него с женой прямо беда!
— Значит, скоро надо ждать супчик из дикого лука, — усмехнулась я.
Аннелиза отнеслась к моим словам серьезно:
— Мужчины в таких делах ведут себя как тряпки, на его месте я бы давно что-нибудь предприняла.
Мое терпение лопнуло.
— Тебе не приходила в голову мысль, что Эвальд наверняка любит своего воробушка? Он специально поселился в отеле, чтобы быть с ней рядом и навещать два раза в день. Можно ли из всего этого сделать вывод, что он хочет от нее избавиться?
— Много ты знаешь, — буркнула Аннелиза.
Иногда лежа в постели, я пытаюсь подвести итог прожитой жизни. Приходится мириться с тем, что с годами я стала более обстоятельной и церемонной. Тем не менее в моем возрасте все равно уже не изменишься, и приходится признать, что совершенной во всех смыслах я так и не стала. Жизнь на пенсии французы называют troisième âge. В этом возрасте еще не чувствуешь себя по-настоящему старым, зато в чем точно не сомневаешься, так это в том, что молодость ушла безвозвратно. Утром спрошу у Аннелизы, чувствует ли она то же самое или замечталась со своей любовью и забыла, что она не тинейджер. Я заметила, что с тех пор, как к нам зачастил ее бывший партнер по урокам танцев, она стала тщательнее подбирать платья. Не исключаю, что Аннелиза начнет худеть, поскольку в последние дни после битвы с пирогом отказывается от ужина.
Вчера мы с Эвальдом обсуждали тему: в течение скольких десятилетий нашей жизнью управляют социальные мотивы, какие мы сами себе не выбираем? У мужчин на первое место выходит профессиональная карьера, которая на деле оборачивается постоянным раздражением, стрессом, рутиной, а то и неудачами, у работающих женщин к карьере добавляется домашнее хозяйство и семейные долги, каждый день требующие все новых и новых сил. И вот наконец мы освобождаемся от бесконечных забот, но используем ли мы дарованное нам время? Из-за того, что наши движения, реакция и мысли постепенно замедляются, практически все свободное время мы бездумно расточаем на мелочные повседневные дела и в итоге опять не успеваем добраться до самой сути — до того, в чем действительно нуждаемся. Кто-то из наших бывших одноклассников нашел для себя новое хобби, кто-то участвует в полезных мероприятиях или в программах милосердия, одна даже взяла к себе и воспитывает осиротевшую внучку, остальные ходят на лекции, в походы, путешествуют. А мы? Я читаю, а Аннелиза поливает свои растения. Разве этого достаточно?
Все в порядке, успокаиваю себя, мы можем делать и делам все, что только заблагорассудится. Многие знакомые завидуют нашей многолетней дружбе и самой идее провести старость вместе. Мы же, как правило, обосновываем наше решение практическими соображениями. Заболей одна из нас или кому-то потребуется помощь иного рода, и тогда не придется в спешке обзванивать родственников. Наши дети всегда заняты и находятся где-то далеко.
У Эвальда тоже двое, и он любит жаловаться на них. Аннелиза задала ему коварный вопрос: почему бы его дочери не взять отпуск и какое-то время не поддержать страдающую мать?
— Дети в пубертатном возрасте с трудом переносят папочек и мамочек, — откровенно ответил Эвальд. — Но во сто крат хуже, когда подросшая молодежь возвращается, чтобы опекать вас. Папа, тебе надо есть больше фруктов! Папа, почему бы тебе не сходить в кино? Папа, твой компьютер — ископаемое, его пора сдать в утиль! И так целый день.
Аннелиза с ним согласилась. Все ее четверо детей были трудными подростками и не слушались добрых советов. Компьютера у нее, к счастью, нет, зато один сын чуть не сдал в лом огромный радиоприемник, другой хочет устроить в подвале сауну, одна из дочерей стремится записать мать на курсы по обращению с мобильным телефоном, другая забила гараж солесодержащей минеральной водой, поскольку все пожилые люди, как она считает, мало пьют. Я не имею привычки клеветать на сына, но хорошо помню, как Кристиан хотел ополовинить нашу мебель. «Утилизация» — словечко, которое мы постоянно слышали от юного поколения, пока жили вместе.
А мы не могли просто так взять и выбросить в мусор полюбившиеся вещи, в окружении которых прожили долгую жизнь. В конце концов мы услышали, что нас самих в восемьдесят лет утилизируют, поскольку к тому моменту мы перестанем соответствовать духу времени.
10
Мне кажется, Аннелиза поступила нечестно. Не посоветовавшись со мной, она сделала Эвальду хорошо продуманное предложение, которое должно было прозвучать как бы невзначай: «Послушай, я тут подумала, если ты собираешься надолго задержаться в Гейдельберге, то можешь пожить у нас. Это экономнее, да и обстановка приятнее».
Эвальд сделал вид, будто озадачен, но я-то знаю, что все это театр, и они за моей спиной давно обо всем договорились.
— Нет, я не могу принять столь щедрое предложение, — ответил он, качая головой. — Но благодарен вам за любезность!
После непродолжительного обмена вежливостями он все-таки согласился, но с одной лишь оговоркой, которую мы должны были принять к сведению:
— Бернадетта будет ревновать. Бог знает, о чем она может подумать, если я не стану появляться в отеле вечером. В идеале надо бы познакомить вас с моей прелестной женушкой, чтобы она собственными глазами убедилась в невинности нашей дружбы.
Зная, в каком состоянии пребывает его жена, я подумала, что в скором времени он захватит ее с собой на послеобеденный кофе. Аннелиза поймала Эвальда на слове и предложила организовать встречу послезавтра, поскольку это удобный день.
