Джон Ирвинг - Мир от Гарпа

Гарпа буквально шатало, ему все еще чудился рык страшного пса и казалось, что огромная слюнявая морда тычется в искромсанное ухо.

Немало лет прошло, прежде чем Гарп понял, к кому относился этот возглас Куши Перси: „Противный!“. Он думал, что она имеет в виду не его, Гарпа, с кровоточащим, разорванным ухом, а своего отца. В самом деле, что могло быть противнее голой, покрытой седеющей растительностью туши, загромождавшей коридор? Так, во всяком случае, казалось Гарпу, потрясенному появлением бывшего доблестного моряка в столь непрезентабельном виде. Голый Стюарт, выставив вперед необъятное пузо, возник со стороны винтовой лестницы и стал быстро приближаться к Гарпу.

Присев на колени, Стюарт Перси с неподдельным интересом вглядывался в замурзанное лицо мальчишки, причем сама рана занимала его меньше всего. Гарп даже хотел было показать этому волосатому великану, где находится его левое ухо. Не обращая внимания на увечье, нанесенное Гарпу его псом, он вперился в блестящие карие глазенки малыша, изучив цвет и разрез которых, он, как видно, убедился в правильности какой-то своей догадки. Поскольку сурово кивнул головой и бросил белобрысой дурехе Мидж: „Япошка“. (Чтобы осознать скрытый смысл этой сцены, Гарпу потребовался не один год.) А тем временем Стьюи продолжал:

— Я достаточно послужил на Тихом океане и не спутаю глаза япошки ни с чьими другими. Я же говорил тебе, что он япошка.

Под этим „он“ Стюарт, надо полагать, разумел отца Гарпа. Дело в том, что одним из любимых развлечений в Стиринге было гадать, кто же все-таки родитель Гарпа. Стюарт Перси, исходя из своего тихоокеанского опыта, утверждал, что маленький Гарп наполовину японец.

„Услыхав незнакомое слово „япошка“, я подумал, что уху моему конец“, — писал Гарп.

— Не вижу смысла звать сюда мать, — заметил Стьюи. — Надо отвести его в больницу. Она там работает и сделает все, как положено.

Что касается Дженни, то, будь ее воля, уж она бы точно сделала все, „как положено“. Осторожными движениями промывая и обрабатывая огрызок маленького уха, она спросила у Мидж:

— Почему бы вам не привести собаку сюда?

— Балдежку? — не поняла та. — Зачем?

— Я бы сделала ему укол.

Мидж рассмеялась.

— Вы хотите сказать, есть такой укол, от которого собаки перестают кусаться?

— Да нет. Приведете сюда — сэкономите на ветеринаре. Я сама его усыплю. Сделаю ему укол и все. Гарантирую, что кусаться он больше не будет.

„Так была объявлена война всему семейству Перси, — писал Гарп. — Мать относилась к этому конфликту как к проявлению классовых противоречий. Позднее она утверждала, что классовая ненависть — вообще источник всех войн. Я же намотал на ус: впредь надо остерегаться пса, как и всего семейства Перси“.

Стюарт Перси направил Дженни Филдз ноту на официальном бланке секретаря школы. Его послание гласило: „Неужели у вас хватит жестокости потребовать, чтобы мы усыпили собаку?“

Дженни ответила ему по телефону:

— Хватит, можете не сомневаться. А если не хотите усыпить, так посадите по крайней мере на цепь.

— Разве можно лишать животных свободы? Зачем тогда их вообще держать дома?

— Если незачем, усыпите.

— Спасибо за совет, все обязательные уколы псу уже сделаны. Это добрейший пес, он без причины никогда ни на кого не бросится.

Гарп по этому поводу впоследствии заметил: „Персик высказался достаточно ясно: его пес учуял мое якобы азиатское происхождение“.

— Что такое нюх? — спросил у матери маленький Гарп. Доктор Пелл штопал ему левое ухо, а Дженни напомнила доктору, что Гарпу совсем недавно сделали противостолбнячный укол.

— Какой еще нюх? — переспросила Дженни.

Из-за причудливой формы уха он потом всю жизнь носил длинные волосы, хоть и считал, что это не его стиль.

— Персик сказал, что у его пса есть нюх.

— Когда он укусил тебя?

— Да. Что такое нюх?

Дженни это прекрасно знала.

— Значит, пес понял, что ты у меня самый-самый вкусный мальчик на свете.

— Я?! — изумился Гарп.

— Ну конечно.

— А как пес об этом узнал?

— Понятия не имею.

— А что такое япошка? — не унимался Гарп.

— Это тоже сказал Персик? — спросила Дженни.

— Он так сказал про мое ухо.

— Ухо? Это значит, что у тебя особенные, замечательные ушки.

Дженни хотела выложить сыну прямо сейчас все, что она думает об этих Перси, но потом отказалась от этой мысли: вдруг Гарп пошел в нее и злость может понадобиться ему позже, в какой-нибудь критический момент. „Приберегу для него этот заряд до той поры, когда он сможет употребить его с пользой“, — сказала себе Дженни. Она предвидела, что все главные сражения впереди.

„Матери был просто необходим противник, — писал Гарп. — Реальный или воображаемый враг подсказывал ей, как себя вести в жизни, как воспитывать сына. Сложилось так, что материнство далось ей неестественным образом. И, думаю, она сомневалась, может ли вообще хоть что-нибудь получиться в силу естественного хода вещей. Она всегда была сдержанна и целеустремленна“.

Когда Гарп был маленький, врагом номер один для Дженни Филдз стал „мир от Стюарта Перси“. Это были годы подготовки Гарпа к „Академии Стиринга“.

Она отпустила Гарпу волосы, чтобы прикрыть изуродованное ухо. Гарп рос красивым мальчиком, что весьма удивляло Дженни, ведь красота не относилась к факторам, определявшим ее отношение к технику-сержанту Гарпу. Будь он Аполлоном, Дженни вряд ли заметила бы это. Но то, что сын ее красив, она быстро заметила, только ростом был маловат, точно сама природа подогнала его по размеру к капсуле башенного стрелка.

На глазах у Дженни выросла шумная ватага ребятни, вытаптывавшей площадки и газоны „Академии“. Взрослея, ребята становились угловатыми и нескладными. Кларенсу дю Гару скоро потребовались очки, которые он вечно разбивал. Несколько лет Дженни лечила его от воспаления уха, а однажды пришлось повозиться со сломанным носом. Тальбот Мейер-Джонс вырос и стал шепелявить, у него постоянно был насморк, а фигура напоминала пузырек, но характер при всем том был славный. Эмили Гамильтон так вымахала, что обо все спотыкалась и задевала руками, и вечно ходила с ободранными локтями и коленками. У нее обозначились грудки, и, глядя на них, Дженни порой жалела, что у нее нет дочери. Братья Айра и Бадди Гроув стали плотными, коренастыми крепышами. Они вечно возились в мастерской под началом отца, и пальцы у них были измазаны и расплющены. Светловолосые, стерильно чистенькие дети семейства Перси тоже подросли, в глазах появился тусклый ледяной блеск: так блестела ледяная корка на мутной речке Стиринг, которая, пробившись сквозь засоленные болота, вливала свои скудные воды в океан.

Гарп еще не ходил в школу, когда Стюарт-младший, которого называли также Стьюи-второй, закончил последний класс. Он дважды приходил к Дженни с растяжением связок, и один раз ей пришлось лечить его от гонореи. Впоследствии ему предстояла Гарвардская школа бизнеса, стафилококковая инфекция и бракоразводный процесс.

Рэндольфа Перси звали Мямликом до самой его смерти, наступившей в возрасте тридцати пяти лет от сердечного приступа (он был прекрасный производитель в духе Толстого Персика и сам успел завести пятерых детей). Окончить „Академию Стиринга“ Мямлик не смог, но его определили в другую школу, где он благополучно получил свой аттестат. Однажды семейный воскресный обед был прерван отчаянным криком Мидж: „Наш Мямлик умер!“. Это прозвище в таком контексте прозвучало столь ужасно, что после смерти Рэндольфа никто больше не звал его Мямликом.

Уильям Перси, Крикунчик Вилли, к чести его будь сказано, стеснялся своей дурацкой клички. Он был тремя годами старше Гарпа, но это не помешало им стать друзьями. Уильям всегда нравился Дженни. Она так и звала его — Уильям. Он часто болел бронхитом, и Дженни приходилось лечить его. Сообщение о его смерти — он погиб на войне[13], только что окончив Йельский университет, — так расстроило Дженни, что она написала Мидж и Персику длинное письмо соболезнования.

Что касается девчонок Перси, то Гарпу суждено было сыграть небольшую роль в девичьих увлечениях Куши, ведь они были одногодки. Бедняжку Бейнбридж, обреченную семейством на прозвище Пушинка, судьба хранила от Гарпа, пока он не вступил в пору своего расцвета.

Дженни пристально наблюдала, как взрослеет эта компания, а вместе с ними и ее Гарп. Когда Гарп пошел в первый класс, Балдеж, это черное чудовище, уже состарился, успокоился, но зубов не растерял, как говорила Дженни. Гарп продолжал держаться от него в стороне, даже когда Балдеж не мог больше угнаться за стайкой мальчишек. Косматый, несуразный, точно громадный колючий куст, Балдеж прятался в темноте у подножия белых колонн, украшавших фасад дома Перси, но и тогда Гарп не спускал с него глаз. Ведь по случайности или по недосмотру какой-нибудь малыш мог подойти к нему слишком близко и пополнить список его жертв. Надо сказать, что Дженни вела счет многочисленным увечьям, причиной которых была собака Перси, но Персик стойко отражал все атаки Дженни Филдз, и состарившийся Балдеж продолжал благополучно здравствовать.