Михаил Елизаров - Мультики
Ольга Викторовна достала сигарету, щелкнула зажигалкой, затем включила вентилятор, и под его мягкий гул холодно спросила, оглядев меня так, точно впервые увидела:
— Фамилия? — Она выдохнула дым и стиснула пальцами блестящую никелем ручку.
— Вам уже сказали, — недовольно поморщился я.
— Есть установленные правила, и не тебе их обсуждать, — строго отрезала Ольга Викторовна. Она схватила какой-то лист. — А чего тут такое написано и зачеркнуто? Пидо… Что за баловство? Это же документ! Как твоя настоящая фамилия?
Меня аж передернуло от злости. Сволочь старлей все-таки не пошутил насчет Пидорова.
— Рымбаев! — чуть ли не крикнул я.
— Имя, отчество?
— Герман Александрович.
Я отвечал, а Ольга Викторовна записывала, то и дело сверяясь с листком из старлейской планшетки. Закончив, Ольга Викторовна прикрепила бумаги к скоросшивателю папки и закрыла картонную обложку. Я перевернуто увидел крупное типографское слово «ДЕЛО», потом свою фамилию и чуть пониже в кавычках — «Мультики».
Ольга Викторовна вынула чистый лист, протянула его мне вместе с ручкой:
— Теперь пиши объяснительную, Рымбаев.
— А что объяснять? — невинно спросил я.
— Как дошел до жизни такой. Про вечер сегодняшний тоже напиши. Только правду. Проявишь сознательность и обо всем честно расскажешь — поставим тебя на учет всего на три месяца. А потом, если на тебя не поступит никаких нареканий, — голос Ольги Викторовны поднялся вверх по бодрой параболе, — снимем с учета, и делу венец! Станешь как и все нормальные советские учащиеся. А врать начнешь, — бодрые интонации свалились в пропасть, — тогда все… Давай посиди, сосредоточься. Я даже выйду, чтобы не отвлекать тебя.
Ольга Викторовна торопливо раздавила окурок и встала из-за стола. Грузным шагом прошла к двери. Я подумал, что ей просто приспичило в туалет, поэтому она сказала, что не хочет мне мешать.
От Бормана и Леща я не раз слышал, что нельзя говорить милиции правду, что отпираться нужно до последнего и ни в чем не признаваться. Я крупно вывел: «Объяснительная». Что писать дальше, я не знал.
Меня отвлекли многочисленные фотографии в деревянных рамках. Они занимали чуть ли не половину торцевой стены. Это были коллективные снимки, какие обычно делают в школах в конце учебного года — заключенные в овал портреты, развешанные в несколько рядов, как бусы: вверху — директор, завуч, преподаватели, нижние ряды — бусины-ученики. Только в этих рамках были люди в милицейской форме, а нижнюю гирлянду составляли перевоспитанные нарушители. Везде имелась надпись: «Детская комната милиции № 7» и стоял соответствующий год. Попадались совсем старые, пожелтевшие от времени фотографии, с какими-то вымершими довоенными лицами. Самая древняя датировалась двадцать первым, а последняя — семьдесят седьмым годом. Я сразу узнал на ней Ольгу Викторовну — «Данько О.В., старший инспектор». Она была еще на полдюжине фотографий. Я из интереса проследил трудовой путь Ольги Викторовны в обратную сторону: от капитана до младшего лейтенанта — когда она пришла на работу в детскую комнату милиции. Юная Ольга Викторовна в окружении своих коллег улыбалась мне из далекого шестьдесят третьего года.
По-хорошему, для полной исторической картины не хватало по меньшей мере половины снимков, но фотолетопись тем не менее производила впечатление очень подробной. У всей этой избирательности определенно имелся какой-то скрытый принцип.
Я еще раз оглядел фотографии, и меня вдруг осенило. Они все были нечетного года. Мне почему-то стало неприятно. В сердце снова стукнуло какое-то нехорошее волнение, как в момент, когда я увидел, что мне каким-то немыслимым образом подменили машину. Хотя я и сам не осознавал, что именно меня насторожило. Может, потому что шел восемьдесят девятый год — нечетный…
Тревога подстегнула мое вдохновение, я сел за стол и буквально за минуту написал: «После школы я решил погулять по проспекту Ленина. Я шел по улице Доватора. Рядом со мной находилась компания подростков. Это были незнакомые мне ребята. В этот момент из какой-то машины закричали: „Стоять!“ Подростки испугались и побежали. Я тоже испугался и побежал вместе с ними. Из машины вылезли взрослые люди и погнались за нами. Мне было очень страшно, и я продолжал убегать, так как я не понял сразу, что это сотрудники милиции. Когда они догнали меня, я неожиданно увидел, что это милиционеры. Я обещаю, что впредь больше никогда не буду убегать от милиции». Я перечитал написанное, остался доволен, поставил число и подпись.
Через минуту я заскучал и вернулся к фотографиям. Я обратил внимание, что нарушители появлялись лишь единожды и, видимо, перевоспитавшись, навсегда исчезали, зато воспитатели часто всем составом кочевали из снимка в снимок, иногда к ним добавлялись новые лица, а кто-то из прежних уходил — одним словом, все, как в жизни. К примеру, до Ольги Викторовны с пятьдесят девятого по семьдесят первый год старшим инспектором работала некая Вол М.А., а до нее была Шепетько С.Ф. Карьерный рост отражался на фотографиях перемещением с периферии бус к середине, а потом центральная бусина выпадала, и ее место занимало соседнее лицо. Так Шепетько потеснила Суханову Л.Р., затем Вол отставила Шепетько и пребывала на посту старшего инспектора, пока ее место не заняла Ольга Викторовна Данько. В этом тоже отмечалась своя тенденция. В двадцатые и тридцатые годы, и даже в сороковых среди начальства преобладали мужчины, а вот начиная с пятидесятых годов Детскую комнату милиции возглавляли только женщины.
Я перевел взгляд на пожелтевшую вырезку из газеты — ее тоже поместили в рамку под стекло.
Статья называлась «Вернем ребят!»: «В далеком 1921 году на улице Пролетарской в старом одноэтажном особняке впервые появились люди в милицейской форме, педагоги, что говорится, от Бога, настоящие энтузиасты своего дела. Немало повидали эти стены. Сколько искореженных судеб выправили они — не десятки, сотни! Разными бывали подопечные Детской комнаты милиции № 7. Недоверчивые, злые, отчаянные, молчаливые, угрюмые. Всякими были и начала их кривых дорожек. Но ни одного не оставляла Комната, до последнего боролась за каждого подростка, всех выводила на большой светлый путь!
В послевоенные годы приступила к работе фронтовичка Мария Александровна Вол. Пришла на улицу Пролетарскую 3 и отдала двадцать пять лет делу предупреждения детской преступности. Давно повзрослевшие мальчишки с теплом и благодарностью вспоминают женщину в форме с погонами майора. Худощавое лицо, густые брови вразлет, упрямая линия рта, гладкие темные волосы на прямой пробор, и юные, с добрым блеском, карие глаза. Нет, нет, она скорее похожа на учительницу, чем на воспитателя из исправительного учреждения!
„Большинство ребят, оказавшихся у нас, сразу осмысливают трагизм совершенных ими проступков, — говорит Мария Александровна. — В эти минуты душевного пробуждения важно, чтобы воспитатель стал мудрым советчиком, моральной опорой для провинившегося подростка“.
Уже в далекие двадцатые годы при Детской комнате создается реформаторий. Долгое время его возглавлял человек замечательной судьбы, в прошлом беспризорник, а потом Учитель с самой что ни на есть большой буквы — В.Т. Гребенюк. В пятьдесят седьмом году к нему присоединился его ученик, бывший воспитанник реформатория — Р.А. Разумовский, спустя десятилетие сменивший своего наставника на почетном посту заведующего.
Изо дня в день на улице Пролетарской ведется незримый бой за каждого подростка, за будущее, за новую жизнь. Как любит повторять Мария Александровна: „Необходим постоянный контакт с учебными заведениями, профилактическая работа в школах, мероприятия по организации досуга подростков, контроль над неблагополучными семьями“.
Не так-то просто найти этот скромный домишко по улице Пролетарской. Да и саму улицу поди поищи. Что такое? Разве может улица состоять из одного дома?! Оказывается, может! В семидесятом году город решил снести все старые дома на Пролетарской и выстроить новую современную улицу имени героя Великой Отечественной войны Яна Миткелиса. Вот тут-то и проявился характер Марии Александровны Вол. А как же пятьдесят лет героической истории?! Бывшая фронтовичка надела боевые награды и пошла в обком. Убеждала, доказывала, спорила — до хрипоты. После горячих дебатов было принято решение: особняк оставить в качестве архитектурного памятника. Тогда же был найден и выход. Новый высотный дом бережно укутал собой маленький особняк. Как и в прошлые пятьдесят лет Детская комната милиции № 7 находится по адресу Пролетарская 3, и это одновременно и сама улица, и единственный дом на ней, заключенный в девятиэтажную высотку № 49 а на улице имени Яна Миткелиса.
Многое сделано. Недаром после ухода Марии Александровны на заслуженный отдых в семьдесят первом году среди ее коллег осталась поговорка: „Пахать, как Вол“. Педагогическую эстафету переняла ее ученица — старший лейтенант милиции Данько О.В. Но и сейчас Мария Александровна продолжает активно работать и передавать свои навыки молодым сотрудникам правопорядка, проводит семинары-совещания, готовит методические сборники о передовом опыте работы инспекторов Детской комнаты милиции № 7. Как тут не вспомнить слова полковника милиции Коваля Анатолия Георгиевича, возглавляющего областную службу по делам несовершеннолетних: „Всю жизнь посвятили они воспитательной работе, сохранив чудесную способность видеть в малолетнем правонарушителе прежде всего личность. Через годы пронесли пламенную веру в правоту своего благородного дела — возвращение оступившихся ребят!“»
