Колыбельная для брата (сборник) - Крапивин Владислав Петрович
— К Чирку-то заскочишь? — спросил у Кирилла Климов.
Кирилл кивнул. Он всё время помнил о Петьке. Надо забежать и хотя бы у матери спросить, что сказал врач, если к самому Петьке не пустят. Не отправили бы Чирка в больницу… Эта тревожная мысль постоянно царапалась внутри и даже портила радость от первой маленькой победы над шайкой Дыбы.
Но прежде чем ехать к Петьке, нужно было привезти из молочной кухни Антошкин обед.
Дома Кирилл торопливо скинул форму, натянул свой летний наряд и не стал даже обедать. Лишь бы скорее!
На кухне, к счастью, не было очереди. Кирилл получил молочное питание, зажал сумку на багажнике и покатил к дому.
Он выбрал короткий путь — по узкому переулку, поднимавшемуся от площади Жуковского на улицу Мичурина. Это был даже не переулок, а просто дорога между деревянными заборами — кусочек почти деревенской старины, сохранившейся среди больших улиц. Впрочем, не такой уж старины — рядом с дорогой, вдоль канавы, тянулась полоска вполне современного асфальта.
Подъём был крутой. Кирилл соскочил с седла и пошёл по тёплому асфальтовому тротуару, держа велосипед за руль. Было безлюдно, цвели в канаве маленькие ромашки и совсем по-летнему гудел в траве у забора шмель.
До верха было далеко ещё, когда, раздвинув доски в заборе, навстречу Кириллу вышли Дыба и незнакомый парень.
Парень был ростом с Кирилла, но пошире.
Они встали на дороге.
…В колыбельной песне для Антошки были слова про пять минут на решение и пять секунд на бросок. Сейчас пяти минут не было. Пяти секунд — тоже. Была, пожалуй, секунда, чтобы рывком развернуть «Скиф» и прыгнуть в седло. Но в эту секунду Кирилл успел понять и решить многое. Он почувствовал, что, если теперь спасётся бегством, всегда потом придётся бегать и прятаться. Ведь не будешь всю жизнь ходить вшестером. И получится, что они с Дыбой одинаковы: если сильный, то король, а если слабее — поджимай хвост.
И к тому же в «Колыбельной» ни словечка нет о дороге назад.
Кирилл шагнул вперёд.
Дыба заухмылялся.
— Гордый, — сказал он. — Поначалу все гордые…
Его приятель растянул бледные губы. Это, видимо, тоже была улыбка, но какая-то бесцветная. Кирилл увидел тёмные щербатые зубы. Ещё он заметил, что у парня слезятся глаза, а лицо словно припорошено серой пылью. «Насквозь, дурак, прокурен, — машинально подумал Кирилл. — Дыхание, наверное, еле-еле…»
— Поставь машину, поговорим, — небрежно предложил Дыба. — Драпануть всё равно не успеешь.
— Успел бы, если бы хотел, — сказал Кирилл и дёрнул руль, на который Дыба положил лапу. — Не цапай, я потом не отчищу.
Он прислонил велосипед к забору и прислонился сам — рядом с задним колесом.
— Ну, чего надо?
Они стояли в метре от него. Дыбин приятель смотрел равнодушно, а Дыба всё ухмылялся. Он хотел казаться обрадованным, но в ухмылке проскальзывало разочарование: пойманный Кирилл вёл себя не по правилам.
Дыба перестал улыбаться и спросил:
— Тебя, цыплёночек, когда-нибудь били? По-настоящему?
— Это по-бандитски, значит? Как вы Чирка? — прищурившись, произнёс Кирилл.
Дыба снисходительно разъяснил:
— Не, Чирка мы любя, для воспитания. Чтобы слушался. А как по-настоящему, сейчас узнаешь.
Кирилл быстро глянул по сторонам: нет ли прохожих? Было пусто. Он торопливо сказал:
— Если тронете, сволочи, будете через час визжать и слезами умываться.
Дыба опять заухмылялся:
— У-у, где мы будем через час! Тю-тю…
— Далеко не утютюкаете. Не сегодня, так потом…
— Потом — это потом. А сейчас — это сейчас, — рассудительно заметил Дыба и деловито сказал: — Тюля, давай…
Прокуренный Тюля вынул довольно грязный платок и зачем-то начал наматывать на пальцы. Не спеша и аккуратно, будто к работе готовился. Кирилл ощутил внутри противную дрожь. «Ну-ка, не вздрагивай. Знал, на что идёшь», — приказал он себе.
Дыбе и Тюле сказал:
— На психику давите? У меня нервы в порядке.
Он дёрнул на сумке застёжку молнию и выхватил бутылку с молоком. Двухсотграммовую бутылочку с делениями на белом боку, с пушистой ватной пробкой. Жаль Антошкиного обеда, но выхода нет.
— Расшибу о башку, кто первый сунется, — пообещал он и решительно сцепил зубы.
Дыба сделал скучное лицо и нехотя проговорил:
— Да ну его, Тюля, чокнутого. Пошли, а то вон кто-то сюда прётся…
Кирилл попался на удочку. Посмотрел в сторону, и в тот же миг бутылочка, выбитая из руки, разлетелась на асфальте. Дыба довольно заржал.
И тогда, неожиданно даже для себя, Кирилл влепил ему хлёсткую оплеуху.
«Глупо, — тут же понял он. — Этим его не свалишь». Однако Дыба стоял, изумлённо приоткрыв рот, и Кирилл развернулся к Тюле. «Ногой его…» Но Тюля увернулся и встретил Кирилла прямым ударом в лицо. Будто граната взорвалась!
Кирилл отлетел на забор. Красные тяжёлые капли начали часто падать на майку. Он не ощутил сильной боли, только голова отяжелела. И страха не было. Но майку вдруг стало жалко до слёз: отец так радовался, когда подарил её… Кирилл вытер ладонью слёзы, локтем кровь с нижней губы и прыгнул к Тюле. Сумел закрыться от кулака и ткнуть костяшками в Тюлины губы. Но вмешался Дыба: тяжёлым толчком швырнул Кирилла в молочную лужу с осколками.
Как на горячие гвозди…
Кирилл не смог подняться сразу. Но они не спешили, они дали ему встать. Он встал и посмотрел себе под ноги. По ногам из порезов бежали тонкие алые струйки и смешивались на асфальте с молоком. С локтя тоже капало. И с подбородка.
— Хватит на первый раз? — спросил Дыба и сплюнул. — Или ещё? Айда, Тюля…
— Боишься, гадина? — тихо сказал Кирилл и посмотрел на Дыбу исподлобья. — А ну, стой.
Он чётко знал, что сейчас сделает. Головой ударит Дыбу в поддых, а когда тот согнётся, он толкнёт его на молчаливого палача Тюлю. Потом рванёт с велосипеда тяжёлый насос и врежет тому и другому по ненавистным рожам! Наотмашь! За всё… За Чирка, за свою боль, за эту бело-розовую лужу на асфальте. За всех, над кем они издевались! За всех, кого они ещё могут обидеть! За Антошку!
Он пригнулся и бросился на Дыбу, но от умелого удара под рёбра опять отлетел к забору и упал в траву у своего «Скифа».
Тюля подскочил и воровато, но сильно ударил ему два раза ботинком в бок. Кирилл приподнялся на локте и хотел вцепиться ему в ногу, но не сумел. Он почти не мог дышать.
И сквозь гудящую боль он вдруг услышал далёкий тонкий голос:
— Кир, держись! Кир, я сейчас!
У Тюли оказалась кошачья реакция: он взлетел на забор и упал с другой стороны. Дыба не был так ловок. Он суетливо зацарапал ногтями по доскам, стараясь нащупать ту, которая отодвигалась. И не мог.
А сверху летел на велосипеде Митька-Маус. Он не тормозил на спуске. Наоборот, он так вертел педали, что коленки его мелькали на солнце, будто зайчики на жёлтых лопастях ветряка. Он вцепился в руль одной рукой, а в другой он, как палицу, поднял схваченный где-то кривой тяжёлый сук. И, как чёрный грозный вымпел, металась у него над плечом оторвавшаяся лямка…
— Кир, я здесь!
Дыба так и не нашёл доску. Он торопливо зашагал вниз, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью. Видимо, ему, как и Тюле, в голову не пришло, что горластый пацанёнок мчится сюда один. Они же не знали, что вчера Кирилл и Митька договорились всегда заступаться друг за друга.
Кирилл опять встал. Глотнул воздух. «Не уйдёт, — подумал он про Дыбу. — Мы на колёсах…»
Он шагнул к велосипеду, однако от колючей неожиданной боли в рёбрах согнулся и прислонился к забору. Боль словно пришила его к доскам. Но через несколько секунд Кирилл сжал её в себе.
Он опять начал медленно выпрямляться.
А Митька был уже совсем рядом и всё кричал:
— Кир, держись! Кир, я сейчас!
1978
Владислав Петрович Крапивин
ТРОЕ С ПЛОЩАДИ КАРРОНАД
Часть первая
НОВЭМБЭР ЧАРЛИ
Урок математики
Здание было старинное. В давние времена, лет сто назад, в нём устроили гимназию, а ещё раньше, до Первой обороны, здесь размещались классы морских юнкеров. Говорят, в этом доме не раз бывали знаменитые адмиралы парусного флота — те, кто похоронен сейчас в белом храме на горе, высоко над синими бухтами.
