Вильям Козлов - Время любить
Шел 1987 год.
Оля Казакова, с распущенными по плечам белокурыми волосами, шагала по Моховой улице. Институт находился всего в десяти минутах ходьбы от дома. Окна зданий блестели: через две недели Первомай. И хотя весна ранняя, погода в Ленинграде в любой момент может измениться — уже было, когда после погожих теплых дней свирепо налетал с Финского залива холодный порывистый ветер, сковывал льдом раструбы водосточных труб, а ночью ударял мороз со снегом. Весна вместе с теплом и солнцем принесла с собой и очередную волну гриппа. Пронеслась эпидемия над городом, подобно метели, и быстро исчезла, на этот раз без тяжелых последствий. Видно, и гриппозным вирусам не под силу противостоять теплу, солнцу.
У дома на улице Чайковского Олю поджидала Ася Цветкова. В отличие от Оли, у нее волосы коротко подстрижены. Под глазами девушки синие круги, лицо осунулось.
— Я думала, ты опять со своим Валерой укатила в Прибалтику, — сказала Оля.
Ася три дня подряд не была в институте. Телефона у нее нет, и Оля решила, что подруга развлекается. Цветкова считалась способной студенткой, часто снималась на «Ленфильме», поэтому на ее пропуски занятий смотрели сквозь пальцы.
— В Прибалтику? — усмехнулась Ася. — Я думаю, мой Валерик скоро укатит куда-нибудь подальше…
— Поссорились, что ли?
— Ты же знаешь, что с Валерой невозможно поссориться, — отозвалась Ася. — Наверное, поэтому я столько времени с ним не могла расстаться.
— А теперь вдруг рассталась? — заглянула в глаза подруге Оля. — И надолго?
Обычно веселая и насмешливая, Ася была нынче тихой и печальной. И светлые глаза покраснели, будто она плакала.
— Расстались… Разлучили нас, Оля! И видно, навсегда.
— Попался? — сообразила наконец Оля. — Арестовали его?
— Пять лет получил Валерик, — ответила подруга. — Оказывается, он и раньше попадался на фарцовке, но, как говорится, отделывался легким испугом, а тут взяли его с поличным.
— Я тебе и раньше говорила, что все это добром не кончится…
— Ну дура я, Олька, дура! — вырвалось у Аси. — Ну почему мне так не везет? У тебя чудесный парень Глеб, а я связалась с уголовником!
— То-то он не слишком убивался, когда его обчистили! — насмешливо заметила Оля.
— Это-то его и сгубило, — вздохнула Ася. — Он решил как можно быстрее восстановить все то, что потерял. Развил бурную деятельность и погорел.
— Я давно заметила, что тебе больше нравятся, как ты говоришь, «крутые ребята», — вздохнула Оля.
Ей было жаль подругу, но, с другой стороны, не могла удержаться, чтобы не упрекнуть ее: ведь сколько раз предостерегала Асю от сомнительных связей! И до Валеры были у нее знакомые деляги…
Подруга посмотрела на нее, усмехнулась:
— Это тебе, Олька, повезло: у тебя отец — писатель, мать — художница, брат — умница… А ты не удивилась, что я тебя ни разу домой к себе не пригласила? Отец мой спился и сгинул, не знаю даже, жив ли он. Мать — торговка, только и думает о барыше да копит на старость… Ты бы посмотрела, что у нас дома. Одни ковры и хрусталь. С детства только и слышу: «Ищи, дочка, богатенького мужика, нынче инженеры да учителя не в моде… Кто умеет деньгу загребать, тот и человек! С таким никогда не пропадешь…» А вон как все повернулось.
— Ты мне никогда про это не рассказывала, — проговорила Оля.
— Хвастать-то было нечем, подружка! — грустно усмехнулась Ася. — Мать — мещанка, в квартире — магазин!
Они уселись на единственную некрашеную скамью в сквере напротив Олиного дома, под черной липой с набухшими почками. Неподалеку от них, на детской площадке, играли мальчик и девочка, они что то строили на песке. Мама в расстегнутом плаще сидела на деревянном раскрашенном слоне и читала газету. Изредка отрываясь от нее, бросала рассеянный взгляд на играющих детей. Стайка воробьев галдела на чугунной ограде.
— Ты понимаешь, Олька, он ведь по сути неплохой парень! — заговорила Ася. — Нежадный, внимательный, может, немного вульгарный, но мне с ним было легко и весело, и он любил меня.
— Носи ему передачи, — сказала Оля.
— А ты жестокая, Ольга! — сбоку посмотрела на нее подруга.
— Я не могу лить слезы по человеку, который занимался такими делами. Он знал, на что шел. Работа была для него прикрытием, а сам делал деньги, как ты говоришь… И на ком? На таких дурочках, как мы с тобой!
— Да разве мы в этом виноваты? — воскликнула Ася. — Не будь таких, как Валера, мы все ходили бы в уродливых платьях, носили бы жуткую обувь! Как ты одета? Пальто — итальянское, сапожки — голландские, свитер — финский… И где ты все это купила? В магазине? Черта с два! А теперь, как и все, будем в очередях стоять за дефицитом или снова искать нужного человека.
— Спекулянта, — вставила Оля.
— Надо сказать, что он с меня не драл за тряпки и обувь по три шкуры, как с других, — поделилась Ася. — Привыкла к нему: когда его забрали, поверишь, места себе не находила! Посмотрела бы ты сейчас на него. Всегда такой модный, прикинутый, а теперь стоит у решетки наголо остриженный, несчастный, бледный…
— Я сейчас заплачу…
Оле не верилось, что Ася переживает всерьез. Не такой она человек, чтобы беды других принимать близко к сердцу. Или она, Оля, действительно плохо знает свою подругу? Такая болтушка, а про мать и отца никогда словом не обмолвилась… И ведь верно, Оля ни разу у нее дома не была. Кажется, лишь раз подруга сказала: дескать, родители разводятся, и дома бывать ей тошно…
— Ты удивляешься, что я нашла в Валерике? — произнесла Ася. — Родственную душу, если хочешь знать. Мы — два сапога пара… У тебя Глеб — способный инженер-конструктор, высокий, симпатичный, любит тебя… Почему же ты не выходишь замуж за него?
— Может быть, и выйду, — неуверенно ответила Оля.
— Может быть… — усмехнулась подруга. — Чего же ты колеблешься? Тебе встретился положительный герой нашего времени. Глеб не опустится до спекуляции тряпками. Выходи за него замуж! Правда, зарплата у него не ахти какая, но разве это имеет для любви какое-либо значение?
— При чем тут зарплата? Я еще в себе самой не разобралась… — сказала Оля.
— Я тоже за Валерика не собиралась выходить замуж, — помолчав, сказала Ася. — Я не уверена, что вообще выйду замуж. Глеб тебе еще не ставил условий?
— Каких? — удивилась Оля. Пожалуй, условия она могла поставить Глебу. Он на все был согласен, лишь бы она вышла за него.
— Дескать, порви с театром, с кино… Ну, не сейчас, понятно, а когда закончишь институт.
— Он мне не будет ставить никаких условий, — твердо ответила Оля.
— Не будь, подружка, наивной! — продолжала Ася. — Это сейчас. А как станешь его женой, начнешь до ночи пропадать в театре, сниматься в кино, ездить на гастроли… Он или заставит тебя, если по настоящему любит, бросить искусство, или тебя бросит. Сколько было таких случаев… Мужчины — собственники и не хотят красивую жену делить ни с кем, даже с искусством.
— Глеб не такой…
— Откуда ты знаешь, какой он будет муж? — возразила Ася. — Одно дело — ухаживать за девушкой, другое — жить годы с женой. Чего надо нормальному мужчине? Домашний очаг, преданная, работящая жена, которая еще будет воспитывать и детей. Кажется, снова пошла мода на двух-трех и больше детишек? Мужчина всеми правдами и неправдами стремится поскорее закабалить жену, приковать цепями к этому самому домашнему очагу! А наша профессия как раз и не позволяет женщине быть покорной мужу-собственнику. Мы жаждем славы, аплодисментов, поклонения…
— Послушаешь тебя, так артистке вообще нельзя выходить замуж!
— Великие актрисы были одинокими, — сказала Ася, — рано или поздно единственной их любовью становился театр.
Воробьи скатились с чугунной ограды, с чириканьем запрыгали серыми комочками по желтому песку, ничуть не боясь детишек. Напротив на третьем этаже распахнулось окно, женщина с белыми обнаженными руками выставила на подоконник глиняный горшок с бледно-лиловыми цветами. Этажом выше на балконе мужчина в синей майке возился с большим аквариумом — то ли чистил его, то ли что-то прилаживал на дно.
— То великие актрисы, — улыбнулась Оля. Слова подруги произвели на нее впечатление.
— Твой брат опять отличился, — сказала Ася. — Вот уж кому повезло с мужем, так это Маше!
— Ты это про что? — спросила Оля.
— Газет не читаешь? — покосилась на нее подруга. — Была маленькая заметка, что Андрей Абросимов под Торжком задержал двух опасных вооруженных преступников. По-моему, его даже чем-то наградили.
Оля ничего про это не слышала, газету тоже не читала. Вообще-то, на Андрея похоже! Вчера был на улице Чайковского, вечером пили чай, брат расспрашивал про Андреевку — Оля с отцом только что вернулись оттуда — и словом не обмолвился про схватку с бандитами. Отец говорил, что Андрею не следовало бы становиться писателем. Одно дело — схватываться в открытую с хулиганами и бандитами, надеясь на свои кулаки, а другое — утвердить себя в литературном мире, где даже самая ожесточенная борьба ведется исподволь, скрытно, с улыбками и лицемерными комплиментами друг другу. Отец предрекал Андрею трудную судьбу. От знакомых москвичей Казаков узнал про ссору Андрея с главным редактором журнала, который вроде бы и не прочь был напечатать его афганскую повесть. Брат не пошел ни на какие уступки. Впрочем, отец и сам всегда поступал так же.
