Эрик Сигал - Исцеляющая любовь
Я утешаюсь мыслью, что девушка моей мечты все еще бродит где-то по земле. Может, в один прекрасный день приплывет на доске для серфинга, в золотистом бикини. Не подумай, что я ее не искал.
Из наших я виделся только с Лансом Мортимером — он приезжал сюда на первый и второй свой медовый месяц. Для третьего случая он почему-то решил избрать Мексику.
Но в любом случае у него все очень хорошо. Нет нужды рассказывать, что анестезия в нашем деле — самое теплое местечко и работает он дня четыре в месяц. А все свободное время посвящает своим проектам на телевидении. Надеюсь, ты с ним общаешься. Намой взгляд, из всего нашего потока он преуспел больше всех.
Еще одно. На днях в здешнем книжном магазине я набрел на твою книжку «Чемпионский характер». Они ее уценили аж до двух баксов. Должен тебе сказать, книга потрясающая! Ты можешь гордиться собой. Меня не было в стране, когда она вышла, поэтому не знаю, какие были отклики, но заслуживает она самых восторженных.
Можешь не сомневаться: когда твоя книга про врачей появится на прилавках, я не стану дожидаться распродажи и вообще закажу ее заранее. Надеюсь, ты меня там не очень распекаешь?
Если занесет на Гавайи, непременно поставь меня в известность. Я тут владею парой отелей, так что тебя примут по высшему разряду. Естественно, за счет заведения!
С наилучшими пожеланиями,
Хэнк.
P. S. Прилагаю фотокопию разворота «Гонолулу адветайзера», посвященного рождению нашего тысячного младенца. Из фотографии все понятно: я — в центре, держу четверых близнецов, а вокруг меня — толпы счастливых мамаш, прижимающих к груди отпрысков, о которых они всю жизнь мечтали.
Я буквально ощущаю себя отцом всех этих детей.
56
Ни одного ребенка врачи не наблюдали так пристально, как маленького Гарри Ливингстона. Его также обследовали, осматривали, изучали, анализировали, проверяли и перепроверяли.
Поскольку было ясно, что им уже никогда не узнать, сколько времени в действительности младенец испытывал нехватку кислорода, то Лора с Барни были вынуждены исходить из худшего. И радость, которую доставлял им ребенок, постоянно сопровождалась тревогой, что вот-вот дадут о себе знать симптомы недоразвития интеллекта. Сегодня. Завтра. На будущей неделе.
Поочередно, раз в месяц, они возили мальчика по врачам, и те воспринимали их озабоченность вполне серьезно. Ибо основания для тревоги у Ливингстонов были.
— До двух лет мы с вами ничего наверняка сказать не сможем…
Так они и наблюдали за своим сыном, всегда готовые среагировать на малейшее отклонение от нормы, малейшее нарушение в его состоянии или развитии.
А тот, казалось, своим младенческим умом понимал, что тревожит его родителей, и при каждой возможности старался рассеять их опасения.
В полтора месяца он уже улыбался. Оба точно помнили, в какой ситуации это произошло. В очередной свой визит к внуку Эстел привезла разноцветную гирлянду погремушек, которая вешается на кроватку.
Лора потрясла игрушкой, чтобы показать ребенку, что каждый элемент имеет не только свой цвет, но и звук. И при звуке красного кубика малыш заулыбался.
Слава богу, вздохнули все, один страх развеян.
Следующая веха будет тогда, когда малыш начнет сидеть (если начнет).
И Гарри научился сидеть, еще не достигнув семимесячного рубежа.
А потом — о чудо! — через какую-то неделю после своего первого дня рождения он сделал пять робких шагов от кресла, где сидел Барни, к Лоре. Настоящий будущий чемпион!
Барни только и мог, что повторять:
— Слава богу, Лора! Слава богу, малыш здоров.
А про себя подумал: «Пока».
И вот однажды вечером, когда они вдвоем купали мальчика, Барни вдруг охватила новая тревога.
— Надеюсь, мы не навредили ему своими чрезмерными страхами?
— Не могу сказать, Барн, — ответила Лора, вынимая свое сокровище из воды и передавая на руки отцу, стоящему с полотенцем наготове. — Надо дождаться, пока ему исполнится хотя бы два года. Какие-то небольшие нарушения еще могут проявиться.
— Спасибо, Кастельяно, большое спасибо, — пробурчал Барни.
— За что? — не поняла Лора.
— За то, что подарила мне еще триста шестьдесят пять бессонных ночей.
Прием у Барни начинался в семь тридцать. Но он регулярно вставал в половине шестого, чтобы спокойно пообщаться с сыном. Насладиться сменой подгузников, кормлением из бутылочки и всеми маленькими заботами, доставлявшими ему удовольствие, о котором он никогда не подозревал.
Стараясь компенсировать недостаток своего присутствия в будни, Барни в выходные не отходил от ребенка. Однако мальчик уже проявлял такую общительность, что иногда предпочитал общество двух соседних малышей, у которых к тому же во дворе имелась песочница. Из поведения Гарри и Лора, и Барни сделали вывод, что ему нужен брат или сестра. И решили уступить.
Конечно, процесс размножения был не лишен приятности. Однако когда семь месяцев упорных попыток не дали результата, Лора отправилась к гинекологу, и тот объявил, что ей необходима операция, после которой она уже не сможет иметь детей.
Таким образом, единственной их отрадой до конца дней оставался маленький Гарри.
В тот вечер, когда Лора узнала свой приговор, они с Барни дали друг другу клятву, что ни за что не станут превращать мальчика в невротика, испытывающего чрезмерную заботу, чрезмерную опеку и несущего чрезмерный груз их завышенных ожиданий.
Хотя они и поклялись не кудахтать над мальчиком и не подвергать его бесконечным осмотрам, они не могли не заметить, что к трем годам Гарри стал каким-то вялым. Он продолжал расти, но в весе не прибавлял.
Однажды во время купания Лора позвала в ванную мужа.
— Пощупай-ка, — сказала она, дотрагиваясь до животика сына.
Барни положил ладонь на то место, что она указала, и малыш тут же вскрикнул:
— Папа, больно!
Барни мгновенно понял, что заподозрила Лора, — печень и селезенка были увеличены. Такое состояние в медицине называется пугающим словом «гепатоспленомегалия».
Ночной кошмар, не раз являвшийся им, стал явью.
Но это было не то, чего они боялись. Это не имело никакого отношения к умственному развитию. Это было нечто совершенно иное.
В шесть часов утра, проведя ночь в бесконечном самобичевании («Не надо было пускать его гулять в дождь!» — «Это я виноват, я слишком его кутаю на ночь»), Барни позвонил Адаму Перри, самому уважаемому педиатру Нью-Йорка.
— Привезите его на обследование. Посмотрим, что там не так, — предложил тот.
За двадцать четыре часа Гарри Ливингстон переместился из песочницы в больничную палату. Налицо были признаки патологии. Но какой? Сестры делали бесконечные анализы крови («Пожалуйста, не надо иголок, тетя!» — хныкал малыш), а если Лора оказывалась недовольна результатом очередного исследования, его немедленно повторяли.
— Это все для того, чтобы ты поправился, солнышко, — пыталась она успокоить мальчика.
— Мне здесь не нравится. Я хочу домой!
На что Барни, исполнявший роль безмолвного свидетеля, сказал:
— Домой мы все хотим.
Врачи установили, что из-за увеличенной селезенки у Гарри анемия и тромбоцитопения, то есть пониженное содержание тромбоцитов в крови. Возникла опасность разрыва селезенки.
Теперь в палату Гарри и обратно непрерывным потоком шли специалисты. Среди них были высокие, низкие, толстые и тонкие. Одно объединяло их — все выходили из палаты, пожимая плечами.
Лора и доктор Перри сломали голову над диагнозом. В конце концов Перри заявил:
— Послушайте, Лора, поскольку вы тоже врач, я могу быть с вами откровенен. Я не знаю, что с ним такое. И не знаю, как это лечить. Одно могу сказать: если это будет прогрессировать…
Барни, как мог, старался не запускать своих самых тяжелых больных, но каждую свободную минуту проводил либо у Гарри, либо в медицинской библиотеке, штудируя книжки по детским болезням.
Каждый день звонил Уоррен и спрашивал, могут ли они с Банни чем-то помочь.
— Да, — отвечал Барни. — Только не обижайся, Уоррен, — пожалуйста, оставь нас в покое, мы сами справимся. — И добавил: — И маме ничего не говори.
Они с Лорой ночевали в клинике. Но это был не сон — спать они были не в состоянии. Казалось, с каждым часом состояние их сына ухудшается. Если уснуть, горестно объявила Лора, это будет означать упустить какой-то час из жизни Гарри. Вернее, не какой-то, а целый час!
И они бодрствовали, изучая кипы бумаг и пытаясь найти что-то общее в отчетах разных специалистов, осматривавших Гарри.
— Должен быть какой-то ключ! — твердил Барни. — Какой-то общий знаменатель.
Лора с отчаянием во взоре повернулась к нему и сказала:
