Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания
— Это — при втором свидании обсудим, товарищ Маршал…
— Да брось ты этих маршалов! — неудовольствием сказал Блюхер. — Их луганский слесарь, он же почему-то «боевой Нарком», выдумал. Ты хоть одну его операцию знаешь? И я не знаю. Не знаю я, кто Царицын тогда отстоял, но знаю, что никак не Клим Ворошилов. Рыхлый он внутри. Интриги плести — это пожалуйста, но чтоб операцию практически без потерь провести — это извините. Здесь комдив Николаев требуется.
Долго он еще ворчал по поводу ни весть откуда появившихся паркетных маршалов, потом сказал:
— Ладно, чёрт с ними. Принимай дивизию, но о моем предложении не забудь. Договорились?
— Договорились, Василий Константинович.
Николаев уехал знакомится со своей Особой дивизией. Дело было привычным, командный состав его полностью устраивал, дисциплина в дивизии тоже. Только начал заниматься сержантским составом, как его внезапно вызвал Блюхер.
— В Москву вызывают, — сказал он. — Вот там я, если ты не против, и поставлю вопрос о твоем переводе под мое крыло.
На этом они тогда и расстались. Маршал Советского Союза, пять раз награжденный орденом Боевого Красного Знамени, был расстрелян без особой судебной волокиты. А через месяц после этого комдив Владимир Николаев был арестован.
Но уничтожение основных военных кадров уже шло на убыль. Сталин учуял рост Гитлеровской угрозы, и решил подстраховаться. Это и спасло Николаева от неминуемого расстрела, и его, лишив всех орденов и званий, сослали в Читинский централ.
Он вошел в камеру со споротыми нашивками и шевронами, с узелком в руке. И к нему сразу же шагнул стройный, подтянутый человек тоже без шевронов и нашивок.
— Комдив Николаев? — радостно сказал он, протягивая руку. — Очень рад, нашего полку прибыло. Старший по камере Рокоссовский Константин Константинович.
В камере их оказалось четверо. В тридцать девятом году Рокоссовского освободили с возвращением ему прежнего воинского звания. Однако на редкость бесстрашный и упрямый Рокоссовский потребовал, чтобы освободили всех, иначе он не покинет камеру. И добился своего.
Константин Константинович взял Николаева начальником Оперативного отдела. Они вместе прошли всю Великую Отечественную войну, Николаев в конце войны получил Героя Советского союза и пулю в сердце от немецкого снайпера в самом конце войны. Отрицание продолжало работать.
Отрицание последнее
Агафья Силантьевна Кузнецова по-прежнему тихо жила на пустыре рядом с селом Хлопово вместе с козочкой, в обнимку с которой и спала, греясь ее теплом и отдавая ей тепло собственное. Научилась делать хрен, продавала его отдыхающим, хватало на хлеб и даже на ржавую селедку. И это было ее вымученным счастьем, и ни о чем ином она и не мечтала.
Только однажды к селу подъехали две черных машины. Из них вышел мужчина в кожаном черном плаще. Что-то спросил, вернулся в машину, которые тут же развернулись, выехали на выгон и остановились перед ее сараем. Из первой вылезли двое, подошли к ней.
— Татьяна Сукожникова?
— Я?.. — и сердце остановилось. — Нет, нет, что вы? Я — Агафья Силантьевна Кузнецова. Вот… Вот справка. Я в психбольнице…
— Справочку доктор Трутнев дал? Сам дал, и сам же признался. Прошу в машину.
— В какую машину? Зачем? За что?…
— За то, что вы убили командира чоновского отряда Леонтия Сукожникова. Верного чекиста и нашего товарища. Всадили в него все пули из маузера. В машину.
— Я… Я…
— Силой вас тащить, что ли?
Обняла Танечка свою козочку, поцеловала в холодный черный носик, и пошла во вторую машину.
Машины развернулись, тронулись, и козочка тут же побежала за ними, вопя на всю округу. И тогда из последней машины высунулся человек и выстрелил ей в голову.
У козочки подогнулись передние ноги, и она рухнула на собственные рожки.
Дернула два раза ногами и — замерла навсегда.
