День между пятницей и воскресеньем - Лейк Ирина
— Я не умею…
— Чего ты не умеешь? — не понял Николай, пытаясь удержать на руках Петеньку, который уже начал рыдать от голода и извивался ужом.
Оказалось, что Тамарочка не умела вообще ничего. То есть совсем. Ни укладывать, ни кормить, ни купать собственного сына, ни стирать его одежду, ни одевать его на прогулку. Все это делала их няня, Людмила Степановна. И да, лимонные пироги и пышные венгерские ватрушки готовила тоже она. Тамарочка не имела никакого представления даже о том, как пожарить яичницу. В генеральском доме всегда было полно прислуги. Николай так сильно любил свою молодую жену, что даже не рассердился.
— Ничего, моя хорошая, ты научишься, — сказал он Тамарочке и только хотел поцеловать ее заплаканное личико, как получил звонкую пощечину. А сразу же после нее свой первый семейный скандал.
Тамарочка не собиралась учиться подобной ерунде. Она была бриллиантом, тщательно ограненным своим папочкой, она должна была сиять, а не месить тесто. Вот что она выкрикивала ему, пока он целовал макушку рыдающего от голода и испуга Петеньки, пытаясь его успокоить. Она выплеснула на него все свои накопившиеся обиды, всю ярость из-за несправедливости, которая с ней приключилась. «Есть женщины для любви, а есть — для работы!» — прокричала она финальным аккордом, и дверь ванной снова захлопнулось. Он почему-то не стал выламывать двери и кричать ей что-то в ответ. Он был согласен, он всегда с ней соглашался. Конечно, она была бриллиантом, и она была для любви. Он и любил ее до бесконечности. И мог только мечтать, чтобы эта любовь стала взаимной.
В этот же вечер к ним переехала жить Людмила Степановна. Николай не возмущался и не роптал по поводу того, что жить в однокомнатной квартире с малышом и его няней молодоженам не слишком удобно, он просто стал работать еще больше, налаживал нужные связи, открывал собственную компанию, выходил на новый уровень, чтобы как можно скорее переехать в квартиру побольше, а потом — еще больше. После большой четырехкомнатной квартиры у них появился и загородный дом. Каждый раз Людмила Степановна переезжала с ними — безмолвный свидетель всей их жизни, тихий добрый ангел. Она готовила вкусную еду, пекла пироги и растила их детей. Через два года после свадьбы родился Витя, а еще через полтора года — Вероника. И Николай был счастлив. Все равно. Несмотря ни на что. Каждое утро и каждый вечер, после скандалов и перед ними, он все равно повторял себе: «Как же я счастлив. У меня есть семья, у меня есть моя жена и мои дети. Я отец. Я муж. У меня есть моя семья. Я очень счастлив».
Николай. Сейчас
Дверь в квартиру была приоткрыта, оттуда доносился смех и музыка — играли на пианино.
— Смотри-ка, мы как раз к романсам подоспели, — подмигнул Леонид и похлопал друга по плечу. Тот только вздохнул. — Слушай, можно, я разуваться не буду? Потом не обуюсь, чертова подагра, — добавил он шепотом уже в прихожей. — Колька, ну кто это мог подумать, что у нас с тобой — и подагра! Откуда? Мы же еще хоть куда, покрепче всей этой молодежи… Иногда сам над собой смеюсь: подагра, стариковская же болезнь, у меня, у молодого… А у тебя как, подагра не мучает? Говорят, соли…
Но Николай его не слушал. Оттягивать экзекуцию не имело смысла, и он, набравшись храбрости, отправился в гостиную, где вокруг старинного инструмента стояли и сидели гости, а Тамарочка музицировала, изогнув спину и периодически встряхивая длинными светлыми волосами. От прежней нежной темноволосой девушки давно не осталось и следа.
Лет в пятьдесят его жена вдруг решила, что ей тридцать шесть. И ни годом больше. С тех пор начались инвестиции Николая в вечную молодость, как называл это Леонид. Тамара и раньше уделяла своей внешности много внимания, но теперь это превратилось в настоящую маниакальную страсть. Она находила самых лучших пластических хирургов, не вылезала из салонов красоты, ездила на какие-то «очищающие и омолаживающие ретриты», и ей было все равно, на каких островах они проводятся. Она наращивала, откачивала, подкачивала, подтягивала, шлифовала. Он платил. Косметолог Тамары успела купить квартиру и регулярно меняла машины — Николай шутил, что она должна молиться на каждую морщинку его жены, потому что на борьбу с любым новым признаком старения неизменно бросались любые средства. Тамарочку не смущало даже то, что после очередной пластики один глаз у нее некоторое время закрывался не полностью, и ей приходилось спать в маске, а днем ходить в темных очках, чтобы не пугать окружающих: ее не смущали осложнения от наркозов и побочные эффекты от процедур и уколов. Она была женщиной для любви. Она была обязана держать целый мир в трепете влюбленности в нее одну — прекрасную и неповторимую. Пленять, восхищать и вдохновлять! А ее муж был обязан платить.
— И-и-и войди в тихий са-ад ты как те-ень! — успела пропеть Тамарочка, и именно в этот момент на пороге появился Николай.
— А вот и хозяин дома! — радостно провозгласил кто-то из гостей.
— Мой дорогой! — Тамарочка тут же выскочила из-за пианино и бросилась к мужу. — Дорогие гости, а вот и Николай Иванович! Мой супруг! Мой герой! Мой дикий лев! Моя опора и отрада! — Она впечаталась в его щеку мокрым поцелуем, от нее сильно пахло спиртным. С недавнего времени любовь к вину и более крепким напиткам едва ли не стала побеждать страсть Тамарочки к косметическим процедурам.
— Простите меня покорно, друзья! — Он широко улыбался и жал руки. — Служба, сами понимаете.
— Это я его задержал, — раздался у него за спиной голос Леонида. — Ругайте меня! Он был на совете директоров, а потом я заехал и отвлек его по своим делам. Тамарочка, красавица, не сердись, это все я виноват, я его задержал.
— Ах ты негодник! — Тамарочка запрокинула голову и закатилась наигранным смехом, как будто исполняла роль в оперетте. — А раз ты виноват, то тебе штрафную! Ну-ка, штрафную Леониду Сергеевичу! Несите штрафную!
Все зашумели, опять начались разговоры, шутки и смех, гостей позвали к столу, зазвенели бокалы, подали новые угощения. Тамарочка по-прежнему не умела готовить и по-прежнему любила производить впечатление, но теперь на кухне колдовала не уютная Людмила Степановна, а их личный шеф-повар и служба кейтеринга. Баранья нога и лимонный пирог в меню званых ужинов оставались неизменными, стол ломился, вино лилось рекой, Тамарочка декламировала стихи и исполняла романсы, гости аплодировали и не скупились на комплименты. После очередного исполнения она объявила, что сейчас будут танцы, и удалилась «на минутку к себе в будуар». Николаю кто-то позвонил, и он тоже вышел из комнаты. Поговорил по телефону, зашел на кухню поблагодарить повара — высокого седого грузина, они были знакомы давно, и Николай очень его ценил. Он уже собирался вернуться к гостям, но сначала хотел зайти в ванную, дернул ручку, открыл дверь и обнаружил в ванной перед зеркалом Тамарочку, которая поправляла макияж.
— Ты тут, моя родная. — Он улыбнулся и поцеловал ее в открытое плечо. Даже сейчас она позволяла себе весьма откровенные декольте.
В ответ его жена резко повернулась к нему, с омерзением вытерла плечо и прошипела:
— Сволочь.
— Тамара. — он вздохнул. — Давай не будем сейчас начинать? Все прекрасно, все довольны, подумаешь, опоздал. Я же тут, дети здесь.
— Неужели тебе так сложно хоть раз в жизни прийти вовремя? Раз в жизни! Я что, ради себя стараюсь? Это что, мне одной нужно? Мерзавец!
— Вообще-то это ты собрала гостей. И за сорок лет нашего брака я опоздал от силы раза три.
— Да как ты смеешь? — взвизгнула она. — Это же все ради тебя, ради твоей репутации! Ради твоей карьеры! Ты хоть понимаешь, какие это труды, ты хоть понимаешь, что все на мне? Весь дом на мне!
— Тамара, какие труды? — он устало опустился на край ванны. — Ты за всю жизнь ни одной тарелки не вымыла. У нас повар и целый отряд, который готовит, подает, приносит, уносит, моет и убирает. Ты просто полчаса побыла со своими гостями без меня, но с тобой тут, на секундочку, еще трое наших взрослых детей.
