Екатерина Вильмонт - Бред сивого кобеля
Туся задумалась.
– Нет, кажется, нет…
– Что значит – кажется?
– Видишь ли, я спросила, но в этот момент мне позвонили на мобильный, и я не помню, ответил он или нет…
– Ну ни фига себе!
– Понимаешь, звонок был неприятный.
– Опять что-то про Лешку?
– Да. Только голос другой.
– Кому-то здорово охота вас поссорить.
– Эта особа даже не подозревает, как она близка к цели! Как только Лешка появится, я сразу поговорю с ним. Я уеду, Алька. Заберу Мамзика и уеду к нему. Я знаю, я уверена: я буду с ним счастлива по-настоящему.
– В Прованс уедешь?
– Да, у него там дом, сад, он сказал, что в доме я смогу делать все, что захочу… Там дивная природа…
– Прованское масло и капуста «провансаль».
– Ты не понимаешь, Алька…
– Это правда, чего-то я не догоняю… Ты с ним сколько раз виделась?
– Всего три… То есть вчера я только посидела с ним у него в машине… А сегодня… И завтра пойду.
– У него тут квартира есть?
– Нет, он в гостинице живет. И машину взял напрокат. Он сказал, что не мог забыть ту нашу встречу и без меня не мог… даже в Бразилии…
– Ну если в Бразилии не мог, то это впечатляет… Там, судя по сериалам, тучи охренительных баб… Дура ты, Туська, редкостная.
– Нет, я постараюсь объяснить… Понимаешь, я знакома с Лешкой почти шесть лет, и с самого первого дня меня угнетала наша разница в возрасте. Постепенно он сумел мне внушить, что это роли не играет и что пять лет не разница, но я… Мне это постоянно мешало. Я все время… старалась «держать лицо», никогда не жаловалась ему, что у меня болит нога или голова… Я устала, а с Кириллом все по-другому. С ним я чувствую себя свободно, легко, уютно. Мне, если честно, с Лешкой всегда было не очень уютно. С Ниночкой – да, а с ним нет. Я все время ждала, что кто-то скажет мне, что я старая калоша… И дождалась…
– Ну, милая моя, это элементарно! Если ты ждешь удара, так тебя непременно стукнут.
– Может, ты и права. И потом… Он хочет ребенка… А Лешка ни за что не хотел.
– А ты? Не поздно ли?
– Откуда я знаю? Если Бог пошлет…
– Да, дела… ну надо же. И тебе не жалко бросить Лешку?
– Лешку? Нет, наверное. Ниночку жалко.
Алька вдруг схватила Тусю за руку.
– Что ты мечешься по комнате? Погоди, ты сказала, что его зовут Кириллом. А в прошлый раз он ведь Александром назвался?
– Ну да. Но он объяснил.
– Туська, у тебя, похоже, мозги набекрень. Или его сперма в голову ударила.
– Почему?
– Ты не понимаешь, кто он такой?
– А кто?
– Да сдается мне, он твой свекор.
– Что? – ошалела Туся.
– Что слышишь! Конечно, я не могу это утверждать, но в качестве предположения… Лешка ведь Алексей Кириллыч, папаша его скульптор… Так?
Туся оцепенела.
– Он приехал из дальних стран и решил в день рождения сделать сюрприз бывшей жене, поглядеть на более чем взрослого сынка, чем плохо на старости лет заиметь сынка? А тут вдруг бабенка попалась, слабая на передок. Ну, он своего и не упустил. А как узнал, что ты его невестка, сбежал… Чем не версия? Очень похоже на правду.
– Но тогда зачем же он вернулся? – едва слышно пролепетала Туся, хватаясь за соломинку, хотя она сразу поверила в эту страшную версию.
– А влюбился! Ты, Туська, баба такая, от тебя мужики иногда мрут как мухи, даже голливудские, а поскольку он не привык себе ни в чем отказывать, то почему бы и не увести жену у сына? Это прикольно! И очень стимулирует в пожилом возрасте.
– Подожди, Аль, но ведь это всего лишь догадки… Это еще доказать надо.
– Туська, у тебя есть фотографии?
– Какие?
– Ну Лешкины детские?
– Да нет, они у Ниночки.
– Она еще не уехала?
– Уехала.
– У тебя есть ключи от ее квартиры?
– Конечно.
– Поехали.
– Куда?
– Совсем отупела? К Ниночке, альбомы смотреть!
– Нет, я не хочу… Я завтра, сама…
– Ну уж нет, я теперь тебя одну не оставлю, все слишком далеко зашло. Кстати, все еще может оказаться полной чихней, плодом моего больного воображения. Давай-давай, бери ключи.
– Аль, я боюсь.
– Раньше надо было бояться, когда давала невесть кому, а теперь чего уж…
– Как ты не понимаешь, я его люблю…
– Какая, на фиг, любовь? – не своим голосом заорала Алька. – К кому любовь? Да он же подонок, Туся! Ну ладно, первый раз он не знал, но теперь-то уже знает и сознательно уводит жену у сына. Это, по-твоему, не подлость? Он обязан был сказать тебе все, когда приехал. О-бя-зан, понимаешь? А он трус! Он вообще трус! Тогда сбежал, а теперь смолчал. Как можно такого любить? Ерунда, охолонешь. Но сперва все-таки следует убедиться.
– Может, ты и права, – вяло откликнулась Туся.
В квартире у Ниночки повсюду были видны следы поспешного отъезда. Туся машинально принялась убирать разбросанные вещи.
– Ты больная? – накинулась на нее Алька. – Давай тащи альбомы. Да не расползайся ты в манную кашу, может, все еще и не так…
– Так, я чувствую, что так… – едва слышно прошелестела Туся. И пошла за альбомами. – Вот! Правда, я не уверена, что тут есть его фотографии… Я так поняла, что он не был Ниночкиной великой любовью…
– Ну и что? Мало ли чьи фотографии мы храним.
– Но ведь прошло столько лет, мы можем его не узнать. Лешке тридцать пять, а папаша смылся, когда ему было два…
– Алименты хоть платил?
– Платил, кажется.
Алька принялась энергично листать альбомы, а Туся сидела в кресле, бессильно уронив руки и закрыв глаза. В голове не было ни одной мысли, только бесконечная усталость.
– Так, посмотри, это кто?
Она открыла глаза.
– Это Ниночкин брат, Лешкин дядя.
– А это?
– Не знаю, но не он.
– Точно?
– Точно.
– Блин, ты тоже смотри, быстрее будет.
– Не хочу.
Алька возмущенно запыхтела.
– Так, – проговорила она вскоре, – а вот это, я подозреваю, он. Хорош, обалдеть можно. Посмотри, он?
На фотографии был совсем маленький, не больше года, Лешка, которого держал на руках… Кирилл, молодой, ослепительно улыбающийся, с веселыми глазами.
– О-о-о-о-о! – застонала Туся.
– Значит, он! – с торжеством констатировала Алька. – Да, нехилый мужичок. Просто то, что доктор прописал. Правда, это было в незапамятные времена, но видать, хорошо сохранился, если ты так повелась… Но все равно козел и мерзавец! Скажи спасибо, я вовремя сообразила, а то могла бы дров наломать…
– Но что же мне делать? – взмолилась Туся.
– Поехать к нему и все сказать в лицо!
– У меня нет сил.
– Завтра скажешь. У вас же свиданка назначена, вот поедешь и скажешь. Хотя нет, ты ж при виде его небось сразу трусы скинешь, вот он тебе мозги и запудрит. Ночная кукушка и все такое… Ты лучше позвони и назначь встречу на нейтральной территории, в каком-нибудь кафе.
– Нет, Алька, не стану я с ним встречаться. Зачем? Я просто позвоню и скажу… Или нет, позвони ты…
– А я тут при чем?
– Позвони и скажи, что я все узнала и больше не желаю его видеть…
– Я могу. Мне ништяк, но только так все же не делается. А потом я же буду виновата. Нет уж. Звони сама. Наберись храбрости и позвони.
Алька схватила трубку радиотелефона и сунула ее Тусе в руки.
– Звони давай, скажешь все – легче будет.
– Нет, сейчас он спит.
– А ты почем знаешь?
– Он сказал, что поедет и ляжет спать…
– Ничего, проснется!
– Нет.
– Тебе его жалко? Он утомился, бедненький, трахая жену сына, и теперь отдыхает! Сволочь!
– Знаешь, Аль, если я не позвоню и завтра не приеду, он поймет…
– Ерунда! Он решит, что ты заболела или у тебя что-то случилось… О своей вине он подумает в последнюю очередь, можешь мне поверить, я эту породу знаю. Звони.
– Я не помню телефон наизусть.
– Хорошо, где твоя записная книжка? Или он у тебя в мобильнике забит?
– Алька, ну что ты меня мучаешь? Мало тебе, что ты меня ножом ударила, так надо еще этот нож поворачивать в ране, да?
– Ах это я тебя мучаю? Я нож поворачиваю? Да еще какой пошлый, затертый образ! Я не обижаюсь на тебя только потому, что жалею. Ты, дура, влипла черт-те во что…
– Я не влипла, я влюбилась… страшно, смертельно, до потери пульса… Никогда ни с кем, слышишь, никогда и ни с кем мне не было так легко, просто, весело… у меня не было никаких тяжелых мыслей, я сразу ощутила такую радость жизни, какой никогда раньше не…
– А он оказался снохачом.
– Что?
– Он снохач, слыхала такое слово? Явление знаешь ли не новое, но если это уж такая охренительная радость жизни, то… Валяй, радуйся дальше, кто тебе запрещает? Можешь не волноваться, я язык за зубами держать умею. Радуйся на здоровье!
– Нет, теперь я не смогу. Не посмею уйти от Лешки… Бросить его ради отца, который тоже его бросил… Это двойное предательство… Даже тройное…
– Это еще почему?
– А Ниночка?
– Значит, просто бросить Лешку ради первого встречного трахальщика можно? Наплевать на Ниночкины с ним отношения тоже можно? А теперь нельзя?
– Теперь нельзя.
