Патриция Хайсмит - Цена соли
— Моя любимая комната, — сказала Кэрол, выходя из нее. — А вообще-то моя комната вон там.
Тереза заглянула в комнату напротив. Там стояла обитая цветастой тканью мебель из светлого натурального дерева, совсем как тот стол в другой комнате. Над туалетным столиком висело продолговатое зеркало в простой раме, и казалось что все вокруг залито солнечным светом, хотя в комнате не было никакого солнца. Кровать была двуспальной. На противоположной стороне на темном комоде лежали мужские массажные щетки для волос. Тереза поискала взглядом фотографию мужа и не нашла. На туалетном столике стояла фотография Кэрол, держащей на руках маленькую девочку со светлыми волосами. И — в серебряной рамке — фотография широко улыбавшейся женщины с темными вьющимися волосами.
— У вас маленькая девочка, да? — спросила Тереза.
Кэрол открыла панель на стене в коридоре.
— Да, — ответила она. — Хочешь кока-колы?
Гул холодильника стал громче. Во всем доме не было слышно ни звука, кроме тех, что издавали они. Тереза не хотела пить холодное, но взяла бутылку и понесла ее вниз вслед за Кэрол, через кухню, в сад на заднем дворе, который она уже видела из окна. За фонтаном было много растений — не выше метра, завернутые в мешковину, они выглядели, будто сбившаяся в кучку группа не пойми чего, подумала Тереза, и она не могла понять, чего именно. Кэрол подтянула разболтавшуюся на ветру бечевку на одном из растений. В толстой шерстяной юбке и голубом кардигане плотной вязки ее фигура выглядела крепкой и сильной, как и ее лицо, а вот щиколотки казались трогательно тонкими. Кэрол, казалось, позабыла о ней на несколько минут, пока медленно прохаживалась, твердо ступая обутыми в мокасины ногами, словно в холодном опустевшем саду она наконец-то обрела спокойствие. Без пальто было ужасно холодно, но из-за того что Кэрол, казалось, этого не замечала, Тереза постаралась вести себя так же.
— Чем бы ты хотела заняться? — спросила Кэрол. — Прогуляться? Послушать музыку?
— Мне и так очень хорошо, — ответила Тереза. «Ее что-то беспокоит, и она вообще жалеет, что пригласила меня в дом» — подумала она. Они пошли назад, к двери в конце садовой дорожки.
— А как тебе нравится твоя работа? — спросила Кэрол уже на кухне, с прежним налетом отстраненности. Она заглянула в большой холодильник и вытащила две тарелки, покрытые вощеной бумагой. — Я бы не прочь перекусить, а ты?
Тереза собиралась рассказать ей о работе в театре «Черная кошка». Это было чем-то стоящим, подумала она, единственной важной вещью, что она могла рассказать о себе. Но время для этого рассказа еще не пришло. Так что пока она ответила неторопливо, стараясь казаться такой же отстраненной, как Кэрол, хотя и слышала, как застенчиво звучит ее голос:
— Я полагаю, что это полезный опыт. Учусь, как быть вором, лжецом и поэтом в одном лице, — Тереза откинулась на стуле с прямой спинкой так, что ее голова оказалась в теплом квадрате солнечного света. «А еще я учусь любить» — хотелось сказать ей. Она никогда никого не любила до Кэрол, даже сестру Алисию.
Кэрол посмотрела на нее.
— И как ты становишься поэтом?
— Ощущаю все… слишком сильно, наверное, — честно ответила Тереза.
— А как ты становишься вором? — Кэрол слизнула что-то с большого пальца и нахмурилась. — Ты точно не хочешь карамельного пудинга, а?
— Нет, спасибо. Я пока еще ничего не украла, но я уверена, что это не составит труда. Сумочки лежат повсюду, и кто-то просто что-то берет. Они крадут мясо, которое ты покупаешь на ужин, — Тереза рассмеялась. Над этим можно было посмеяться вместе с Кэрол. С Кэрол можно было посмеяться над чем угодно.
Они ели ломтики холодной курицы, клюквенный соус, маслины, и хрустящий белый сельдерей. Потом Кэрол прекратила есть и пошла в гостиную. Она вернулась со стаканом виски и добавила туда немного воды из-под крана. Тереза наблюдала за ней. Затем долгое мгновение они смотрели друг на друга — Кэрол стоя в дверях, а Тереза за столом, глядя через плечо, оставив еду.
Кэрол тихо спросила:
— Ты так со многими людьми знакомишься, пока стоишь за прилавком? Разве не нужно быть осторожной с теми, с кем заводишь разговор?
— О, да, — улыбнулась Тереза.
— Или с теми, с кем ходишь обедать? — глаза Кэрол сверкнули. — Ты можешь нарваться на тех, кто похищает людей.
Она поболтала напиток в стакане, хотя там не было льда, затем выпила его до дна и тонкий серебряный браслет на ее запястье задребезжал, коснувшись стекла.
— Так что… ты со многими так знакомишься?
— Нет, — ответила Тереза.
— С немногими? Всего с тремя, с четырьмя?
— Так, как с… тобой? — Тереза прямо встретила ее взгляд.
Кэрол неотрывно смотрела на нее, словно требуя от нее еще одного слова, еще одной фразы. Но потом поставила стакан на плиту и отвернулась.
— Ты умеешь играть на пианино?
— Немного.
— Садись и сыграй что-нибудь.
А когда Тереза принялась отказываться, она повелительно произнесла:
— Ох, да меня не волнует, как ты сыграешь. Просто сыграй что-нибудь.
Тереза сыграла что-то из Скарлатти, то, что выучила еще в школе. Кэрол сидела в кресле, на другом конце комнаты, слушая расслабленно и неподвижно, даже не пригубив следующий стакан виски с водой. Тереза играла сонату до мажор, которая была медленной и довольно простой, сплошные короткие пассажи, но она вдруг показалась ей скучной, а в части, где начались трели, и вовсе манерной, и она остановилась. Внезапно на нее навалилось сразу все — ее руки на клавишах пианино, на котором, как она знала, играла Кэрол, сама Кэрол, наблюдающая за ней с полуприкрытыми глазами, весь дом Кэрол вокруг нее, и музыка, которая заставила ее забыться и сделала ее беззащитной. Со вздохом она уронила руки на колени.
— Ты устала? — спокойно спросила Кэрол.
Вопрос, казалось, относился не к теперешнему моменту, а ко всему вообще.
— Да.
Кэрол подошла сзади и опустила руки на плечи Терезы. Терезе не было нужды смотреть на них, она и так помнила их наизусть — гибкие и сильные, с тонкими сухожилиями, которые проступили на них, когда они стиснули ее плечи. Казалось, прошла вечность, пока руки передвинулись к ее шее и охватили подбородок, вечность такого сильного смятения, что оно заслонило удовольствие от того, как Кэрол запрокинула ее голову и слегка поцеловала краешек ее волос. Тереза вовсе не почувствовала поцелуя.
— Пойдем со мной, — сказала Кэрол.
Они снова пошли наверх. Цепляясь за перила лестницы, Тереза вдруг вспомнила о миссис Робичек.
— Думаю, тебе не помешало бы поспать, — сказала Кэрол, откидывая хлопковое покрывало с цветочным рисунком и край одеяла.
— Спасибо, но я не…
— Снимай туфли, — сказала Кэрол негромко, но таким тоном, которого нельзя было ослушаться. Тереза посмотрела на кровать. Она почти не спала прошлой ночью.
— Не думаю, что я засну, но если вдруг…
— Я разбужу тебя через полчаса.
Она легла, и Кэрол укрыла ее одеялом, а потом присела на край кровати.
— Сколько тебе лет, Тереза?
Тереза подняла глаза. Невозможно, невыносимо было выдерживать ее взгляд, но она все равно выдержала, и ей было уже все равно — умрет ли она в этот самый миг, задушит ли ее Кэрол, уязвимую, распростертую на ее постели, вторгшуюся в ее дом.
— Девятнадцать.
До чего же по-древнему это прозвучало. Как будто она сказала, что ей девяносто один.
Кэрол нахмурила брови, хотя и чуть улыбнулась.
Тереза чувствовала, как та думает о чем-то настолько напряженно, что мысль, висевшую в воздухе между ними, можно было потрогать руками. Потом Кэрол просунула руки под ее плечи и склонила голову вниз, к шее Терезы, и Тереза ощутила, как напряженность оставляет тело Кэрол вместе со вздохом, от которого ее шее стало тепло и который принес с собой запах духов, наполнявший волосы Кэрол.
— Ты же ребенок, — сказала Кэрол, словно упрекая ее в чем-то. Она подняла голову. — Чего ты хочешь?
Тереза вспомнила то, о чем она подумала в ресторане, и сжала зубы от стыда.
— Чего ты хочешь? — повторила Кэрол.
— Ничего, спасибо.
Кэрол встала, подошла к туалетному столику и закурила сигарету.
Тереза наблюдала за ней сквозь полуприкрытые веки, обеспокоенная ее взбудораженным состоянием, хотя ей нравилась сигарета, нравилось наблюдать, как Кэрол курит.
— Чего ты хочешь? Выпить чего-нибудь?
Тереза поняла, что Кэрол предлагает принести ей воды. Она поняла это по той нежности и заботе, которыми был наполнен ее голос, словно Тереза была заболевшим ребенком с высокой температурой. И тогда Тереза ответила:
— Думаю, я бы выпила горячего молока.
Уголок губ Кэрол приподнялся в улыбке.
— Горячего молока, — насмешливо протянула она и вышла из комнаты.
Тереза долго лежала в состоянии не то полусна, не то полутревоги, пока Кэрол не появилась снова, неся на блюдце молоко в белой кружке — обе руки ее были заняты, поэтому дверь она закрыла ногой.