Джон Стейнбек - Русский дневник
Обед приготовила Ванда Василевская. Он был вкусный и очень обильный. Еда состояла из баклажанной икры, днепровской рыбы, приготовленной в томатном соусе, странных на вкус фаршированных яиц I старки ― желтоватой водки с тонким вкусом. Потом подали крепкий нужный бульон, жареных цыплят, наподобие тех, что готовят у нас на юге, : той лишь разницей, что этих сначала обваляли в сухарях. Затем был пирог, кофе, ликер, и, наконец, Корнейчук выложил упманновские сигары в алюминиевых футлярах.
Обед был превосходным. Пригревало солнце, в саду было очень приятно. Когда мы принялись за сигары и ликер, разговор повернулся на отношения с Соединенными Штатами. Корнейчук входил в состав делегации культурных деятелей, посетивших Соединенные Штаты. По прибытии Нью-Йорк у всех членов делегации были взяты отпечатки пальцев
и всех зарегистрировали как представителей иностранной державы. Их возмутило то, что у них взяли отпечатки пальцев, и они вернулись домой, прервав визит. Корнейчук сказал:
― У нас в стране берут отпечатки пальцев только у преступников. У вас ведь не брали отпечатки пальцев. Вас не фотографировали и не заставляли регистрироваться.
Мы постарались объяснить, что, по нашим правилам, люди, приезжающие из коммунистического или социалистического государства, рассматриваются как государственные служащие, а всем иностранным государственным служащим необходимо регистрироваться.
Он ответил:
― В Англии тоже социалистическое правительство, однако вы не регистрируете англичан и не берете у них отпечатки пальцев.
Поскольку оба, и Корнейчук, и Полторацкий, воевали, мы спросили у них, какие бои проходили в этих местах. Полторацкий рассказал нам историю, которую трудно забыть. Однажды он был в составе русского подразделения, которое должно было атаковать немецкое сторожевое охранение., Шли так долго, снег был таким глубоким, а мороз таким сильным, что когда люди наконец дошли до цели, их руки и ноги одеревенели от холода.
― Нам оставалось драться только одним, ― сказал он, ― зубами. Потом мне это снилось по ночам. Это было ужасно.
После обеда мы пошли к реке, наняли маленькую моторку и стали курсировать вдоль плоских песчаных берегов, где купались и загорали сотни людей. Люди загорали целыми семьями, лежа на белом песке в разноцветных купальниках. По реке сновали небольшие яхты. Здесь были и экскурсионные катера, переполненные отдыхающими.
Мы скинули одежду и, оставшись в одних трусах, прыгнули из лодки прямо в реку. Вода была теплой и приятной. Было очень веселое воскресенье. Среди зелени на крутом берегу и на городской набережной толпились люди. На самом верху на музыкальных верандах играли оркестры. Молодые пары гуляли, рука об руку, вдоль реки.
Вечером мы снова пошли на «Ривьеру», танцевальную площадку над рекой, и смотрели сверху, как на равнинные просторы Украины надвигается ночь, как начинает серебриться река…
Обратно мы пошли через парк. Сотни людей все еще сидели и слушали музыку. Капа умолил меня, чтобы утром я не задавал ему никаких вопросов.
Здесь существует обычай, который как нельзя лучше подошел бы и нам. В гостиницах и ресторанах на видном месте выставлена книга жалоб и предложений, тут же рядом и карандашик, чтобы вы могли написать любую жалобу относительно обслуживания, управления или порядков, причем подпись ваша необязательна. Когда в ресторан или другое общественное заведение приезжает инспектор, он проверяет, есть ли жалобы на директора или на обслуживание, и, если такие жалобы есть, происходит реорганизация. Одна жалоба, конечно, не в счет, но если она повторяется несколько раз, то на нее обращают внимание.
В Советском Союзе существует также и другая книга, на которую мы взирали с неподдельным ужасом. Это ― книга отзывов. Если вы посетили фабрику, музей, художественную галерею, пекарню или даже посмотрели проект строительства, вас всегда ожидает книга посетителей, куда вы должны записать, что думаете об увиденном. И обычно к тому времени, когда вы подходите к книге, вы уже не знаете, что видели. Книга эта явно предназначена для комплиментов. Поэтому было бы ужасно, если бы ваши замечания и впечатления оказались критическими. Что касается меня, по крайней мере, то впечатления должны созреть, а на это нужно какое-то время. Моментально они не выстраиваются.
Мы попросили, чтобы нас отвезли на другую ферму, на земле побогаче, чем та, где мы были, и не так сильно разоренную немцами. И на следующее утро мы отправились в направлении, противоположном тому, что в прошлый раз. Нас везли на довоенном «ЗИСе». Чем дальше мы ехали, тем больше он разваливался. Рессоры почти не пружинили, мотор ревел и стучал, а задний мост завывал, как подыхающий волк…
В колхоз и в деревню мы приехали около полудня. Колхоз этот тоже был имени Шевченко. Нам пришлось назвать его «Шевченко-2»! Он совсем не был похож на первую ферму, земля здесь была плодороднее и другой структуры, и саму деревню немцы не тронули. Немцев здесь окружили. Они перерезали весь скот, но им недостало времени, чтобы разрушить деревню. До войны на ферме разводили лошадей, и, прежде чем немцев наконец захватили, те перебили всех деревенских лошадей, коров, кур, уток и гусей. Трудно представить себе этих немцев. Трудно представить, что было у них на уме, каков был вообще мыслительный процесс этих унылых, ужасных детей-разрушителей.
Директор «Шевченко-2», бывший известный партизан, и теперь носил военную форму защитного цвета и ремень. У него были голубые глаза и жесткие складки у рта.
В колхозе жило около тысячи двухсот человек, большинство мужчин погибло. Председатель сказал нам:
― Мы можем восстановить поголовье лошадей, можем даже увеличить его, но наших мужчин не возвратить, а калекам не вернуть ноги и руки.
Мы почти не видели в Советском Союзе протезов, хотя их требовалось очень много. Эта отрасль промышленности скорее всего не была еще создана, но уже стала одной из самых необходимых: ведь тысячи людей остались без рук и ног.
Колхоз «Шевченко-2» был из числа преуспевающих. Земля здесь плодородная и ровная. Выращивают пшеницу, рожь и кукурузу. Прошлой весной ударили морозы, и часть озимой пшеницы погибла. Люди мгновенно стали готовить землю под кукурузу, чтобы земля не пустовала. А под кукурузу земля здесь очень хорошо подходит. Стебли вырастают до восьми-девяти футов, початки крупные и полные.
Мы пошли на пшеничное поле, где работала масса людей. Поле было очень большое, и повсюду мы видели, как люди жали пшеницу косами, ведь в колхозе была лишь одна маленькая жатвенная машина и трактор. Поэтому большую часть пшеницы жнут и вяжут вручную. Люди работали неистово. Они смеялись и перекликались, ни на секунду не переставая работать. И не только потому, что соревновались между собой, а и оттого, что впервые за долгое время получили прекрасный урожай и хотели собрать все зерно: ведь их доход целиком зависит от этого.
Мы отправились в зернохранилище ― здесь мешки подсолнечника на масло, рожь и пшеница. Все распределено: это для государства, это отложено для будущего сева, остальное ― колхозникам.
Сама деревня расположилась на берегу озера, в котором купаются, стирают, моют лошадей. Голые мальчишки заезжали в озеро верхом на лошадях, чтобы вычистить их. Вокруг озера сосредоточились и общественные заведения ― клуб с маленькой сценой, залом и танцплощадкой; мельница и контора, где хранятся сбережения и выдаются письма. В этом же учреждении есть радиоприемник, репродуктор которого вынесен на крышу. А все домашние громкоговорители деревни подключены к этому основному. Эта деревня электрифицирована, здесь есть фонари и работают моторы.
Дома с садами и огородами стояли на склонах пологих холмов. Деревня была очень красива. Дома недавно побелили известью, зеленели и пышно цвели сады, краснели помидоры на кустах, около домов высилась кукуруза.
Дом, в .котором нас должны были принять, находился на самом холме, под нами раскинулись равнина, поля и сады. Дом был, как и все другие, как большинство украинских сельских домиков: с прихожей, кухней, двумя спальнями и гостиной. Дом совсем недавно оштукатурен. Даже полы были отделаны заново. В доме сладко пахло глиной.
Нашим хозяином стал сильный, улыбчивый человек лет пятидесяти пяти ― шестидесяти. Его жена, которую он звал «Мамочка», полностью соответствовала своему имени. Эта женщина была настоящей труженицей, в полном смысле слова.
Нас пригласили в гостиную и дали нам отдохнуть. Стены комнаты были побелены с синькой, а на столе стояли бутылки, обернутые в розовую бумагу с бумажными цветами всех оттенков.
Совершенно очевидно, что эта деревня была богаче, чем «Шевченко-1». Даже икона была больше по размеру и покрыта светло-голубым кружевом в тон стен. Семья была не очень многочисленная. Один сын ― его сильно увеличенная раскрашенная фотография висела на стене гостиной; о нем они упомянули лишь раз.
