Сембен Усман - Почтовый перевод

— В этом доме ничего нельзя найти. Я же помню, что положил его здесь… — ворчал Дьенг на своих домочадцев, но быстро нашел письмо в одном из карманов.

После молитвы он отправился к Мбайе.

— Здравствуйте, дядюшка, — встретила его Тереза. — А вашего приятеля нет дома.

— Он ничего не просил мне передать?

— Просил, — ответила она, поправляя прядь волос, выбившуюся из ее сложной прически. — Я как раз жду машину, чтобы отвезти вам мешок рису. Мбайе оставил его для вас. Нам сегодня утром привезли.

Дьенг ничего не понимал.

— Тут какая-то ошибка, — наконец проговорил он.

— Нет-нет, дядюшка, я не ошиблась. Мбайе оставил мне записку. Проклятый шофер, никогда не приезжает вовремя! Идемте пока в дом.

— А когда он вернется? — спросил Дьенг, садясь на свое вчерашнее место.

— Мбайе ничего не сказал, дядюшка. Он уехал в Каолак.

— Может, вечером вернется?

— Не знаю, дядюшка. Погодите-ка, спрошу у первой жены.

Через минуту она вернулась:

— Она тоже ничего не знает.

— Я зайду попозже, — сказал Дьенг, вставая. Он чувствовал себя так, как будто на плечи ему взвалили тяжелую ношу.

— Рис не возьмете, дядюшка?

— Нет, подожду, пока Мбайе вернется.

До поздней ночи он ходил до дома Мбайе и обратно, но все впустую. И с каждым разом в нем все больше закипала злость. Дома жены не осмеливались заговорить с ним. Он весь дрожал от сдерживаемой ярости.

На следующее утро, с рассветом, он уже был у дома Мбайе и перебирал четки, читая утреннюю молитву. Около восьми часов служанка провела его в гостиную. Первая жена Мбайе со следами песка на лбу (она, видимо, только что окончила утреннюю молитву) велела ему подождать. Меньше чем через полчаса Мбайе вышел, уже одетый, с портфелем в руках.

— Мне говорили, что ты вчера приходил. Извини меня, я ездил в Каолак.

— Я знаю, что ты занят, — ответил Дьенг.

Увидев Мбайе, он приободрился, в душе вновь вспыхнула надежда. Вся его досада, все тревоги прошлой ночи рассеялись как дым.

— Что ж ты не взял мешок рису? — начал Мбайе.

Но в это время служанка принесла завтрак.

— Пошевеливайся, — сказал он ей, — да подай то масло, которое завернуто в бумагу; то, что в масленке, прогоркло. Хочешь кофе, дядюшка?

— Нет, спасибо.

— С молоком, — настаивал Мбайе.

— Спасибо. Я по старинке пью отвар кенкелиба.

— А я поклонник кофе. Так вот… Не знаю, как сказать тебе. Ты ведь мне дядя!.. Да, сначала о рисе. Это я проезжал мимо лавки одного знакомого сирийца, а он только что получил рис. Вот я и взял для тебя, вспомнил, как Мбарка тебе угрожал.

— А я никак не мог понять, в чем дело.

— Ну да, естественно. Но женщинам я ведь не мог всего объяснить. Ты же знаешь, какие они.

Потом Мбайе начал не торопясь, старательно втолковывая:

— Деньги по переводу я действительно получил еще вчера. Но мне потом понадобилось съездить в Каолак, по одному неотложному делу. Приезжаю туда, ставлю машину напротив рынка, ты ведь знаешь Каолак? Город мошенников! Так вот, вылезаю из машины, прохожу по рынку, хочу купить, уж не помню что, лезу в карман за бумажником… Пусто! А там было не только твоих двадцать пять тысяч франков, но и моих шестьдесят.

— Но… как же?.. — начал было Дьенг, не в силах больше вымолвить ни слова.

Мбайе обмакнул хлеб в кофе. Дьенг, не отрываясь, смотрел, как двигаются его челюсти.

— Да вот так.

Взгляды их скрестились.

— Ты как будто не веришь мне, дядюшка? Но все, что я сказал, — правда, чистая правда. Клянусь аллахом! В конце месяца я верну тебе эти деньги. Вот, не делай добра, не наживешь врага.

— Нет, нет, сынок… Но ты пойми. У меня семья. Вот уже год, как я без работы. Да и деньги эти не мои.

— Думаешь, я тебя надул? Да я просто хотел помочь тебе, ведь Мети — мне родня.

Дьенг сидел как оглушенный, с трудом понимая, что случилось, и не находил в себе, как бывало раньше, никакого нравственного утешения. Он только машинально разводил руками, не в силах сказать хоть что-нибудь.

— Послушай, дядюшка, вот мой бумажник, у меня здесь пять тысяч франков, возьми их себе. На, бери… Я знаю, что деньги были не твои. Я сейчас отвезу к тебе мешок рису… Слушай, если бы я не знал тебя, я подумал бы, что ты в бога не веришь. Я верну остальные не позже чем в конце месяца… Но если тебе и раньше что-нибудь понадобится, не стесняйся, приходи.

Мбайе позвал служанку и сказал ей:

— Отнеси в машину мешок риса из той комнаты. Идем, дядюшка…

Что произошло с Дьенгом? Может быть, от потрясения он лишился воли? А может быть, разум его не выдержал такого резкого перехода от надежды к отчаянию? Как бы то ни было, но он пошел за Мбайе, смотрел, как грузят мешок, заметил:

— В этом мешке не сто кило, тут только пятьдесят.

— Да-да, — перебил Мбайе, похлопывая его по плечу, — но больше мне не удалось достать.

Машина довезла Дьенга до дому; с помощью Мбайе он выгрузил мешок. Перед тем как отъехать, Мбайе еще раз заверил, что вернет ему все.

Мешок лежал у двери; соседки, проходя мимо, поглядывали на него с вожделением. Одна, расхрабрившись, спросила у Дьенга:

— Это рис, Ибраима?

— Да, — ответил он.

— Правда, рис? Не дашь ли мне?

— А тебе нужно?

— Да, Дьенг.

— Ставь свою миску.

И он наполнил миску, за ней другие женщины стали подставлять кастрюли. Не произнося ни слова, он каждой давал риса. Меньше чем за минуту распространилась новость: Дьенг всех оделяет рисом.

Прибежали Мети и Арам. Не церемонясь, они оттолкнули от мешка чужие протянутые руки.

— Ибраима, ты что — с ума сошел? — закричала Мети.

— Это я раньше был сумасшедшим.

Под возмущенные возгласы соседок жены утащили мешок в дом.

— Идите по домам, все кончено, — повторяла Арам, вернувшись за мужем, который все сидел у двери, обхватив голову руками.

— Нет, я не сумасшедший, — проговорил Дьенг.

— Ибраима, что значит эта странная расточительность? — спросила Мети. — Где это видано, с тех пор как существует мир, чтобы бедняки швырялись рисом? Даже богачи не позволяют себе этого. А ты…

— Что «а ты»? — перебил ее Дьенг. — Это все твой Мбайе…

— Мбайе Ндиай?

— Да, Мбайе Ндиай! Я дал ему доверенность, а он украл у меня деньги. Вместо них он дал мне пятьдесят кило риса и пять тысяч франков.

— Как?.. А перевод?..

— А мои серьги?

— Арам, как ты можешь? Только о себе думаешь! Знаешь, сколько я потерял из-за этого перевода?

— А сколько я набрала в долг!

— Ты брала в долг, Мети? — спросил Дьенг, взглянув на жену.

— Да ведь те пятнадцать кило риса давно уже кончились.

— Но перевод-то был не мой.

— Мир этому дому!

— Мир тебе, Ба!

Почтальон стал рыться в сумке с письмами.

— Что тут происходит, Ибраима Дьенг? На той улице говорят, будто ты раздаешь рис.

Дьенг рассказал ему все. Сдвинув на затылок фуражку, Ба заметил:

— Да, такое можно сделать только с отчаяния.

— Нет, теперь кончено. Я тоже надену шкуру гиены.

— Ну что ты!

— Да-да, только обманом и мошенничеством можно добиться чего-нибудь. В наше время вору легче живется, чем честному человеку.

Ба передал ему письмо.

— Из Парижа. Видишь, печать? По-твоему, кругом одни воры? Ошибаешься. Не только ты, даже те, у кого есть работа, недовольны жизнью. Но скоро все изменится.

— Кто изменит? Я уж год как сижу без работы, потому что участвовал в забастовке. А у меня две жены, девять детей. Наживаются только воры.

— Ничего, скоро мы все это изменим.

— Кто это «мы»?

— Ты.

— Я?..

— Да, ты, Ибраима Дьенг.

— Я?..

Но тут подошла женщина с ребенком за спиной; она поздоровалась и, перебив Дьенга, начала:

— Хозяин, ради аллаха, помоги мне. Вот уже три дня я и мои дети едим только раз в сутки. Отец их уже пять лет безработный. Мне соседи сказали, что ты добр и великодушен.

Дьенг встал. Взгляд его встретился со взглядом Ба. Просительница смотрела на них обоих.

Все трое молчали.

Примечания

1

Аллах велик (араб.).

2

Слава богу!.. (араб.)

3

Марабут — мусульманский святой, проповедник.

4

Гриот — музыкант, сказитель, хранитель генеалогических преданий, устных исторических легенд в Западной Африке.

5

Утренняя молитва у мусульман.

6

Местное название Дакара.

7

Если пожелает аллах! (араб.)