Георгий Эсаул - Алиса Длинные Ноги
Мы - девушки, я вас понимаю, и не иногда надобно уединиться в мраморный дворец с хрустальными водопадами и алебастровым троном!
Сходите в милейшие розовые кустики, не ядовитые, в них совесть прячется, кустики вам заменят дворцовую комнату уединения!
Не надлежит морально устойчивой молодой гимнастке держать в себе дурное, тешить лукавых самопожертвованием - так Звездочёт Варнава награждал хулителей Космоса пинками!
- Никогда! Верьте мне, честнейшая и обходительная фон Карла, никогда я - потому что робкая, серна... газель... не войду в кустики, как в дворцовую комнату уединения, мораль пятки мне прожигает углями стыда! - графиня Алиса Антоновна подпрыгивала, сдерживала в себе накопившееся - так мельник сдерживает строптивого осла! - Благовоспитанная девушка не опустится до уединения по нужде... АХ! нас не слышат злодеи?.. никогда в лесу!
Пусть лучше сто Принцев на тысяче Белых Конец запрягут меня в золотую телегу - стерплю, утру слёзы раскаяния, я - золото, а не разочарование крестьян, не разочарую и Принцев низменным уединением под кустиками, будто я лягушечка малахитовая а не графиня! - графиня Алиса Антоновна щипала себя, находила оправдание своей стойкости, побелела, но терпела, овеянная славой предков!
- Тогда - в корчму; не дворец, но комната для уединения для благородной девицы найдется, иначе сожгу дотла корчму, разметаю по ветру недобродетели стяжателя, скупца! - Наставница вошла в роль, горела синим пламенем гнева - вулкан на море! - Вы, графиня Алиса Антоновна, выстояли, показали нашему Миру крепчайшие моральные устои - мраморная графиня!
Для меня вы - графиня Алиса Антоновна, а для черни, для других соколов - Алиса Длинные Ноги, ибо мысли ваши скромные - в облаках, а ногами вы попираете ад, чертей топчете и их уловки, словечки, которые горохом вылетают из уст хулителей нравственности!
- Алиса Длинные Ноги - по-народному, близко к деньгам, где народ - там и монетки, по грошику, по медному сольдо в золотую монету собираются! - зеленый человек, с чрезмерно развитыми буферными мускулами, с надеждой преклонил перед графиней Алисой Антоновной колено, неумело, пробил дыру в базальтовой плите, но старался - увидел где-то куртуазность, занёс на полочку головного крошечного - с орех фундук - мозга. - Я пощупаю вас, графиня, а потом - попрелюбодействуем - дети народятся зеленые, Шрекоподобные, но я не Шрек, не пародия, а - воин, набедренная повязка и двухпудовый меч мне паспорт!
Ко мне девушки льнут, ластятся, умоляют, чтобы я обратил на них внимание, подарил им ребенка, а я не подарочный колпак волшебника - на всех сил не хватит
Но вам, длинноногая красавица, кусок своей любви отдам, увидите небо с моей зеленой Луной лица!
Дородность и благополучие у меня - от волшебной шляпы тысячелетнего колдуна Персифаля, не рыцаря, а - сгустка тьмы!
Не любили меня девушки, а люди - боялись, да, но не уважали: бросали в спину остро заточенные топоры, а затем рыдали, что уносил в спине крестьянское добро - зеленый огромный ёж в теле великолепного человека.
Глаза мои испускали лучи недоумения: Кто я в этом Мире?
Откуда пришёл и к чему стремлюсь, если - великан с зеленой кожей?
Природа не напрасно меня наградила малахитовой внешностью - с Хозяйкой Медной Дыры воевать или с зеленорылыми инопланетянами - не разъяснила, словно Природе закрыли рот заклятием трёх гномов.
Дрался, убивал, грабил, насиловал, заслужил награды Двенадцати Подземных злых Королей - ничто их не берёт, даже могильная плита стопудовая им пёрышко!
Скитался, не в силах самостоятельно разрешить вопрос о цели своего существования - одинокий путник со скорбящим сердцем матери-героини.
Однажды, я пировал в корчме - порывистый, чрезвычайно боязливый, - швырял бочки с едким перцем в глаза наёмников; но забава меня не тешила, лишь прибавляла печали и покрывала паутиной паранджи.
Вошёл колдун, заказал себе бочку фиолетового крепкого - с избытком, чтобы не ходить за каждой каплей, когда танцовщицы возжелают промочить горло - пустыня у девушек во рту, а желудки - бездна!
Я - сильный, могучий, гора - насмехался над колдуном, строил ему рожи, два раза ударил по спине, но не пробил панцирь красоты креола.
Наконец, колдуну надоели мои выпады - всё равно, что собачка прыгает на лошадку с широко раскрытыми фиолетовыми очами!
"Огр, трижды тщеславный, глупый, с плечами-коромыслами!
Ты же не девица деревенская, чтобы на коромыслах воду в ведрах из колодца на забаву добрым молодцам - все парни красавцы, в сафьяновых красных сапожках, в батистовых рубахах - носить.
Научись курить по душам с индейцами, возьми в рабство их жен - трубка Мира тебе поможет во время прелюбодеяния!
От индейских жен исходит свет необыкновенный, свет вины перед бизонами; я этот свет в колбочки собираю, храню до путешествия в ад!
В трудах, в мучениях я строю новый Мир; вы же, людишки, науку не уважаете, а лучшей из шуток полагаете - заснуть во время пьянки!
Устаю, ноги подкашиваются, прекрасный пол кажется полом уродов, и иногда мозаику на полу я принимаю за обнаженных вакханок в дубовых бочках.
Расслабляюсь с женщинами - имею право, потому что - заслужил, и золота у меня хватит на тысячу тысяч балаганов с красавицами длинноволосыми, змеи у них в волосах, но людям кажется, что - косы!
Забираю тебя на службу себе - будешь из трактиров носить фиолетовое крепкое в мой мрачный дворец отчуждения и уроков материнства!
Туда-сюда, как великие борцы поступают: чем больше ступенек с ведрами на плечах осилят, тем мощнее их дух и ум!
Не вероломствуй, огр, бери бочку и кати в гору, Сизиф с жирными ляжками тяжелоатлета!"
Заколдовал меня злой волшебник, подчинил, не нагнул, а я ожидал, что надругается надо мной, как над певицей, но не суждено, талой водой смыло мои мечты.
Первую бочку я в логово колдуна принёс - матушки леших, что творится в лабораториях и пещерах - эльфы за тысячу лет не придумают подобного: конфеты, шоколад, тонкое душистое бельё, фрукты диковинные, яства мясные и рыбные - рыбаки не видывали подобных рыб с семью ногами.
Обнаженные танцовщицы и певицы свободно разгуливают по хоромам колдуна, золото считают, кушают, пьют - прорвы, хохочут, ноги выше головы поднимают - и это колдун называет отдыхом для своего тела и разума!
"Капризные вы, алкоголички!" - я закричал неожиданно тонким голосом, потому что завидовал удали колдуна, его размаху и богатству - мне за миллион лет столько не награбить, сколько дамы во дворце проедали за одну ночь!
Таскал на горбу бочки с фиолетовым на гору, это время не забуду, хлопотное, без дружеской атмосферы, без драк в корчмах, словно колдун не просто меня заколдовал, а с издёвкой, с заковыркой - народной дубиной ему по темечку.
Я удивлялся - злой волшебник переправляет яства по воздуху, через порталы, а фиолетовое крепкое в бочках я ношу на спине - даром, по-лошадиному, но - не эффективно, рогатым ядовитым курам на смех!
Нашёл время, подловил колдуна - за фалду сюртука его ухватил (колдун в это время забавлялся, переоделся шулером, любил он ролевые игры с заковырками, чтобы дамы на головах ходили, будто на другой конец Мира перенеслись на крыльях серебряного дракона):
"Колдун, ты настолько старый, что забыл отчий дом со ставнями на Восток! - дрожу от волнения, машу руками, отгоняю гарпий, а обнажённые танцовщицы взор мой закрывают прелестями Багдадскими. - Неужели, за всё время ты не нашёл эликсир Правды?
Не познал Истину?
Не приблизился к своей розовой мечте детства?
К чему бесшабашные пиры с наглыми голыми девушками, если на душе кошки чёрные с чертом ругаются, а в сердце - Вечная Мерзлота Бездушного Космоса?"
Я сказал, прикрылся танцовщицей - чтобы молния гнева её поразила, а не меня; теплая танцовщица, из костей и мяса, хохочет, улыбается, извивается в моих руках белой фатой, но и хулит сквозь смех, называет несостоявшимся, несамодостаточными нищим батраком!
Колдун на меня зло посмотрел, ничто не ответил, а затем, будто сдули его, сожгли, а часть пепла погребального растеряли; сгорбился, постарел моментально, махнул рукой - и все обнаженные танцовщицы исчезли, словно их дымом из пушки сдуло.
Но с тех пор норму подачи фиолетового крепкого увеличил в три раза - мне назло, чтобы кости трещали деревьями в мороз.
Я тужился, крепился, бегом поднимал на гору тяжеленые бочки, а злодей их выливал в арык, шевелил губами, словно хотел проклясть меня навеки, но ничего не говорил, трудно ему без голых баб, а призвать обратно не хочет, стесняется моего обвинения - Истину и Правду не нашёл, цели жизни не достиг, тогда и женщины - пух, а не телеса.
На второй год я обессилел, похудел, сквозь игольное ушко проходил, уподобился эльфу без проблесков сознания.
Чувствовал, что жизненных сил осталось на несколько марш-бросков с бочками фиолетового, а дальше - тьма, забвение, и свет в конце туннеля, но свет не Райский, а - чёрный свет, костры адские мне путь укажут к котлам с кипящим маслом и сковородками с раскаленными ручками; тягость беременности меня мучила, хотя я мужчина.
