Андрей Ефремов - Искусство уводить чужих жен (сборник)
Но наш повествователь не хотел начинать просто так и, по-прежнему глядя в неизвестное нам пространство, спросил:
– Про что же вам рассказать?
И тут оказалось, что вопросик этот совсем непрост. Я чуть было не ляпнул «про пистолеты», но удержался. А вот коммерсант что-то важное про Иванушку понял. Он покряхтел и сказал:
– Что прет, то и говори.
Перстницкий рассмеялся и поглядел на нас иначе. Он сказал:
– Поймали.
И безо всякого перехода начал:
– Двенадцать лет назад, когда случился путч, я учился в Политехе. Ночью, когда ожидались танки, штурм и общее светопреставление, я с такими же балбесами торчал у баррикады на Вознесенском проспекте. У нас были ледорубы, и в случае чего не сносить бы нам головы.
Тут Геннадий с Сенной сказал, что в ту ночь он тоже был на Вознесенском и что – да, видел каких-то с ледорубами, которые останавливали машины и сливали в бутылки бензин.
– Так это мы и были, – сказал Иванушка. – У нас был один кадр, который откуда-то знал, сколько нужно бутылок, чтобы зажечь танк и сколько нужно танков, чтобы заткнуть Вознесенский. Теперь у него секс-шоп. Короче, минут через тридцать у нас начались перебои с бутылками, а так как настроение было боевое, решено было разбить ларек ради святого дела демократии. Вот мы с нашим специалистом по зажиганию танков и отправились. Ларек был неподалеку, ледорубы сами просились в дело, и мы рассчитывали управиться в десять минут. Однако когда мы подошли к намеченному заведению, нам открылись чудные картины. Прежде всего, ларек уже был взломан, и бутылок в нем кроме случайно разбитых не было ни одной. Бутылок не было в ларьке, но весь их запас обнаружился метрах в пятидесяти. Вдоль облупленной стены стояли сотни полторы наших бутылок и испускали сильнейший запах бензина. Перед этим арсеналом прохаживалась девчонка и цепко оглядывала каждого, кто пробегал мимо. Завидев нас, она свистнула.
– Эй, карбонарии!
Сказано было хорошо, мы засмеялись.
– Коктейль имени товарища Молотова. Специально для веселых карбонариев. Оптом – дешевле!
Мы, понятно, решили, что это такая шутка, и начали паковать боезапас в рюкзаки. И тут девчонка выхватила из-под куртки резиновую дубинку и, не причиняя заметных разрушений, но все же довольно чувствительно треснула моего спутника. Тот в крайнем изумлении сел на асфальт, а я перехватил ледоруб, и у нас с ней вышел недолгий, но серьезный поединок. Дубинка против ледоруба – плохое оружие, и скоро я прижал ее к стене. Оба, запыхавшиеся, мы стояли лицом к лицу, и бешенство в ее глазах так и обожгло меня сквозь тонкую прослойку ночных сумерек. Отпусти я ее в тот миг, она бы тут же кинулась на меня снова. Я стоял в растерянности и, сам того не замечая, все сильнее придавливал ее горло дубовой рукоятью ледоруба. До сих пор она уверена, что я хотел ее задушить. Нет, конечно. Но она в это поверила без колебаний. Это фундаментальное заблуждение и легло в основу наших отношений.
Короче, когда я сообразил, что душу ее, она готова была повалиться на асфальт. Она уже не извивалась, только молча таращила яростные глаза. Мой товарищ подобрал дубинку, которую выронила девчонка, и хотел ударить ее по затылку. Дубинку я у него отобрал, и девчонка тут же в нее вцепилась мертвой хваткой. Она дернула шеей и сказала:
– Мое. Не лапай. У мента за свои деньги взяла. – И начала кашлять. Она прокашлялась, назвала нас козлами и сказала, что мы ей обломали бизнес.
– За дубинку я заплатила, потому что в таком деле без дубинки нельзя. Пока карбонария по репе дубинкой не грохнешь, он законов рынка не поймет. Потом мне один такой же с ледорубом ларек взломал – тоже, между прочим, денежек стоило. Потом во все бутылки бензина набрать – оно хоть и за красивые глаза, зато суеты много. И теперь мне все это даром отдать? Хрена!
Мой напарник потрогал затылок и сказал, что у бутылок слабоват запах, что за красивые глаза столько бензина не наберешь и что он, бензин, конечно же, разбавлен.
– Блин! – сказала она в ответ. – Вот надо было тебе башку насовсем расколоть. – Повернулась ко мне и велела: «Любую бутылку! Бей, тебе говорят!»
Под ее свирепым взглядом я замешкался, потом выхватил один сосуд наугад и увидел, что к горлышку скотчем прикручен пучок спичек. Оставалось чиркнуть и пустить снаряд. Девчонка поставила свой революционный бизнес как следует.
Ей, видно, надоела моя нерешительность. Она выхватила бутыль у меня из пальцев, воспламенила спички и грянула бутылкой о мостовую. Огненная лужа расплескалась, приятель мой матерно взвизгнул и отскочил. Девчонка ткнула дубинкой в смрадное пламя.
– Эй ты, – сказала она моему приятелю. – Это, по-твоему, разбавлено? Мозги у тебя разбавлены, вот что.
Вот тут-то мне на погибель все и произошло. Дело шло к рассвету, и хоть августовская темень еще стояла в тесных улицах, утренний сквозняк уже порхал по переулкам. Один из этих сквозняков подлетел к нам, вскинул пламенный подол бензиновой лужи, и я только теперь разглядел девчонкино лицо как следует. Нет, вру. Ни черта я не разглядел. Все, что я знаю про ее лицо, я увидел позже, тогда было только пламя, стоящее в ее глазах. Я шагнул сквозь пылающую лужу и поцеловал ее…
– Вперло! – сказал коммерсант с Сенной. – Ну чувствую же, что вперло! Я свою тоже вот так. Только, блин, лужа не горела.
Иванушка, по-моему, нашего коммерсанта и не слышал. Он прикрыл ладонью лоб, словно то пламя невидимым образом снова обожгло его, оглядел нас и продолжил.
– Дальше началась такая фигня, что Лилька (ее зовут Лилей) только переходила за мной с места на место и попискивала. А уж такой продувной девки, как она, поискать.
Короче. Мы распихали бутылки по рюкзакам – мой бедный товарищ сообразил, что спорить со мной не нужно – и перетащили туда, где около баррикады тусовались остальные. Ни до этого, ни после со мной такого не случалось. Ночь уверенно шла к концу, танки, как сказал пробегавший мимо омоновец, остановились около Гатчины. Представление шло к концу. Оставалось дождаться открытия метро и покинуть позиции. Какие тут бутылки! Какой коктейль Молотова! Честное слово, я готов был бежать туда, где встали долбаные танки, и толкать их, толкать, толкать на нашу бессмысленную баррикаду!
Да! Я осатанел. Я влез на баррикаду и сказал речь. Хотел бы я знать, что я тогда говорил. Кажется, я обещал кому-то раскроить башку. Кажется, я нес какую-то пургу про демократию. Но зато я точно знаю, что Лиля стояла внизу, смотрела на меня в немом изумлении, а в глазах у нее еще перебегали искорки.
Мужики, любовь на самом деле творит чудеса. Плюньте в рыло тому, кто в это не верит. Я загипнотизировал всех, кто меня слушал, я грозил, я просил, я сулил. Я продал все бутылки. Я отдал Лильке деньги и в восторженном умопомрачении потащился на Сенную.
– Я тоже, – неожиданно сказал коммерсант Геннадий, и в его неповоротливом голосе всем нам почудилась грусть. – Но не о том базар. Говори, Ванька!
Рассказчик наш неожиданно разозлился.
– Какой я тебе Ванька? Ты подумай, чмо, за что ты здесь. Банным веником бабу выпорол! Вот, понимаешь, эпизод из жизни предпринимателя. А я? Да я с той ночи по краешку хожу, по лезвию, слышишь, ты?
Странно, Ванюша Перстницкий оказался человеком нервным и злым. Коммерсант же не только не стал распускать руки (чему, несомненно, было оправдание), он даже не обиделся на Ванюшину истерику.
– Понял, – сказал Геннадий, – понял и молчу. А ты – давай.
Перстницкий поерзал на нарах, сцепил руки перед грудью, и история двинулась дальше.
Студент-политехник кружил по взбаламученному городу и дома оказался только к вечеру.
– А ледоруб пропал. Ума не приложу, куда он делся? Неужели я и ледоруб по инерции продал?
Прошла, помнится, неделя, а я был все такой же невменяемый. Главное, до меня никак не доходило, что я влюбился. А понял бы, так тут бы и помер Сию бы минуту помер. Потому что где ее искать?
Наркоман захихикал и сказал:
– Такая сама найдет. Хоть в дерьмо закопайся. Откопает, отмоет и схавает.
– Никуда я не закапывался. Но ты, тварь, прав – она меня нашла. Она мне позвонила. Будь он проклят тот звонок! Стоило мне услышать в трубке Лилин голос, и я сразу понял, как называется мое сумасшествие. Я что-то такое стал кричать ей, но она ужасно рассердилась. Она сказала, что времени в обрез, продиктовала мне адрес и велела приезжать не откладывая. Не откладывая! Да Господи! Я пробежал две автобусные остановки, прежде чем сообразил, что можно было бы и ехать. Короче, через полчаса я был у нее. Дверь мне отворила очень красивая девушка, другая, ничуть не хуже, распахнула дверь в комнату, где сидела Лиля. Тут и начинается мой позор.
Мы молча смотрели друг на друга, и минуты через полторы Лиля сказала:
– Вот оно как.
Тут была пауза, и я понял, что Лиле что-то не нравится.
