Сергей Белкин - Корректор жизни
-- Совершенно верно. Я отдохнуть присел. Если это ваше место...
-- Ну сё, кочумай... Зесь все места мои... Пусть дома отдыхает. Вали дед, пока цел, место занято. Шоб тя тут не было, када я обратно пойду.
"Валерик" пошел вдоль ряда торгующих, а отзывчивая соседка продолжила:
-- Ты дедуля и правда лучше тут не сиди. Это места для торгующих, за них платить надо. Ты вообще-то до дому дойдешь? А то я вижу, ты вроде как нехорошо себя чувствуешь?
-- Да, я сегодня что-то устал... Мне бы домой...
-- Ну а где дом твой, ты хоть помнишь?
-- Да, я помню... Конечно помню...
-- Адрес, назови адрес.
-- Адрес? А вот он тут записан...
Виктор Павлович достал из кармана уже ставший измятым конверт и протянул его торговке. Она прочитала его и обратилась к соседке:
-- Валя, посмотри-ка... Ты этот дом знаешь?
-- Покажи, - соседка справа протянула руку за конвертом, - Шестнадцатый? Да его уже два года как снесли. Вон, стоянка вместо него. Когда стали строить все и снесли.
-- Валя, а, может, ты этих людей знала? Подскажи дедуле...
-- Никого я там не знала, - ответила соседка справа и вернула конверт.
-- Вы, дедуля, что-то путаете. Может вы там раньше жили, а теперь перепутали... С возрастом такое бывает. У меня свекровь вообще нельзя на улицу выпускать. Сколько раз она терялась, только я знаю. Одно мученье. Пока она дома - надо газ перекрыть, спички спрятать, а то она всех сожжет. Такой кошмар! Мужчина, берите семечки, сама жарила. Есть с солью, есть без соли, - и отзывчивая соседка переключилась на уговоры покупателя.
Жолдонз поднялся и побрел. Голова кружилась, ноги еле несли его, очень хотелось есть и пить. Он дошел до многоэтажного жилого дома, увидел возле подъезда скамейку и направился к ней в надежде отдохнуть. Уже стемнело. Он присел на нее и вскоре задремал. Ему снились хорошие сны, в которых все были живы и молоды.
Виктор Павлович проснулся, потому что стало холодно. Он лежал на скамейке, уткнувшись лицам в спинку, а кто-то обшаривал карманы его пиджака.
-- Позыкай, может в брюках что-нибудь есть, - услышал Жолдонз шепот.
-- Щас позыкаю, погодь.
Виктор Павлович попробовал встать.
-- Что вы делаете? - начал он, но в затылок чем-то ударили, и руки перестали слушаться.
Жолдонз обмяк, и теплота стала разливаться по телу, а видения стали мельтешить и тускнеть. Наконец, стало совсем темно и ничего не видно, словно занавес уже опустили, а свет в зале не включили.
Некому.
* * *15-18 ноября 2001 г.
АРМЯНСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Д
ля начала послушайте: Боюканы, Скиносы, Скулянка, Вистерничены, Рышкановка, Отоваска, Валя Дическу, Валя Кручий, Малая Малина, Мелестиу ... Это ли не песня?
Кому надо, знают, что все эти слова - названия районов нашего Города, а остальные пусть просто подивятся богатству человеческой фантазии и красоте нашей речи.
А теперь - Армянское кладбище.
В сердце старожила эти слова отзовутся вовсе не так, как у приезжего, или того, кто никогда у нас не был.
Думаю, что в любом другом месте слова эти означали бы место захоронения армян. Но не таков мой чудный и странный Город. На Армянском кладбище, в принципе, конечно, хоронили и армян, но вовсе не они составляли большинство, или были первыми, кто тут похоронен. Это просто центральное городское кладбище. До революции - православное, в годы советской власти - общее.
Кроме него в городе было и есть еще несколько небольших православных кладбищ, большое еврейское кладбище на Скулянке, небольшое польское кладбище.
Так почему же, все-таки, оно называется армянским? Да просто по имени улицы Армянской, берущей свое начало от главного входа на кладбище. А вот название улицы уже связано-таки с армянами: именно здесь некогда располагалось армянское подворье.
Раньше жители Армянской имели возможность, не выходя из дома, наблюдать по нескольку похоронных процессий ежедневно. А нам, жившим на соседней Болгарской, приходилось бежать на звуки оркестра, чтоб посмотреть на медленно движущуюся процессию: впереди несли венки, потом шел оркестр, потом грузовик с открытым кузовом, украшенный коврами и цветами, сразу за грузовиком, шли ближайшие родственники, друзья, потом все остальные. В кузове на коврах возлежал гроб с покойником, окруженный цветами и венками, иногда рядом с ним в скорбных позах сидели рыдающие родственники. Процессия медленно вползала в величественную арку центрального входа, после чего восстанавливалось движение трамваев, - да-да, раньше по Армянской ходили трамваи! - машин и лошадей, - и еще раз "да-да!": было-таки полно лошадей, впряженных в телеги, чьи колеса громыхали по булыжной мостовой.
Потом зеваки расходятся, и только некоторые жители остаются сидеть на стульях и скамейках возле ворот и дверей. Не столько в ожидании следующей процессии, сколько потому, что они всегда тут сидят.
Мы за процессией не пойдем. Скажем мысленно "мир твоему праху, фие воая Та", и пусть они углубляются, а, немного погодя, и мы заглянем в этот чудный уголок, но пойдем своим маршрутом.
Справа от входа за отдельным решетчатым забором мы увидим небольшое, но красивое воинское кладбище: ровные ряды одинаковых православных крестов, установленных над могилами русских солдат и офицеров, убитых в первую мировую войну. Могилы сооружены во времена, когда наш город входил в состав Румынии, поэтому все надписи сделаны на румынском языке и выглядят, поэтому, несколько необычно: Ivan Er?ov, locotеnent; Piotr Sergeev, colonel, и так далее. У
входа на мраморных досках подробное описание, начинающееся словами: "Aici odihne?te ofi?erii eroi..."
На другой стороне аллеи, в тени высоких деревьев, окруженные красивыми решетками, мирно покоятся обелиски, кресты, плиты... Недалеко от входа несколько величественных семейных часовен с витражными окнами из цветного стекла, затем аллея поворачивает к Всесвятской церкви. На углу за высокой литой чугунной решеткой покоится многочисленная семья купца Петрашевского. Могила отмечена высокой стелой из черного полированного гранита с портретом самого Петрашевского в розетке из стальных листьев. По соседству вы заметите беломраморное надгробие писателя Шевелова с надписью "Те, кого мы любим, живут..." - так называлась одна из его книг. Потом вы наверняка не пройдете мимо скромной могилки с красивым узорчатым стальным крестом и табличкой с портретом гимназиста лет четырнадцати и надписью на румынском "Leonid Nеaga", потом будет могила с памятником первому президенту Академии наук Гросулу. До и после нее еще несколько заметных могильных плит и памятников, но ваше внимание уже будет приковано к необычно красивому, с высокими колоннами, надгробью Крупенской, спроектированному самим А.И. Бернардацци.. Старинная семья Крупенских оставила добрый след в истории города. Перед революцией Александр Николаевич Крупенский был предводителем губернского дворянства, его старший брат - послом России в Норвегии. На кладбище есть еще один большой семейный склеп древнего боярского рода Крупенских.
Двигаясь дальше, нельзя не заметить мраморную фигуру, послужившую образцом скульптору Комову для известного памятника Пушкину. На противоположной стороне площади перед церковью обращает внимание удивительное по качеству полировки надгробие купчихи Устиновой, рядом изящная колонна над могилой княгини Дадиани...
Обходя церковь, вы минуете чью-то великолепную усыпальницу, напоминающую парижский Сакре-кёр, превращенную в склад инвентаря, затем глубокий водоразборный фонтан, далее, семейный склеп Гулак-Артемовских, тоже используемый служителями храма как хозяйственная постройка. Напротив входа в церковь большое деревянное распятие. Распятие накрыто жестяной, раскрашенной изнутри, крышей. Там же прибиты маленькие клещи и лестница - символы пыток, страданий и Вознесения.
От церкви лучами отходит несколько аллей. Мне более других памятна та, что идет от склепа Гулак-Артемовских: "Дуракова-Гельт", "Ливиу Делеану", "Власов"... Так можно дойти до перекрестка, где похоронен скульптор Плэмэдялэ, автор памятника Штефану чел Маре. Свое надгробие с бронзовым барельефом-автопортретом скульптор сделал себе заранее. Если от могилы скульптора повернуть направо, можно дойти до могилы поэта Матеевича, чей бюст также был сделан Александром Плэмэдялэ.
Если же от могилы скульптора повернуть налево, окажешься рядом с могилой известного врача Тома Чорбэ, а если от Томы Чорбэ повернуть налево и опять пойти в сторону церкви мимо замечательного бюста корнета Фон Гольбаха, окажешься рядом с самым впечатляющим надгробьем кладбища: внутри высокой узорчатой беседки сидит, склонив голову на левую руку, величественная мраморная старуха. Это скульптурный портрет одной из Крупенских, выполненный в натуральную величину с удивительным мастерством. Старуха сидит, как живая. С фотографической точностью проработаны черты лица, морщинки, кружевной воротник, складки платья... Скульптуры такого качества вообще встречаются весьма редко, а уж в качестве надгробий и подавно.
