Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

Сердце бешено колотилось в груди. Я надеялся, что долго ждать не придется, поскольку мною овладело странное нетерпение. Спокойно, напомнил я сам себе, галантедор никогда не должен терять выдержки и самообладания.

Со стороны может показаться, что отцы в Севилье, как и по всей Испании, просто помешаны на том, чтобы сохранить под замком честь своих дочерей. Мы унаследовали этот обычай от мавров, которые насаждали его так же усердно, как крестьянин засевает свое поле. К их чести, большинство христианских мужей не расценивают пятно крови, пролитой в первую брачную ночь, как доказательство невинности своих невест. И это очень мудро, поскольку подлинную невинность доказать невозможно. Слишком многие девственницы успевают открыть в себе женское начало задолго до первого брачного соития.

Отцы Севильи тоже прекрасно осведомлены об уловках совращения. Они похожи на псов, караулящих вход в курятник. Но уж если лиса туда забралась, они не станут поднимать шум, потому что на карту поставлено замужество их дочерей и благосостояние семьи.

Я как раз размышлял над тем, где может находиться командор, когда услышал пение. Звуки, исполненные радости и жизнелюбия, нарушили тишину, и я увидел, как донья Анна кружит в танце сопротивляющуюся дуэнью.

— Если командор увидит, как вы танцуете… — ворчала дуэнья, пытаясь высвободиться.

— Но его нет.

— Он появится с минуты на минуту.

— Так давай же танцевать быстрее, пока он еще не приехал! — воскликнула донья Анна, вновь пытаясь схватить дуэнью за руки.

— Вам не следует этого делать.

— Но мы всегда с тобой танцевали! — возразила донья Анна.

— А теперь вы выходите замуж. Благородному господину не нужна простушка с деревенскими привычками.

— Возможно, ты и права… — сказала донья Анна, а потом неожиданно добавила: — А может, и нет. Что, если мой муж захочет перенять от простушки ее деревенские манеры?

Она рассмеялась, и звук ее голоса, сладкий, как песня, был полон озорства.

Дуэнья приложила руки ко рту. Распрямив плечи и вскинув голову, она ушла в дом.

— Не сердись, дуэнья Люпэ. Я не хотела тебя огорчить и постараюсь исправиться… — Донья Анна сказала что-то еще, но я не расслышал, потому что она скрылась в доме вслед за дуэньей Люпэ.

Пока я передвигался по крыше в поисках места, с которого удобнее наблюдать, она снова появилась во дворе — на этот раз с соколом, сидевшим на кожаной перчатке, которая скрывала ее руку до самого локтя. Черноволосая и стройная, девушка была невыразимо прекрасна. После того как она сняла с глаз птицы повязку и освободила лапки от веревки, сокол встряхнул головой и принял горделивую позу. А потом уставился немигающими глазами на меня.

— Лети, Феникс. Лети высоко и пей лунный свет!

Птица захлопала большими крыльями и, как мне показалось, полетела прямиком в мою сторону. Я съежился и зажмурил глаза. А когда взглянул снова, то увидел, как донья Анна приподнялась на цыпочки, словно и сама вознамерилась взлететь в ночное небо. Она любовалась полетом сокола и жадно смотрела на усыпанное звездами небо.

Я уже совсем было решился ее окликнуть, когда внезапно увидел столб дыма. Донья Анна тоже заметила дым и побежала обратно в дом. Я перебрался на другую сторону здания и увидел, что деревянная крыша конюшни занялась огнем. Оттуда доносилось тревожное конское ржанье. Я собирался спрыгнуть, когда донья Анна в сопровождении дуэньи сама подбежала к конюшне и распахнула дверь. Перепуганные лошади галопом выскочили из горящей постройки.

— Куда подевались Франциско и Педро? Где Хосе? — обратилась Анна к дуэнье.

— Ушли домой.

— Отчего конюшня могла загореться? — недоумевала донья Анна.

— От молнии, — послышался вдруг мужской голос.

Из-за угла показался человек с горящим факелом в руке. Его голову прикрывал мешок с прорезями для глаз.

— Скажи своему отцу, чтобы он продал это ранчо. Его дочери слишком опасно здесь находиться. — Человек с факелом направился в сторону дома.

— Нет, пожалуйста! Прошу вас… — Донья Анна побежала за ним, пытаясь остановить, но он грубо оттолкнул ее.

В этот момент я спрыгнул с крыши, обнажил свою шпагу и приставил острие к горлу человека, который собирался войти в дом.

— Молния никогда не бьет дважды, — сказал я.

Он бросил факел на землю, но в ту же секунду успел выхватить свою шпагу и направить ее на меня. Я отступил в сторону и нанес ответный удар. Лезвие скользнуло о деревяшку, которая заменяла ему отсутствующую вторую руку. Выиграв время, он бросился бежать в сторону дубовой рощи на спуске к реке. Я догнал его на самом берегу, и мы продолжали драться на мелководье, балансируя на скользких камнях. Это не было похоже на светскую дуэль, скорее, то была схватка не на жизнь, а на смерть между двумя злоумышленниками. Он был не слишком искусным фехтовальщиком, зато действовал быстро и коварно. Его удары были явно сильнее моих и обрушивались на меня, как ураган. Я старался держать противника на расстоянии и выжидал удобного случая перейти в наступление.

— Стоять! — послышался голос доньи Анны. — Бросайте шпагу, иначе я застрелю вас.

Она стояла на берегу реки и целилась из мушкета в моего противника. Отведя от меня шпагу, он воткнул ее в речное дно, и лезвие блеснуло в лунном свете.

Внезапно в тени деревьев я заметил еще одну фигуру.

— Сзади! — закричал я, пытаясь предупредить донью Анну, но было слишком поздно.

Я увидел, как она отчаянно борется с мужчиной, и все-таки ему удалось приставить нож к ее горлу. Бандиты рассмеялись.

— Бросай шпагу, — приказал мне человек, удерживающий донью Анну. — Иначе я перережу ей горло.

Я вынужден был воткнуть клинок в землю, в то время как противник вытащил свой и приставил мне к сердцу. Из-за деревьев вышли еще несколько человек в капюшонах и с мушкетами наперевес. Это был хорошо вооруженный и хорошо спланированный налет. Двое из них скрутили мне руки и приставили к голове оружие.

— Твоего отца нет дома и тебя некому защитить, верно? — обратился к донье Анне человек без руки. Потом он кивнул в мою сторону: — Отец знает про него? Что ж, пусть твой дружок полюбуется, что я с тобой сделаю. После этого даже он не захочет тебя.

Человек, державший донью Анну, засмеялся. Другой попытался возразить:

— Он ничего не говорил про это.

— А зачем ему было говорить? — сказал главарь, продолжая приближаться к Анне. — Назовем это «издержками войны».

Я снова попытался вырваться. В небе послышался крик сокола, который возвращался к своей хозяйке. Бандит, стоявший слева от меня вскинул мушкет и прицелился.

— Не-е-ет! — закричала донья Анна.

Я изловчился и ударил ногой по прикладу, мушкет выстрелил в сторону. Воспользовавшись минутным замешательством, я сумел освободиться из захвата. Теперь, когда один ствол был разряжен, опасность уменьшилась вдвое, и я решил рискнуть. В ходе схватки второе ружье тоже разрядилось в воздух и стало для меня неопасным. Я повернулся и схватил шпагу.

В то же самое время донья Анна изо всех сил ударила прикладом бандита, стоявшего позади нее, и тот упал на землю, схватившись руками за живот. Главарь бросился на Анну, но я устремился к ней на выручку. Бандит, который спорил с главарем, не стал мне препятствовать. Я почти настиг обидчика, когда раздался выстрел. Пуля из мушкета доньи Анны попала ему в грудь. Увидев, как он рухнул на землю, остальные бросились бежать.

— О, Боже! — прошептала она, опускаясь на колени и зажимая рот руками. — Я убила его.

— Все в порядке, — сказал я, переворачивая его. Глаза бандита безжизненно смотрели в небо. — У вас не было выбора.

— Выбор есть всегда, — возразила донья Анна и повернулась ко мне. — Кто вы такой и чего от меня хотите?

Я собрался ответить, когда послышался стук копыт. Ее отец, вероятно, услышав выстрелы, скакал сюда. Через минуту он был уже рядом с нами.

— Ступай в дом! — приказал командор дочери и обнажил шпагу. — Я сам с ним разберусь.

— Отец!..

Она попыталась остановить его, но времени на объяснения не было. Командор был полон решимости убить меня, и я, чтобы спастись, бросился прочь. Клинок его шпаги просвистел совсем рядом и срубил ветку в дюйме от моей головы, следующий удар рассек рукав моего камзола. Петляя среди деревьев, я отыскал Бониту и вскочил в седло. Командор непременно настиг бы нас, если бы не дерево на его пути, которое пришлось объезжать. Выиграв минуту времени, я пустил лошадь в галоп, и мы понеслись через холмы в сторону леса. Оглядываясь, я видел в лунном свете своего преследователя, шпагу, занесенную над его головой, и лицо, пылающее от ярости. Он немного отстал, а потому нещадно пришпоривал и криком подгонял коня, чтобы тот шел быстрее.

Я свесился с седла на бок, чтобы беспрепятственно проскочить под ветвями деревьев. Бонита ускорила ход, и вскоре нам удалось оторваться от преследования. Остановив лошадь, я дал ей минуту передышки. Я нежно гладил ее по шее и прислушивался. Далеко позади слышался хруст ломающихся веток — командор все еще продолжал погоню. Сделав круг, я осторожно выехал с другой стороны леса и поскакал через поле. Мягкая земля приглушала стук копыт. Только на другой стороне холма, оказавшись на безопасном расстоянии, я позволил себе снять маску. От теплого ветра слезились глаза. Я направил лошадь в сторону города, чтобы укрыться за его надежными стенами.