Кристин Валла - Туристы
Рю-де-ла-Рокетт вся сверкала неоновым светом. Разноцветные световые трубки отбрасывали на стены сполохи, пронзительные, как световые сирены. Белые огни горели над «Ла Таволой», фирменным желтым цветом «Кодака» светились вывески фотомагазинов, алым пламенем полыхала световая реклама кафе «Бастилия». Вроде Репербана, только без проституток. Юлианна остановилась перед массивной дубовой дверью, стиснутой с двух сторон пунктом обмена валюты и шоколадной лавкой. Она позвонила, и дверь со скрипом отворилась. Во дворе у мусорных ящиков одетый в передник парнишка с азиатской наружностью выбрасывал рыбные потроха. Две кошки пели на разные голоса, вознося благодарственную застольную молитву. Пройдя парадное, Юлианна очутилась на узкой лестнице. Дойдя до самого верха, она снова позвонила. В замке щелкнул ключ. Дверь отворилась. На пороге стояла дама в шелковой блузке, юбке колоколом и отороченных мехом домашних тапочках. Глаза, окруженные густыми морщинами. На запястьях браслеты из цветных бусинок.
– Добрый вечер! – краснея, поздоровалась Юлианна. – Это я вам звонила сегодня по поводу вашего объявления.
– Норвежская девушка, так, кажется?
– Да. Моя фамилия Бие.
– Ну, заходи, пожалуйста!
Дама отодвинула красную портьеру. За портьерой открылась небольшая комнатка. Деревянные перегородки и открытый очаг в дальнем углу делали ее больше похожей на деревенскую хижину, чем на парижскую квартиру. У стены лежали штабелем березовые поленья. Домотканый коврик, как снегом, был усыпан берестяной трухой. Старушка села на обтянутый зеленым велюром диван и достала из узорного футлярчика дамскую сигару. Юлианне она жестом предложила располагаться в накрытом чехлом кресле.
– Меня зовут мадам Чичероне, – заговорила хозяйка. – Но пусть тебя не обманывает звание, которым я титулуюсь. Я никогда не была замужем, а всего лишь состарилась. Скажи мне, сударыня, фрекен Бие из Норвегии, ты куришь? – Мадам прикурила свою сигару от увесистой зажигалки в форме кубика. – Нет? А вот я да. По пачке «Флёр де Саванн» в день. Названием они напоминают цветы, но вот запах от них далеко не цветочный. Почему сигарам дали такое название, ума не приложу. Но с другой стороны, духи моей матушки имели божественный аромат, а назывались «Флёр де табак». Так что понимай как знаешь! Кроме того, я каждый день на ночь выпиваю рюмку крепкого спиртного с сельтерской или две, когда есть особенный случай, и собираюсь продолжать так до самой смерти, каковая, если смотреть правде в глаза, очевидно, не заставит себя долго ждать. Хотя кто знает? Я и сама не ожидала, что проживу дольше восьмидесяти, иначе не заключила бы пари на эту тему с моим старым другом Артюром Бертраном. Впрочем, это все равно уже не имеет значения, голова у него еще и тогда-то, мягко говоря, начала сдавать, а если называть вещи своими именами, то, можно сказать, начиналось старческое слабоумие. Так вот, с тех пор я, как видишь, дожила чуть ли не до девяноста, а Артюр лежит в земле, его похоронили на кладбище Пер-Лашез, где покоятся сплошь разные знаменитости. А для себя у меня заготовлен пятачок на Монмартрском кладбище, там на холме самое романтичное место. И не надо делать такое грустное лицо, все мои друзья умерли, так что остается только вернуться к моим цветам саванны, и я стою на том, чтобы непременно выкуривать пачку каждый день, потому что к старости у человека остается все меньше и меньше радостей, зато всякая радость доставляет тем больше удовольствия. Я еще помню то время, когда только начали печатать на сигаретных пачках предостережения. Не скажу, когда точно это было, зато хорошо помню свою реакцию. Я курила с тринадцати лет, иными словами – курильщица с семидесятитрехлетним стажем, так что, если считать, что я в среднем выкуривала пачку в день, получается, что выкурила пятьдесят тысяч «житан», «голуаз» и «флёр-де-саванн», а вон, до сих пор все смолю и, глянь-ка, все еще жива. Здоровья у меня нет. Сил тоже. Но вот живуча!
Мадам Чичероне стряхнула пепел в пустой горб фарфорового верблюда. Затем достала листок из тумбочки под телевизором.
– Итак, начнем! – сказала она, надевая очки. – Мой первый вопрос: с какой такой стати ты решила наняться на работу к старухе? Надеюсь, это же не мечта твоей жизни!
– Я приехала как помощница au pair, чтобы учиться и отрабатывать за свое проживание, но у меня не получилось.
– Вот оно что! Что же вышло? Тебе попались такие уж хулиганистые ребятишки?
Юлианна помотала головой:
– Мальчик был как мальчик, совсем неплохой. Но я как-то не смогла приспособиться к этой работе.
– Ты приехала во Францию для того, чтобы работать няней?
– Нет, я приехала для того, чтобы учиться.
– Ну, вот видишь! У тебя на уме был французский язык, а не какой-то там мальчик! В общем-то, это вполне можно понять. Возня с ребенком иногда кажется неблагодарным занятием, особенно если ребенок не твой. Эта работа не дает немедленной отдачи. Что до меня самой, я бы никогда не стала встревать в такое дело.
Мадам отложила ручку. Кубик воспламенился с таким треском, словно взорвалась петарда.
– Вообще-то главная проблема была в его матери, – сказала Юлианна. – По-моему, ей хотелось поскорей от меня избавиться.
– Очень похоже, что к этому все шло. Нянька должна быть приходящей, и незачем делать из нее члена семьи, который живет в доме. Одно дело – нанять человека, и совсем другое – поселить его у себя. Потому-то я так подробно тебя и расспрашиваю. Я должна убедиться, что ты не будешь играть у меня на нервах, которые и без того достаточно расстроены. Это напомнило мне одну из моих пациенток. Как-то она звонит мне, потому что ей вдруг показалось, что ее муж – это какой-то незнакомец, который без спросу вселился к ней в дом, а теперь хочет избавиться от нее любыми средствами. Я ответила ей, что этот незнакомец несомненно ее муж. Если бы не так, он не захотел бы оставаться с ней в одном доме.
– Ваша пациентка?
– Да, моя милая, я работала психиатром почти сорок лет. Я, конечно, уже очень давно вышла на пенсию и думаю, что мои методы сильно устарели. Психиатрия развивается такими гигантскими шагами, что у меня голова идет кругом, когда я пытаюсь уследить. В свое время я училась в Цюрихском университете, да там и осталась, потому что началась война, а у меня, видишь ли, мать была еврейка. Все мы тогда, еще студенты, были ужасно увлечены одним солидным господином, который время от времени вел у нас семинар и которого мы часто встречали на улице в открытом автомобиле или видели в окрестностях выстроенного им странного замка, где, по слухам, он потчевал своих гостей такими странными блюдами, как, например, коровье вымя. Звали этого господина Карл Густав Юнг, и был он личностью, что называется, харизматической. Я в основном была последовательницей его учения, хотя никогда не называла себя юнгианкой. Учитывая, как много значила для Юнга индивидуальность, название «юнгианец» звучит, на мой взгляд, слишком парадоксально. Но ты, кажется, соскучилась, я вижу это по твоему лицу, да и к нашему интервью все это не имеет ни малейшего отношения. Ты уж меня извини, но сегодня мне впервые за долгое время довелось поговорить от души. Так на чем же мы остановились? Ах, боже мой! Я даже забыла спросить тебя, не хочешь ли ты выпить кофе! Так как? Тебя угостить?
– Да, пожалуйста, – ответила Юлианна.
– Какая ты вежливая девушка! – похвалила ее хозяйка и поднялась с дивана.
Юлианна направилась вслед за ней на кухню. Все стены там были увешаны карандашными рисунками и акварелями. Четыре плетеных стула стояли вокруг стола орехового дерева. Над плитой и мойкой были развешаны связки чеснока и перца чили.
– Эспрессо? Капуччино? Кофе с молоком? – спросила хозяйка.
– С молоком, пожалуйста, – попросила Юлианна. – Вот это кофеварка! Очень сложно с ней управляться?
– Совсем не сложно, – сказала хозяйка, занятая разогреванием молока. – Мне она досталась бесплатно как наследство после умершего друга, он держал ресторан.
Мадам Чичероне налила кофе в кружку, похожую на супницу. Юлианна попробовала напиток. Кофе был сварен очень профессионально.
– А теперь расскажи мне, есть у тебя в Париже друзья? – спросила старушка.
– Совершенно никого.
– Ты играешь в шахматы? Нет? А в триктрак? Бридж? Ну, ничего, научишься. А если бы тебе пришлось выбирать между слишком жарко натопленным и холодным помещением, что бы ты выбрала?
– Наверное, то, где жарко.
– Великолепно! Дело в том, что у меня тут иногда стоит просто тропическая жара. Я не переношу холода и сильно топлю. Ты умеешь разжигать печку?
– Думаю, что как-нибудь справлюсь.
– Дружочек, ты принята на работу! Надо это отпраздновать. Хоть ты не куришь, но от рюмочки бурбона, может быть, не откажешься?
– С удовольствием, мадам! Но, если можно, я тоже хотела у вас кое-что спросить.
– Да ради Бога, спрашивай сколько угодно! Ты небось давно сгораешь от нетерпения.
