Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005)
Но вода все равно растеклась по всей ванной.
Вышел, не вытираясь, в комнату. Залив лежал внизу неподвижно, мертво: не вода, а черный воск.
Натягивая трусы-носки, следил за новостями. Американские танки, Багдад, столбы дыма над городом.
В коридоре стояла каталка с полотенцами, стаканы. У лифта услышал телефонный звонок и побежал обратно.
Ключ на болванке долго елозил в разболтанной ручке.
“Алё-о-о?” — неуверенно, с подъемом на “о”, раздался в трубке ее голос.
32
Офис находился в районе Аксарай. Махнув через мост, пронеслись под акведуком Валента и втерлись на бульвар Ататюрка. Мехмед слушал музыку и хлопал в такт по баранке. Гудки, пробки, смрад. Таксисты горланят, высунувшись из окон.
Машина остановилась у импозантного дома. Эркеры, кариатиды, Европа. Дверь со значком красного флага открыла турчанка. На вид лет сорок — жакет, юбка чуть выше колен, черные чулки.
“Здравствуйте”, — пропела на чистом русском.
Воздух из кондиционера холодил мокрую спину.
Я вошел в зал и вздрогнул. На диване сидели мои московские турки.
Те же костюмы, те же сладкие улыбки.
Полное дежа-вю.
“Хотите чаю?”
Я решил не затягивать. Сказал, что устроился прекрасно и хочу гулять по городу. Турки заулыбались, закивали. “Вас хорошо понимаем!” Из боковой комнаты женщина принесла конверт. “Это билет на автобус, суточные и маленький подарок от нашего президента”. Конверт лег рядом с чайными пробирками.
“Какие у вас планы на сегодня?” Мы встали.
“Хотел бы трахнуть девушку с туграми”. Я сунул конверт в карман.
“Простите?”
“На сегодня у меня осмотр великой мечети Сулеймания!”
До дверей меня провожала женщина, и я спросил, откуда она знает язык.
“Мой муж русский”, — ответила она, щелкнув замками.
Спускаясь по лестнице, я подумал, что жена моего отца могла выглядеть точно так же. Но как представить их вместе?
33
Ночь над Истанбулом, какая ночь опустилась над городом городов! нет, вы только посмотрите, что за тьма заливает воду Босфора! этакую тьму да на калам каллиграфу, чтобы начертал по небу имя Всевышнего во славу его творения, ведь и свечная сажа, из которой чернила, летит к небу, а значит, на небе ей самое место, вот какая эта тьма!
Ну, кто пойдет первым, готовься, пора! это, отодвинув кожу полога, рыкает во тьму казармы сторож, ну же, говорит он уже тише, собирайтесь, вам говорю, время пришло, что притихли? есть кто живой или вымерли все от страха, неверное семя? кто первый из вас? а кто первый из нас? там, через двор у костра, — что? ни муки ли с пытками и смерть ужасная за грехи наши, нам неведомые? и если так, что лучше, первым ли пойти или ждать до последнего, умаляя бессмертную душу подлым страхом, и тоже принять, но только позже? в том-то и фокус, что — неизвестно!
Тогда выходит Юсуф и говорит, что же, раз так, то я пойду первым, я тут вроде как старший, остальные совсем мелюзга, а значит, мне положено начинать, так что веди куда надо, ты, как тебя звать, не знаю, и оба выходят вон, только кожа полога хлопает напоследок по ляжкам — иди! толкает его сторож через двор ко входу в стене, пригибая ладонью обритую голову, но он успевает заметить: двор, фонтан и приземистый минарет упирается в небо; в комнате, куда пришли, очаг и колодки; стол, на котором плошки-миски; на столе ножи-лезвия. Тебе сюда, это говорит тот, кто в фартуке, да не трясись как лист, не так это больно, как на свете бывает, давай же, давай — невидимый кто-то зажал руки, фартучник задирает ему рубаху на голову, плещут из плошки в промежность, готово нехитрое дело, вода с кровью течет по ляжкам, но когда плещут снова, боль уступает; рубаху обратно, и снова на двор, где фонтан; идет раскорякой, и его не торопят, иди себе как можешь, дело наполовину сделано.
В мечети — а это мечеть — темно и прохладно.
Ну, говорит ему некто в шапке из войлока, с белым отрезом от макушки до пят, встань здесь и слушай меня внимательно, потому что много вас, а ночь коротка, когда же скажу, ты повторишь, что услышал, а если что упустил, останови и спрашивай: вот, не расслышал, не уразумел. Ты понял? Тогда повторяй: “Признаю, что нет Бога, кроме Аллаха...” — “Признаю, что нет Бога, кроме Аллаха...” — “...и пророк его — Мухаммед”. — “...и пророк его — Мухаммед”. — “Хорошо. Подойди ближе”. Тот в белом осеняет новорожденного войлочным рукавом и говорит: “Я, дервиш ордена Бекташи, раб Аллаха, объявляю тебе, рабу султана, что отныне живот твой вручен Аллаху и это он, неизъяснимый и всемогущий, поведет с этой поры тебя как воле его будет угодно”. Свеча моргнула и затрещала; ярче зажглась. “Я же, — продолжал тот, — тебя отпускаю, нарекая именем правой веры, поскольку без имени был ты никто, а с именем есть у тебя место среди равных, так что забудь свое прежнее и своих прежних тоже забудь, имя отныне тебе „Синан”, что означает „Застрельщик” — коль скоро явился ты первым — по прозвищу „Абдур-Меннан”, что есть „сын раба Божия, Вседержителя”, ибо у Аллаха девяносто девять прекрасных имен, и я волен выбрать любое, но записываю в книгу вот это, ибо слышу, как оно тебе годится”.
Так в казенной книге имперской гвардии возникла первая запись, гласившая: числа такого-то в месяц и год от хиджры такой-то появился на свет раб султана Синан по прозвищу Абдур-Меннан, принявший ислам согласно закону, а если вы спросите, как же мог христианин в одночасье предать веру предков, ответим: вера на то и вера, чтобы быть делом сугубо личным, и к ритуалу имеет отношение малое. А если ты одинок? ты испуган и не понимаешь, что ждет тебя в эту ночь? которая раскинулась над империей от города Истанбула, где храпит, откатав на каике, султан Селим, до южного города Маниса, по ночным улицам которого гуляет, не ведая сна, наследный принц Сулейман? и тоже не знает, что ждет его в эту и прочие ночи и дни? потому и бродит он без сна по крутым переулкам, покуда не слышит — что это? скрипка? — из окон мелодия льется, и нет слаще звуков для Сулеймана в тот миг, и за них он готов отдать всякое.
34. 35
.............................................................................................................
36
Отогнув кожаный полог, я вошел внутрь. Мечеть пустовала, намаз кончился. Пахло воском, лимонным освежителем. Полумрак, прохладно. Когда идешь босиком по ковру, кажется, что дома.
Я снял с крючка общественные четки, достал блокнот.
“Мехмед был старшим сыном Сулеймана, жил наместником в городе Маниса и умер от оспы двадцати одного года от роду. Султан узнал о смерти принца во время победоносного возвращения с Балкан на выезде из города Эдирне. И принял решение о строительстве большой пятничной мечети памяти сына. Это был первый крупный заказ, который Синан получил в качестве придворного архитектора. На строительство ушло триста тысяч золотых дукатов, то есть все деньги, вырученные в ходе военной кампании”.
Перебирая зеленые зерна, задрал голову. Стены светлые, арки с красными вставками. Резьба сталактитов прорисована той же краской.
“Купол мечети имеет 19 метров в диаметре. Высота от пола до макушки 37 метров. Четыре примыкающих полукупола образуют в плане симметричную форму креста. Лапидарный план ограничивает возможности архитектора, но проверен в исполнении. Мечеть Фатиха (1471 год) и Баязида (1506) — единственные крупные мечети города, выстроенные до Синана, — имели в основе ту же схему”.
Спокойные светлые объемы. Четыре столба стоят особняком (и страшно подумать, сколько тонн на себе держат). Каннелюры, чтобы убавить ощущение тяжести. Боковых галерей нет.
Я достал альбом и сделал набросок интерьера. Начертил план мечети, срисовал надписи, сосчитал окна.
Выйдя через центральный вход, оказался на пустыре. Выжженная трава, пустые банки, гнутый багажник от велосипеда. Стволы кипарисов облеплены старыми афишами. Собаки распластались в тени, дрыхнут.
Я посмотрел наверх. Чередуясь, купола спускались на землю, образуя линии равнобедренного треугольника. Минареты покрывала густая каменная резьба.
“Избыток от потери, мечеть памяти усопшего”. Поддал ногой банку. Та отлетела в кусты. Я раздвинул поросль и обнаружил в кустах гробницу. Каменная прямоугольная раковина высотой по грудь, арабская вязь и футбольные надписи из баллончика. Плита валяется рядом. Со дна пахнет лыжной мазью, какие-то тряпки, пакеты.
Неожиданно из тряпок высунулись темные пальцы, нервно ощупали лацкан.
