Джон Чивер - Буллет-Парк
Нейлз зашагал по улицам, надеясь, что тревога и боль выйдут вместе с испариной. На окраине ему повстречался старик, торговавший черепами и фаллическими символами. Нейлз дошел до зоопарка и выпил бокал «кампари» в кафе; в клетке напротив какие-то хищные птицы клювами разрывали сырое мясо. Выйдя из кафе, Нейлз увидел гиену, а за ней клетку с волком. Когда он вернулся в больницу, сестричка поздравила его с сыном, который весил восемь фунтов, и сообщила, что жена его уже вне опасности. Нейлз чуть не взвыл от радости и, шатаясь как пьяный, принялся ходить по приемной, В тот же вечер его впустили к Нэлли, и он впервые увидел сына —это был прекрасный мальчик, требовательный, полный жизненных сил. Много позже Нейлз и Нэлли совсем было решили усыновить еще одного ребенка, чтобы Тони не рос один, но в последнюю минуту мысль, что ему придется делить власть над их сердцем с каким-то найденышем, показалась им обоим невыносимой.
Был ли Нейлз хорошим отцом? Он бы затруднился ответить на этот вопрос. Так, например, однажды они крепко поссорились. Тони было тогда девять. Он вдруг забросил спорт, раздружился с приятелями и накрепко обосновался в кресле перед экраном телевизора. В тот вечер, когда они поссорились, лил дождь. Нейлз вошел в дом черным ходом, через кухню. Нэлли возилась у плиты. Нейлз подошел к ней сзади и поцеловал ее в затылок. Нэлли не отозвалась на ласку.
— Не надо, мой милый,— сказала она.— А то у меня такое чувство, будто мы разыгрываем какой-то скетч на эстраде. Ты бы лучше заглянул в школьный дневник Тони. Вон он, на столе.
Нейлз налил себе виски с содовой и принялся листать дневник. Он весь пестрел тройками и двойками. Нейлз прошел через столовую и темный коридор в гостиную, где Тони смотрел телевизор. Мерцавший в полумраке голубой экран обратил комнату в подводное царство. Шум дождя за окном усугублял это ощущение. Казалось, они находились в пещере на дне океана.
- Вам не задавали уроков на завтра? — спросил Нейлз.
— Совсем немного.
— Ты бы лучше сперва разделался с уроками, а потом уже смотрел телевизор,— сказал Нейлз.
На экране плясали комические персонажи мультфильма.
- Я только досмотрю эту программу,— сказал Тони.— А потом сяду за уроки.
— Нет, ты лучше сделай уроки сейчас,— сказал Нейлз.
— Но мамочка ведь разрешила,— сказал Тони.
- С каких это пор, молодой человек, вы стали спрашивать разрешения смотреть телевизор? — спросил Нейлз. Он прекрасно понимал, что его саркастический тон лишь оттолкнет сына, но упрямство мешало ему отступиться, к тому же он устал после рабочего дня.— Ты никогда ни у кого не спрашиваешь разрешения,— продолжал он.— Приходишь домой в половине четвертого, пододвигаешь кресло к телевизору и торчишь перед ним до самого ужина. А после ужина опять пристраиваешься к этому проклятому ящику — и так до девяти. Но если ты не делаешь уроков, как же ты думаешь перейти в следующий класс?
- Я много узнаю из телевизора,— застенчиво сказал Тони.— О географии, о животных, о звездах...
— А сейчас о чем ты узнаешь? — спросил Нейлз.
Смешные человечки тянули веревку, каждый в свою сторону. Огромная птица подлетела и перекусила веревку клювом,— и человечки попадали вверх тормашками.
—Это — другое,— сказал Тони.— Это не образовательная программа. А бывает образовательная.
—Ах, да оставь ты мальчика, Элиот, оставь его в покое! —крикнула Нэлли из кухни своим нежным, звонким голосом.
Нейлз побрел на кухню.
—Ты не думаешь,— спросил он Нэлли,— что пять часов — с половины четвертого до девяти, с небольшим перерывом на ужин — слишком большой отрезок времени, посвященный телевизору?
— Да, конечно, это немало,— сказала Нэлли.— Но пойми: сейчас телевизор для него ужасно много значит, а потом он сам из него вырастет, вот увидишь.
— Пока что я вижу только то, что телевизор для него ужасно много значит,— сказал Нейлз.— Это заметно невооруженным глазом. Когда мы с ним ходили покупать подарки на елку, он ничем не интересовался и только думал о том, чтобы поскорее вернуться к телевизору. Ему было совершенно все равно, какой подарок мы купим тебе или его кузенам, теткам и дядюшкам. Он вел себя как одержимый. Все симптомы наркомании. Совсем как у меня, когда приближается время коктейлей, С той разницей, что мне уже тридцать четыре и я пытаюсь не превышать определенного числа коктейлей и сигарет.
— Он еще маленький и не знает меры,— возразила Нэлли.
— Он не хочет ни бегать на лыжах, ни играть в футбол, ни делать уроки, он даже гулять не выходит из боязни пропустить какую-нибудь телевизионную программу.
— Я уверена, что он вырастет из этого увлечения,— повторила Нэлли.
— Из наркомании не вырастают. Здесь нужно либо самому сделать усилие, либо чтобы кто-то это усилие сделал за тебя. Наркомания не излечивается сама собой.
Нейлз зашагал обратно, через столовую и темный коридор в подземное царство, за окном которого шуршал дождь. Некто в клоунском наряде сюсюкающим голосом убеждал своих друзей, чтобы те, в свою очередь, убедили мамочку купить им игрушечную машину с электрическим двигателем. Нейлз включил свет и увидел, что для его сына ничего сейчас не существует, кроме сюсюкающего клоуна на экране.
— Ну вот,— сказал Нейлз.— Я только что говорил с мамой, и мы решили, что пора что-то придумать с телевизором.— Клоуна сменили кукольные слон и тигр и принялись в обнимку отплясывать вальс.— Я думаю, одного часа в день довольно, а время ты можешь выбрать сам.
Угроза ограничить время, которое он проводил у телевизора, нависала над Тони и прежде, но всякий раз его выручало либо вмешательство матери, либо забывчивость отца. При мысли о томительных и пустых часах после школы без телевизора Тони расплакался,
— Слезы тебе не помогут,— сказал Нейлз.
К слону и тигру присоединились еще какие-то звери, и все танцевали вальс.
— Кончай, папа,— сказал Тони.— Это не твое дело.
— Ты мой сын,— сказал Нейлз,— и мое дело, чтобы из тебя вышел человек. Прошлым летом мы нанимали репетитора, чтобы ты перешел в другой класс, а если ты будешь приносить такие отметки, никто тебя не переведет. Или ты считаешь, что это не мое дело — перейдешь ты в следующий класс или нет? Если бы тебе дать волю, ты, пожалуй, и вообще не ходил бы в школу. Включал бы телевизор чуть свет и не выключал бы до самой ночи.
— Ах, ну кончай же, папа,— сказал Тони,— и оставь меня, пожалуйста, в покое!
Тони выключил телевизор, вышел в холл и занес ногу на ступеньку.
— А ну-ка, сынок, вернись! — закричал Нейлз.— Вернись сейчас же, а то я тебя сам верну.
— Ну что ты на него рычишь! — вмешалась Нэлли, выходя из кухни.— Я жарю куропаток, и от них так вкусно пахнет, и мне было так хорошо от того, что ты дома, а ты взял и все испортил.
- Может, мне тоже было хорошо,— сказал Нейлз.— И потом, как бы вкусно ни пахли куропатки, это не резон для того, чтобы отмахиваться от задач, которые перед нами ставит жизнь.
Нейлз подошел к лестнице и крикнул:
— Иди-ка сюда, сынок, быстро! А то не будет тебе телевизора целый месяц. Слышишь? Спускайся сейчас же, а то не будет тебе телевизора целый месяц.
Мальчик медленно спустился по ступенькам.
— Ну вот, а теперь садись, поговорим,— сказал Нейлз.— Я сказал, что ты можешь смотреть телевизор по часу в день, и от тебя требуется лишь выбрать время.
— Откуда я знаю,— сказал Тони.— Я люблю программу, которую дают в шесть и в семь...
— Ты хочешь сказать, что часа тебе мало, так, что ли?
— Не знаю,— сказал Тони.
— Налей-ка мне виски с содовой, Элиот,— попросила Нэлли.
Нейлз налил ей виски и содовой и вновь принялся за Тони.
— Ну, что ж, - сказал он.— Так как ты сам не можешь решить, придется мне решить за тебя. Во-первых, я буду следить, чтобы прежде, чем сесть за телевизор, ты сделал уроки.
- Но я возвращаюсь в полчетвертого, а когда автобус запоздает, то и того позже,— сказал Тони.—И если мне сразу делать уроки, я пропущу программу, которую дают в четыре.
— Это, конечно, большое горе,— сказал Нейлз.— Большое горе.
— Ах, оставь его,— сказала Нэлли.—Пожалуйста, оставь его в покое. На сегодня хватит.
— Мы говорим не о сегодня, а о всей неделе, включая и субботу, и воскресенье, и праздники. Поскольку никто из вас не желает принять решения, придется мне взять все на себя. Я выкину эту проклятую игрушку на помойку.
— Ой, папочка, не надо!— вскричал Тони.— Пожалуйста, не надо! Ну, пожалуйста! Я буду учиться лучше, вот увидишь! Я постараюсь!
— Я это уже который месяц от тебя слышу,—сказал Нейлз.— А толку никакого. Ты давно обещаешь взяться за ум, а сам только и делаешь, что торчишь у телевизора. Допускаю, что намерения у тебя самые лучшие, но, увы, результатов не заметно. Итак, с телевизором покончено.
— Ах, нет, Элиот, прошу тебя,—взмолилась Нэлли.— Ну, пожалуйста! Он так любит телевизор. Неужели ты не понимаешь, что он его любит?
