Аллен Курцвейл - Часы зла
— Ну а что такое шкатулки с сюрпризом?
— Коробочки, которые он хранил в старой тележке для книг возле каталожных ящиков. Одна называлась «Цвета» и была наполнена разными красками, образцами тканей. Во второй, под названием «Чудесные минералы», хранились пириты, диатомиты и прочие красивые камушки. Но моей любимой была «Из чего я сделан». Туда мистер Маккаркл поместил фрагмент человеческой кости, пробирку с водой, ноготь и шестидюймовую прядь волос, украденную им, как он сам позже признался, в местной парикмахерской.
— «Из чего я сделан»?.. Замечательная идея! Как нельзя более уместное сравнение с тем, с чем имеем дело мы.
Тут до меня, что называется, дошло.
— Так вы хотели тем самым показать, из чего сделаны вы, мистер Джессон?
— О нет, Господи, ничего подобного! Все эти предметы символически описывают жизнь человека, скончавшегося около двухсот лет тому назад. — Он надавил на кнопку в полу. — Паланкин и кресло-носилки, Эндрю. Их надо повернуть вот таким образом… — И Джессон изобразил с помощью двух растопыренных ладоней нечто напоминающее букву «V». И пока дворецкий переставлял мебель, свел меня вниз со сцены. — Прежде чем мы начнем, хочу принести кое-что из библиотеки, — сказал он и подвел меня к ближайшему алькову. — Не будете столь любезны снять с полки вон тот том? — И Джессон указал на полку с табличкой «Неоконченные труды». Я поднялся по стремянке и потянулся к «Эдвину Друду». — О нет, не этот. Тот, что слева. В переплете из телячьей кожи.
Я прочитал на корешке название:
— «Хроники инженера» Себастьяна Плюмо?
— Да, именно.
Потянувшись за книгой, я вдруг потерял равновесие и едва не свалился со стремянки на голову Джессону.
— Осторожнее!
Я обрел равновесие, ухватившись за бронзовый поручень, взял книгу и, прежде чем передать ее Джессону, заглянул внутрь. «Хроники» были написаны по-французски и напечатаны, судя по шрифту и бумаге, примерно в восемнадцатом веке. Я сказал «примерно», потому что дата выпуска там не значилась. Если уж быть точным до конца, так и титульный лист отсутствовал. А единственной характерной чертой был экслибрис с изображением герба Джессона.
— Давайте ее мне, Александр. У вас еще будет время как следует рассмотреть и изучить это издание.
Я подал ему «Хроники», и Джессон отнес книгу в комнатушку за ставнями. Снова поднялся на платформу и шагнул в паланкин, сделанный из кресла под козырьком, такие прежде я видел только в кино. Затем он выглянул из окошка и жестом дал мне понять, чтобы я занял другое кресло — довольно странное на первый взгляд сооружение, напоминающее шезлонг, и тоже под козырьком, сделанным из стеганой кожи. И вот мы оба уселись, каждый в отведенное ему отгороженное место.
Джессон положил диктофон на столик из слоновой кости, который освещали огни рампы.
— Включите, когда будете готовы?
Я наклонился вперед, надавил на кнопку и откинулся на спинку кресла.
Джессон задернул шторки паланкина, чтобы я не видел его лица, затем протянул руку к шкафчику, открыл стеклянную дверцу и взял какой-то предмет.
Я почему-то подумал, что он взял старинную куклу, чтобы начать разыгрывать спектакль, но затем увидел, что пальцы его крепко сжимают кувшинчик с мутноватой жидкостью. Подавшись вперед, я заметил его отражение в стеклянной дверце. Он сидел неподвижно, словно в трансе, потом поставил кувшинчик рядом с диктофоном и начал свое повествование. А начал он его со следующих слов:
— Этот шкафчик с сюрпризом я приобрел весной тысяча девятьсот восемьдесят третьего года на аукционе в Париже…
На протяжении следующих двух часов Джессону удалось превратить эту убогую деревянную коробку в сундук с сокровищами, непременный атрибут авантюр и приключений. Выяснилось, что каждый хранившийся в шкафчике предмет был связан с определенным моментом в жизни анонимного изобретателя восемнадцатого века. К примеру, в кувшинчике хранился отсеченный палец героя, мрачный экспонат некоего хирурга-кальвиниста, коллекционировавшего разного рода анатомические аномалии. Джессон обильно уснащал рассказ всеми этими чисто медицинскими деталями и подробностями, что отчасти объясняло наличие в его библиотеке раздела под названием «АМПУТАЦИЯ» и вполне совпадало с прагматизмом его читательских интересов. И, несмотря на то что говорил он о делах и событиях давно минувших дней, рассказ оказался живым и чрезвычайно захватывающим. Джессон заставил все девять предметов из десяти отделений старинного шкафчика дышать, говорить, сталкиваться, кровоточить, рыдать и вопить.
Наконец он умолк, и тут настал мой черед сидеть словно в трансе. Когда я немного пришел в себя, то подался вперед, заглянул в паланкин и увидел, что Джессон сидит там, сгорбившись, совершенно обессиленный.
— Позвоните Эндрю, — хрипло прокаркал он через окошко. — Скажите, чтобы принес бутылку «Барсака» и те печенья, которые только что прислали.
Я передал это сообщение дворецкому, а затем стал допытываться об источниках столь необычайного повествования.
— Скажите, мистер Джессон, то, что я от вас сейчас услышал, — факты или выдумка? Мы с вами существуем в конце девятнадцатого века, который Дьюи называл «областью фантазии», или же в конце двадцатого, который исходя из того же принципа можно назвать «областью увековеченной памяти»?
Джессон пропустил этот мой вопрос мимо ушей.
— Проверьте, как идет запись, — буркнул он и, опустив козырек, скрылся из виду.
Я быстро проверил диктофон и, убедившись, что работает он нормально, вернулся в свое кресло. Затем отодвинул пальцем краешек занавески и увидел, что Джессон, склонившись над бумажным свитком, делает какие-то записи.
— Похоже, я здесь не единственный летописец, — заметил я.
Он нахмурился и сунул свиток за обитый бархатом валик.
— Просто решил записать несколько наблюдений. Вам бы они показались если не удручающими, то уж точно тенденциозными.
— Примерно то же самое вы говорили и о рае.
— Разве? — Он приподнял козырек, и я увидел на его лице усмешку. Однако пускаться в объяснения Джессон не стал.
Вошел Эндрю с подносом, на котором стояли бутылка, два бокала и большая красная жестяная коробка. Все это он передал нам через окошко.
Джессон открыл жестяную коробку и набросился на печенье.
— Когда-нибудь такие пробовали? — спросил он и облизнул губы, испачканные в сахарной пудре. И когда я сказал, что не пробовал, добавил: — Тогда вы должны, просто обязаны попробовать. Лично я считаю, они куда лучше традиционных итальянских сладостей. Мне посылает их мой друг, француз, из городка на границе Франции с Италией. По коробке в месяц.
Эта пустая болтовня переполнила чашу моего терпения.
— Мистер Джессон, ради всего святого, можете вы объяснить мне, что я здесь делаю? Для чего именно я вам понадобился? Вряд ли для того, чтобы записывать ваши истории и есть французское печенье! Вы и без меня провели блестящую работу по исследованию тайн и загадок этого шкафчика.
— Приятно слышать, особенно от вас. Но остались еще кое-какие пустоты.
— Какие еще пустоты?
— Съешьте печенье.
— Да не хочу я печенья. Я хочу…
Джессон прервал меня жестом руки.
— Почему вы показываете на куклу? — спросил я.
— Я вовсе не показываю на куклу, которой все же больше подходит название «манекен». Я пытаюсь привлечь ваше внимание к тому, что находится внизу, под ней. Вот взгляните.
— Но здесь ничего нет. Просто пустое отделение. О, так вы полагаете — там некогда что-то лежало, да?
— Да.
— И что же?
— Увы! — воскликнул Джессон. — Именно это мне и хотелось бы выяснить. Но прежде чем мы продолжим, позвольте мне выпить бокал вина.
Приблизился Эндрю с пробкой, которую Джессон обнюхал и, похоже, остался доволен. А потом, уже с полным бокалом, обратился ко мне:
— Позвольте мне догадаться, о чем вы хотели бы знать. — Он отпил глоток. — Прежде всего вы, разумеется, удивлены тем, каким образом мне удалось столь много узнать об этом шкафчике да еще подвести под все эти события историческую подоплеку. Второе: вам хотелось бы знать, зачем мне нужна ваша помощь. Третье: вас, несомненно, заинтриговало пустующее отделение. Ну что, я прав?
— Более или менее.
— Что ж, тогда начнем по порядку. — Джессон передал мне через окошко «Хроники инженера». — Большую часть сведений я почерпнул из этого источника. Чуть раньше, разглядывая эту книгу, вы, надеюсь, заметили, что в ней недостает титульного листа?
— Да. И никаких выходных данных.
— История издания этих «Хроник» до сих пор является для меня тайной. И разумеется, библиотекарь-профессионал, тем более работающий в справочном отделе, мог бы восполнить недостающие звенья, что весьма помогло бы нам в дальнейших исследованиях.