Павел Верещагин - И танки наши быстры
Он очистил от снега машину, которая стояла припаркованная со вчерашнего утра, сел внутрь и пристроил сумку с пингвином на сиденьи рядом с собой. Затем набрал мобильный номер Айвазовского.
— Айвазовский, а тот мужик у какого метро стоял? — спросил он.
— Какой мужик? — не расслышал друг из-за шума голосов.
— С пингвином.
Айвазовскому потребовалось почти минута на то, чтобы сообразить, о ком идет речь.
— Я же говорил! Как выйдешь из клуба, так налево. В подземном переходе.
— Где газеты продают?
— Ну!
Бурцев помолчал.
— А вы что делаете? — спросил он.
Айвазовский почему-то замялся.
— Шары гоняем, — сказал он. — Бильярд.
— У Макарыча?
— Нет. В «Шароварах».
Бурцев вздохнул.
— Приедешь? — спросил Айвазовский.
— Нет.
Айвазовский промолчал. Друг, он на то друг, чтобы понимать твое состояние. И не задавать лишних вопросов.
— А как он хоть выглядел? — спросил Бурцев.
— Кто?
— Да мужик этот!
— Мужик?… Ну, как обычно. Валенки с галошами. Ушанка из собаки. Короче — полярник.
Когда Бурцев подрулил к подземному переходу возле клуба, стало уже совсем темно. Тусклые фонари ничего не освещали, а лишь добавляли рыбьего жира в тоскливые сумерки.
«И это центр города! Почти столичного, между прочим, города! А вокруг темно, как в деревне Задрыгино», — горько подумал Бурцев.
К тому же температура уже в который раз за последние дни переползла из минуса в плюс и под ногами образовалась грязная снежная каша. В воздухе повисла какая-то отвратительная влажная морось. Чтобы припарковаться, пришлось по ступицу въехать в бескрайнюю, как море, соленую лужу.
В переходе сразу за газетным развалом выстроился рядком мелкий торговый люд: молодая тетка с лотком орешков и семечек, задрапированная под бабку и даже обмотанная платком, молодцеватый отставник в добротных доперестроечных галифе и с несгибаемой офицерской выправкой, торговавший батарейками и аккумуляторами, две смазливые девчушки с пухлыми накрашенными губками, созданные явно для любовных утех, но временно вынужденные продавать чужих двухнедельных котят из картонной коробки…
Завершал шеренгу неунывающий мужичок в валенках с галошами и рыжей ушанке. Завидев Бурцева с объемистой сумкой в руках, он почему-то оживился. Как будто давно его ждал.
— Добрый вечер! — приветствовал Бурцева мужичок, который при ближайшем рассмотрении оказался совсем еще молодым парнем с внимательными, неглупыми, можно даже сказать, интеллигентными глазами.
— Ты, что ли, полярник? — мрачно спросил Бурцев, опуская у ног сумку с пингвином.
— Получается, что я.
— Значит, это ты вчера мне эту живность впарил… — Бурцев коснулся носком ботинка зашевелившейся сумки.
Молодой человек улыбнулся и развел руками: что было, то было. Он, по-видимому, был готов к тому, что последует дальше.
Он посмотрел куда-то поверх голов, и Бурцев, обернувшись, заметил фигуру милиционера, который стоял возле турникетов метрополитена в другом конце подземного перехода. Кроме того, при появлении Бурцева из-за электрического щита выступили еще два каких-то типа с заспанными лицами — стриженные, в спортивных костюмах…
«Ну конечно, — подумал Бурцев. — Все схвачено. И подмазанная милиция на страже».
— Что же это получается? — тем не менее строгим голосом спросил Бурцев.
— А что такое?
— Правила торговли нарушаете. Продаете бракованный товар.
— Как это бракованный? Нет. Вы ошибаетесь. Товар соответствует кондициям…
— У животного энурез и стригущий лишай, — мрачно сказал Бурцев.
— Не может быть, — пряча улыбку, сказал парень. — Животное абсолютно здорово. На этот счет имеются справки ветеринарной службы.
Он достал из кармана и показал Бурцеву какие-то бумажки с медицинскими треугольными печатями.
— Но если у вас есть вопросы, — добавил парень, — мы готовы их рассмотреть. В договорном порядке.
Бурцев горько усмехнулся. В другое время он бы устроил скандал, а то и драку. Вызвал бы Айвазовского с приятелями, и они бы показали молодежи, на что способно среднее поколение. Но теперь он почему-то не почувствовал необходимой для этого злости и спортивного азарта.
— Ладно! — сказал Бурцев. — Я все понял. Вы, как я вижу, приготовились к моему приходу. А у меня сегодня… — он махнул рукой…
Парень охотно кивнул. Вот и правильно. Дела нужно решать мирно, в рамках рыночных отношений. Приятно иметь дело с разумным человеком.
— Давайте сделаем так, — предложил Бурцев. — Я купил вашего пингвина за пятьсот долларов. Вы берете его обратно за четыреста, и мы расстаемся с приятными воспоминаниями об этом курьезе.
Парень, который очень внимательно слушал слова Бурцева, поморщился и огорченно вздохнул. Ему не хотелось говорить неприятные вещи столь симпатичному человеку, но…
— Обычно мы возвращаем клиентом треть суммы… Бурцев удивленно вскинул глаза.
— Обычно? — переспросил он.
— Ну конечно. Вы же не первый его покупаете. И не первый приносите обратно.
— Вот как?
— Да.
Бурцев посмотрел парню в лицо. Открытое такое лицо. И неглупое. Наверное, любит хорошее кино. И в компьютерах разбирается. Симпатичный парнишка. Смотрит на Бурцева как ни в чем не бывало и глазом не моргнет. «Вот так, — подумал Бурцев, — приличные молодые люди делают свой маленький бизнес. Подрабатывают. Раньше вагоны разгружали, а теперь… Новое поколение. Мозги устроены по-другому. Все нормально. Жизнь идет вперед».
— То есть, за сколько ты готов взять его обратно?
— За двести долларов. Максимум за двести пятьдесят.
Бурцев осуждающе покачал головой.
Парень развел руками. Не хотите — можете не возвращать.
— И откуда только вы беретесь такие наглые… — сказал он.
Парень рассмеялся и пожал плечами: сам не пойму!
— А триста нельзя? — спросил Бурцев.
Парень с сожалением развел руками.
Бурцев понял, что это, в самом деле, предельная сумма. Хорошо еще, что столько дают.
Он махнул рукой.
— Ладно, давай двести пятьдесят. Я получил массу удовольствия с твоим пингвином. А за удовольствие нужно платить, — пошутил Бурцев. А что еще оставалось делать? Только шутить.
Он ногой сердито подвинул свою хозяйственную сумку в сторону продавца.
— А вы, однако, долго не везли его обратно, — желая сказать Бурцеву что-нибудь приятное, заметил парень. — Обычно клиенты к обеду уже здесь.
Бурцев поклонился в ответ на комплимент.
— И часто вы его так продаете? — спросил он.
— Раз в неделю точно. А иногда и чаще. Если место менять.
Бурцев кивнул.
— А ты что, и в самом деле полярник?
— Ну что вы! Я студент. Учусь на юридическом.
Бурцев кивнул. Он что-то подобное и ожидал.
— И что же, все возвращают?
— Мы, честно говоря, недавно начали. И пока — все возвращали. Кто раньше, кто позже.
В другое время Бурцев подивился бы и этому, но теперь его это не удивило.
— А если кто-то не вернет?
— Придется другого пингвина заводить. Или еще какую тварь. Мы все равно не в прогаре. У меня дядька родной — проводник на железной дороге. У него живность разную то и дело в вагоне оставляют. Кто по забывчивости, а кто специально.
— Ясно! Ты, это… деньги не забудь отдать, — напомнил Бурцев.
— Ах да!
Парень полез в карман брюк, отсчитал положенные доллары и протянул их Бурцеву…
«Что в мире обходится дороже всего? — мысленно спросил себя Бурцев. И устало ответил: — Собственная глупость!..»
* * *Обратно Бурцев возвращался уже в полной темноте.
Дорога освещалась плохо, к тому же с неба начала падать какая-то гадость — снег не снег, дождь не дождь — короче, осадки. В жидковатом свете уличных фонарей вообще ничего не стало видно. Бурцев понял, что фары совсем забрызгало грязью из-под чужих колес, но выходить из машины, чтобы протереть их тряпкой, не хотелось. Он ехал медленно, ощупью, следя за тем, чтобы под колеса не выскочил какой-нибудь сумасшедший пешеход.
«Вот так. Купил за пятьсот, продал за двести пятьдесят, — устало думал Бурцев. — Ай да молодец! Ловкий бизнес провернул! Можно подумать, что я деньги сам рисую. Сколько надо, столько и нарисовал!»
«И что, спрашивается, мешает нам жить по-человечески? Вот, вроде бы, и с работой наконец наладилось, и с деньгами… Семья, жилье, машина… Все хорошо… Живи и радуйся! Так нет! Мы не можем. Нас будто кто под руку толкает, и мы ищем приключений себе на голову. Сами же превращаем свою жизнь в дурацкий анекдот».
«А вообще-то, нужно Бога благодарить, что отделался таким образом. Запросто мог бы до конца дней нянчиться дома с этим уродцем, служа посмешищем друзьям, семье и всей округе».
Бурцев поморщился и пригнулся к стеклу.
