Елена Сазанович - Всё хоккей
И я шагал нога в ногу, рука об руку вместе со своей принцессой Дианой. Нас признали самой гламурной парой страны. И мне оставалось совсем чуть-чуть – чтобы меня признали лучшим форвардом мира.
Беззаботные, мы просто купались в роскоши. Мы построили шикарный дворец под Москвой. И купили огромный замок в Англии. Правда, поначалу моя девушка хотела иметь резиденцию настоящей принцессы Дианы, но ей популярным английским языком объяснили, что та уже принадлежит чистокровной королевской семье. Однако моя Диана не унывала, она была уверена, что дождется своего часа, поскольку титул лорда я себе уже купил. На день рождения Диане я подарил океанский остров с пальмами и настоящими папуасами. А в памятный день нашего знакомства купил ей целую планету, которую назвал ее именем. По воскресеньям мы ходили, как положено, в церковь, которую построили на мои же деньги. У нас был свой личный духовник, готовый в любой момент отпустить все наши грехи, потому что тоже был нами куплен. В храме Диана проворно крестилась, ставила за свою удачу самые дорогие свечки, давала большие пожертвования и со спокойной совестью возвращалась домой. Впрочем, как и я. Нам не за что было беспокоиться. У нас была крупная страховка и на земле, и на небе. И мы вольны были делать все, что заблагорассудиться. Мы запросто могли заказать весь поезд в Ленинград, чтобы в пути отметить свою годовщину знакомства. А в минуты скуки и уныния могли сорваться с места и улететь в Рим, только для того, чтобы отужинать в пиццерии. Помню, как в Венеции, когда мы ночью катались на лодке, в полутемном зале ресторана повисло молчание, когда я зажигал стодолларовые купюры одну от другой. Только для того, чтобы отыскать бриллиантовую сережку Дианы, закатившуюся под столик. А потом сверху вниз смотрел на недоуменных иностранцев, которые наверняка думали: «Вот она, широкая и загадочная русская душа». И только гораздо позднее я понял, что думали они совсем о другом. И загадочность русской души тоже уже в другом. Но в то время я не нагружал себя философскими мыслями. Мой девиз был прост и, как казалось, очень справедлив: если я работаю на славу, пусть и слава поработает на меня. И моя слава мне ни в чем не отказывала. Я сумел выжать из нее все, что возможно. Или почти все. Потому что Диана в этом меня всегда превосходила.
Но мы так и не поженились. Я сумел убедить Диану, что гражданский брак – это супермодно, и мы его достоинства с успехом рекламировали во всех передачах. Во всех передачах красивые, шикарно одетые, излучающие уверенность и умеренный снобизм мы откровенно говорили о своей любви на всю жизнь. Я же, когда выпадал удобный случай, без зазрения совести изменял Диане, будучи уверенный в ее верности. Она с успехом не упускала шанса изменить мне, будучи уверенной, что я ей верен до гроба. Мы никогда не любили друг друга, но нам было друг с другом настолько удобно, что и мысли не возникало расстаться. Мы слишком были похожи.
Жили мы в основном в загородном дворце, редко наведываясь в городские квартиры. Диана настолько уверовала, что она принцесса, и, нежась в розовой ванне, полной душистой пены, с бокалом дорогущего шампанского, непременно просила меня надеть на ее пышные волосы золотую диадему, увенчанную алмазами и изумрудами. А потом, обмотанная пушистым белым полотенцем, долго истерично визжала в телефонную трубку, назначая себе очередную цену. А затем, примостившись в уголочке дивана, расшитого золотой нитью, словно заправский мошенник, рассчитывала в блокноте план уничтожения очередной восходящей звезды-модели, которая была и помоложе, и посвежее. Я бы не удивился, если бы мне в один прекрасный день нашептали на ухо, что она отправила на тот свет не одну конкурентку, подсыпав на светском рауте в вино яд… Я же, как истинный король хоккея, заказал себя клюшку и шайбу из чистого золота.
Конечно, при таком стиле жизни нам нужно было все больше и больше денег. Деньги стали нашей идеей, нашим государством, нашим Богом. И поэтому, когда мне предлагали сделки (по так называемым договорным матчам), я – в отличии от Саньки Шмырева – с легкостью соглашался.
Мама уже по уважительной причине не могла отмывать мои грехи, а прежний батюшка – по причине неуважительной – как-то плохо в последнее время меня понимал, все чаще недоверчиво косился в мою сторону и без должного энтузиазма прощал мои прегрешения. Впрочем, я вложил крупную сумму в другой храм, строящийся неподалеку от нашего дворца. И у меня появился еще один батюшка-духовник, как бы дублер. Так что на всякий случай я заручился двойной поддержкой с небес. Грехи мои теперь отпускались с большей эффективностью. И вновь меня не волновали. Так что с совестью все было в полном порядке. Как и в остальном.
Этот мартовский день накануне женского праздника должен был стать для меня решающим. Днем, когда я наконец-то взойду на самую вершину спортивного олимпа. Мне нужно было забить всего лишь две шайбы, чтобы стать самым результативным форвардом первенства и навеки внести тем самым свое имя в анналы спортивной истории.
Что я буду делать там, на пике вершины, увенчанный лавровым венком, меня уже не волновало. Я подозревал, что на свете много других свободных вершин, которые никто еще не покорил. И все они с нетерпением дожидаются моего визита.
Это был обычный мартовский день. Когда весна только по календарю. За окном падал снег, и какой-то голубь попытался примоститься на моем подоконнике. Но я его тут же грубо смахнул рукой. Голубей я уже не любил. Они мне напоминали неприятные картинки из прошлого, и эти картинки я так же грубо смахнул из своей памяти.
Я поцеловал золотую клюшку перед выходом. Это было моим ритуалом. Потом я поцеловал Диану.
Она взъерошила мои и без того непослушные волосы.
– Милый, ты же не обижаешься, что меня там не будет? Ты же прекрасно знаешь, что мне волноваться вредно. К тому же… ты же отлично понимаешь, что мне еще нужно успеть сходить в парикмахерскую и посетить солярис (она всегда путала обычные иностранные слова с чем-то очень интеллектуальным). И потом… разве можно доверять этим поварам! Я заказала в ресторане рулет из хамона с цуккини. А они возьмут и перепутают. И подадут, не дай бог, не с цуккини, а кабачками. Помнишь, что случилось с Лялечкой! Какой ужас! Как она покраснела, когда объявили артишоки, фаршированные анчоусами, а вместо анчоусов оказалась обыкновенная килька. Упаси бог мне такое пережить! Я не хочу от стыда провалиться под землю. К тому же, ты знаешь, этих проходимцев. За ними нужен глаз да глаз. Я должна все лично пересчитать, каждую копейку и каждое блюдо. Я должна быть, как всегда, лучше всех!
– Ты лучше всех! – я поспешно еще раз поцеловал Диану.
– Так ты не обижаешься, милый, что я тебя не поддержу в трудную минуту?
– Ну, разве чуть-чуть, – я в шутку обиженно надул губы.
Хотя в душе ликовал. После матча мне необходимо было перекинуться пару словечек с одной очаровательной рыжей, совсем молоденькой фанаткой, чтобы договориться о встрече.
– Готовь лавровый венок, – я в третий раз для убедительности любви поцеловал Диану и поспешил смыться.
Выйдя из подъезда, я как назло споткнулся о тело мертвого голубя, которого грубо смахнул рукой со своего подоконника. Его застывшие круглые глаза удивленно смотрели на меня, словно пытались понять, чем он мог помешать мне. Вокруг птицы, на снегу алели капельки крови, словно неаккуратный маляр стряхнул кисть. Я поморщился и три раза сплюнул. Мне это что-то напомнило. Но я не верил в приметы. И, в конце концов, не я съел этого голубя.
Я приблизился к своей желтенькой «Ферарри». И заметил, как навстречу мне ковыляет сухонькая сутулая старушка с общипанным псом, шерсть которого была местами съедена лишаем. Я поспешно стал открывать машину, повернувшись бесцеремонно спиной. Эти страшные картинки из какой-то непонятной жизни меня лишь раздражали. В конце концов, не я же виноват, что какое-то абстрактное государство не может позаботиться о своих стариках. Я вообще старался поменьше бывать на улице. Улица, помимо моего желания, заставляла о чем-то думать. А думать я не собирался. Мысли двигали лишь назад. А я сегодня должен покорить, по меньшей мере, Олимп.
– Дай сынок, только на хлебушек, – жалобно, почти плача попросила старушка мою спину.
Я суетливо стал рыться в карманах пальто, где, как назло, там валялись одни сотки. Ну, не стольник же ей подавать! И я, ловко запрыгнув в автомобиль, лихо сорвался с места, рванув мимо старушки и ее беспородного пса. Уже в машине с удивлением подумал, почему я не дал сотку, которая для меня ничего не значит. Я даже за нее не смогу купить бутылку импортной минералки. На душе стало слегка муторно, но я запил эту муть той же импортной минералкой.
За полчаса до игры в раздевалке вдруг неожиданно появился Санька Шмырев. Я не видел его с тех пор, как мы были на могиле моей матери. С тех пор наши пути окончательно разошлись. Мы даже не перезванивались.
