Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак
Ведь я же подзатеял черпануть новую порцию жизни. Светлую порцию, солнечную, без непутевых заморочек. Для того, чтобы быть уверенным, что все будет ОК и что в Другом Городе все не такие сволочи, нужно было еще малость зашториться. Дело нехитрое — достаточно было хлопнуть немного слабой алкашки, вновь цифрануться всеми цветами радуги.
Сказано — сделано.
Люди, которым было на меня не по барабану, а таких было кот наплакал, начиная с детского сада, говорили: самое главное не делать глупостей. Эти люди говорили мне, что без глупостей я смогу неплохо устроиться. И теперь я гадал: поехать в Другой Город — это глупость или не глупость?
Ладно, чего теперь грузиться? Мост сзади уже догорает.
Бежать, спотыкаться, падать, корябаться и снова бежать.
Лучше уж думать поменьше. Просто бежать куда попало и терпеливо ждать, когда вся эта штука наконец-то закончится. И пасть, конечно же, постараться не разевать. Единственный вариант — помалкивать.
В ожидании жратвы достал из кармана пиджака зелененькую книжицу Ясперса в твердом переплете. Еще ту, которую Латин скидывал со стола дома. Я и тогда не понимал в ней ничегошеньки, но ведь нужно было хоть что-нибудь запомнить для эдикейшена будущего. Чтоб в Академии ляпнуть при удобном случае этим лохам.
Сколько ни листал я книжицу, снова ни во что не врубался. Ага, думаю, чего-то не хватает. А тут как раз и синьку доставили и второе. Хлоп — и пометки в книжке делать скорей. А тут уже и сам Ясперс напротив меня оказался.
И тоже, как Кант, пальчиком лукаво машет и говорит: «Правильно, Северин, делаешь, правильно… Терять давно нечего!». Здесь распахнулись мне врата познания и начал я тонуть в пучинах мысленных.
Здесь меня, как и ожидалось, снова торкнуло не по-детски. Снова странное все стало и яркое. Снова опасности разные замерещелись. Надо было, конечно, выглянуть в окно, просечь, чего там. Смельчак был я еще тот.
Сначала, сколько ни вглядывался, я видел только нечто черное и мерцающее. Типа как ночь. Кстати, я слышал где-то, что на поезда очень часто нападают индейцы. И очень любят всех грабить и убивать. Замандражиться уж было из-за чего. Кто-кто, а уж индейцы — парни решительные. Стал прислушиваться. И, как мне показалось, уже явственно услышал их боевые крики. На всякий случай я тут же решил не сопротивляться, сразу им все отдать и сдаться. И уж, понятно, ни в коем случае не проявлять разных там актов героического сопротивления. Если бы индейцы были бы благосклонны к моей персоне, я даже присоединился бы к ним. Вот такой расклад был бы по мазе. Вот такой расклад мне бы импонировал.
Однозначно с индейцами было бы весьма здорово и приятно. Но сколько дальше ни смотрел, ни слушал — индейцев так-таки и не было в черном и мерцающем за окном.
Зато появились деревья и горы. Они как будто прятались в темноте, как будто боялись всех нас. Ведь когда рассветет, особи проснутся и бросятся к ним.
Как всегда — Луна. Она освещает скорбные притихшие дома. «Чужие» еще спят. Везде «чужие», «чужие», «чужие». Они вынашивают в снах свои замыслы. Но ведь с утрянки-то они неизбежно проснутся, да? Иначе ведь не бывает?
Но уже колыхается ненависть. Где-то там, далеко за розовым горизонтом она медленно бредет сюда, она приближается. Она там, среди полей и высохших деревьев, нефтяных вышек и трубопроводов. Когда-нибудь шквал ненависти раскрошит всех на мелкие части. И тогда каждый только и будет лелеяться, как изловчиться и поделиться ломтиком ненависти с другим.
Между тем олухи из вагона-ресторана, продолжавшие за мной шпионить, мигом забеспокоились. Наверное, я залез в чужой монастырь со своим уставом. Ведь окромя жрачки я читал и пытался делать пометки. Вот если бы я дебошил или на хамство брякнулся — это другое дело. Это было бы ясно и понятно, ведь все такие. А тут я читал и к тому же что-то записывал. Это, конечно, показывало, что я крайне подозрительная личность и уж наверняка с самыми скользкими намерениями. И вовсе уж не зря сюда приперся. Ведь никто не приходит даже питаться.
Они совещались и злобно поглядывали в мою сторону. Моим дерзостям нужно было положить конец. Правда, им, видимо, было непонятно как.
Для разгона, под предлогом, что уже поздновато, они выключили большой свет, а врубили малый. Это было проделано очень шумно. Ну, в плане того, чтобы я поверил в их самые благие помыслы.
В ответ я благодарно кивнул, типа того мне так оно даже и лучше. Занимаюсь своим делом типа и доволен безмерно.
Все было моим: мягкий свет, накрытый стол, вся жратва, поезд, деревья, горы, деревни и даже эти господа в белых костюмах, которые все грузились не по-хорошему. Эх, когда у тебя в башке ограниченное количество цифрующихся пунктирчиков, это уже не смешно. Хотя, вероятно, на последних из них некоторые и держатся.
Поняв, что их диверсия с переключением света не произвела должного эффекта, господа в белых костюмах засуетились пуще прежнего. И подослали к моему столику самую, на их взгляд, привлекательную девку из своей когорты.
Она стала убирать тарелки, ложки, стаканы. Чуть позже стала тряпочкой сметать со стола крошки. И все своими жадненькими глазками пыталась ко мне в книжицу зыркнуть. Оказывается, она была даже обучена грамоте.
Конечно, оскалился я.
— Что? Любопытная типа? — громко сказал с напором. Отшил их, напугал и сижу гордый. Дальше в мерцающие и переливающиеся страницы с мудрым Ясперсом залукиваюсь.
Короче, план их сорвался. Хитрость сменила откровенная агрессия. Стая тут же подскочила, окружила мой столик, а двое покрепче выходы перекрыли. И директора кабака все зовут. Горланят, горланят.
Наконец человек, которого все так дружно звали, объявился. На директора он похож был слабо. Маленький такой, лысый, плюгавенький. Тем не менее его все так называли. Вкурив суть проблемы, он тоже раззявил варежку:
— Так-таки нехорошо, молодой человек, — говорит. — Мы вас, выходит, посадили, напоили, накормили. А вы в ответ что это затеваете? Что за брошюрки, ручки, пометки? Давайте показывайте. Я как директор вагона-ресторана должен лично беспокоиться о своих посетителях и о репутации своего заведения. И за порядком следить, разумеется, — так прямо и сказал.
Понятное дело, я не отставал.
— Какая, к чертям, репутация? Каких посетителей? Я у вас тут единственный посетитель и есть.
— Посетителей у нас всегда хоть завались, — отрезал он тут же. — А вот с брошюрками нам здесь таких и по надо. Вы чего тут затеяли, а? Умничать будете в другом месте. Вы сюда дли чего пришли? Правильно — поесть. Вот ешьте и пейте себе на здоровье, а в пиши-читая будете играть в других местах. Или, может, сами не знаете что хотите? Покажите, пожалуйста, что за книжки, что за записи, не то — пеняйте на себя. В конце концом мне что, начальника поезда звать, что ли? — вот как он вопил.
Словом, тучи сгущались над моей зашторенной в никуда головушкой. Мне явно не доверяли и даже в чем-то подозревали. Я схватил из вазы яблоко и впился в него зубами, чтобы показать этому уважаемому человеку, что мне нет до него ни малейшего дела. Ни капли! Пускай хоть лопнет. А он, вполне освоившись, все продолжал меня крыть том же плане. Видимо, хотел окончательно потрясти меня и подчиненных своими словами.
Он был в центре внимания. Остальные из обслуживающего персонала смотрели на него подобострастно, прислушиваясь к его речам. Иногда они посматривали и на меня. И так, будто я совершил одно из самых подлых преступлений в истории человечества. Раздались даже голоса, что нужно покончить со мной, не отходя далеко от кассы. Скинуть с поезда — и концы в степь. Вот чего хотели эти подснежники.
Со мной уже нечего было церемониться. Директор тоже почувствовал себя весьма окрепшим в своем справедливом негодовании.
— Беги, Саша, беги! Мы его задержим! — крикнул он одному из своей команды.
Тот исчез. Но ненадолго.
Вернулся он уже не один, а с другим, и уже не подснежником. Тот был постарше и с погонами. Эге, это и есть начальник поезда, смекнул я. И тут же решил признаться ему во всем начистоту.
А он зашел как, сразу улыбнулся мне, словно старому знакомому. Видимо, навел про меня справки. И моментально стал вываливать на меня все свои угрозы, крики и все остальное, что у него еще там было в запасе:
— Это не о тебе ли мне уже докладывали? И ведь верно говорят, дыма без огня не бывает.
Мне, конечно, очень польстило, что он знает меня лично и в определенном свете. Это было даже в какой-то степени приятненько. Что ж, слушаем дальше.
— Что там за книжка? Что, самый умный, что ли, да? Раз такой молодой да без мозгов — слезешь на следующей станции. Давай сюда записи! Кто ты вообще по жизни такой, а? Я тебя спрашиваю, понял?
Наверное, надо было бросаться ему в ноги, молить о пощаде, просить прощения и все такое. Надо было искать оправдания и хоть каким-то макаром обелить свой невесть в чем провинившийся шкурятничек. Слезать на следующем стэйшене и кувыркаться в ночи мне не хотелось.
