Имоджен Эдвардс-Джонс - Тоскана для начинающих
– Американец, – бормочет она, замечая, что ей тоже машут в ответ.
Мэри поворачивается и, поддерживая свою округлую грудь одной рукой, ссутулив плечи, направляется к дому, выбирая дорогу между камней. Поднявшись наверх, она стучит в дверь комнаты матери.
– Мам?
– Мм-м? – Из щели под дверью доносится стон.
– Привет, мам, уже десять, – говорит Мэри.
– Мм-м, – отвечает Белинда.
– Мне кажется, минуту назад я видела, как JVIHMO проехали американцы, – произносит Мэри и ждет ответной реакции.
– Что-о-о?! – кричит Белинда по-птичьи, как индюшка перед Рождеством. – Что? – повторяет она и распахивает дверь спальни. На ней мятая ночная рубашка, доходящая до щиколоток; темные волосы практически стоят дыбом – должно быть, так выглядела Чери Блэр после победы мужа на выборах.
– Ага, – кивает Мэри. – Только что. Они проехали мимо. Я помахала им рукой.
– Ты помахала им рукой?
– Да.
– Зачем ты это сделала?
– Я пыталась быть дружелюбной.
– Дружелюбной? С чего бы это вдруг? – Белинда чешет в затылке. – В каком направлении поехала машина?
– Они ехали вниз по долине, к дому.
– Что значит «они» ?
– Их было двое.
– Два американца ?
– Похоже на то.
– Двое, – говорит Белинда, корча гримасу, будто унюхала чрезвычайно неприятный запах. – Два американца… Пожалуй, я лучше оденусь.
Через пять минут Белинда снова на террасе в свободных темно-синих брюках и блузке в цветочек. Бинокль наготове: она прочесывает взглядом склоны долины.
– Ну, ты была права, – объявляет она Мэри. – Синяя машина там, и вокруг нее возятся три или четыре человека. Интересно, кто из них – он. – Белинда старается поточнее навести фокус.
– Зайдем их поприветствовать? – предлагает Мэри.
Разумеется, нет, – заявляет Белинда, и ее Маленькие голубые глаза округляются от ужаса. – Появиться там? Непредставленной? Ты что, думаешь, я уже совсем в отчаянии?
– Это было только предложение, – пожимает плечами Мэри. – Мы можем им что-нибудь принести.
– Не будь смешной, – говорит Белинда. – В любом случае нам нужно… – Ее голос слабеет, она навострила слух. – О черт.., Ты слышала звук машины?
– Машины?
– Да, – говорит Белинда.
Глухой звук захлопывающейся дверцы машины спускается по склону холма.
– Черт бы побрал, Господи Иисусе! – шипит Белинда, сужая свои маленькие глазки. – Не говори мне, черт возьми, что эти чертовы постояльцы-бельгийцы приехали так чертовски рано, потому что я, черт… Здравствуйте. – Белиндина дежурная улыбка хозяйки пансионата расцветает как раз вовремя. – Здравствуйте. – Она машет рукой худому мужчине, стоящему возле железных ворот в начале подъездной дорожки. – Раненько вы! – сообщает она ему с тихим смешком. – Правда, черт возьми, рано! – бормочет она сквозь зубы.
– Я очень много извиняюсь, – говорит худой мужчина. – Просто не было транспортов из Пизы.
– Бо-о-оже, – говорит Белинда. – Что, совсем никакого транспорта?
– Совсем никаких транспортов. – Он улыбается, показывая зубы.
– Ну, на самом деле это… превосходно!
– Нам идти тут? – спрашивает мужчина, показывая на входную дверь.
– Да-да, – кивает Белинда. – Проходите через эту дверь. – Она улыбается. Он поворачивается спиной: Белинда вздыхает, и ее плечи ссутуливаются при мысли обо всей этой докуке. – Ну что ж, давай, – говорит она Мэри, – теперь счастливые лица до конца сентября.
– Ага, – кивает Мэри. – Счастливые лица.
– Ради Бога, Мэри, – добавляет Белинда, глядя на полуголую дочь, – пойди и надень хоть какую-нибудь, черт возьми, одежду.
Белинда решительно уходит с террасы и отправляется в гостиную, задумав преградить бельгийцам путь. как напористая сторожевая собака, метящая свою территорию, она рысцой достигает нужного места: руки скрещены на груди, на лице застыла улыбка. Она обходит комнату кругом, закрывая ящики, двери и шкафы, и встает как бы невзначай возле умеренно счастливых-сопливых семейных фотографий.
Высокий, худой бельгиец и его столь же высокая, худая, расслабленная телом жена, кажется, не обращают внимания на стремление Белинды загнать их в ограниченное пространство. Между тем каждая их попытка сделать марш-бросок в гостиную или кухню блокируется внешне бурлящей от радости хозяйкой. В этот момент входит Мэри: появление ее отлично продумано, хорошо отрепетировано, превосходно отточено (на этот раз на ней шорты и еще более открытая майка). Она относит багаж гостей на первый этаж, а Белинда тем временем сопровождает их к единственному выходу со своей террасы.
– Это моя terrazzo, – объясняет она медленно и вежливо, как будто имеет дело с плохо слышащими людьми. – А там, внизу, находятся ваши terrazzo-две маленькие терраски – вон там, сейчас на них тень. А это моя собственная часть дома, и вам нельзя сюда заходить. Вы можете входить сюда только по моему приглашению.
– Очень хорошо, – отзывается худая бельгийка, энергично кивая и начиная вглядываться в дальний конец дома.
– Хорошо, – улыбается Белинда. – В этом Доме есть еще несколько маленьких правил, которые я вам быстренько перечислю, прежде чем вы отправитесь в свою комнату. Бассейн открыт для плавания с десяти до шести – на ваш страх и риск, естественно. Бельгийцы кивают. – Никаких мокрых полотенец на лужайке – для гостей есть специальная бельевая веревка. Я обеспечиваю прачечные услуги, но только в крайнем случае. И конечно же, нигде в «Casa Mia» нельзя курить. Кроме того, никаких детей. Вы можете пользоваться телефоном, но только по предварительной договоренности со мной, в удобное для меня время. Я не буду записывать для вас информацию по телефону – только в экстренных случаях.
Белинда набирает побольше воздуха.
– Мы обеспечиваем еду в определенное время, список блюд на листе бумаги лежит на ваших прикроватных тумбочках. Никакой туалетной бумаги в унитазе, и, конечно же, расходуйте воду экономно. Мы здесь в сельской местности. Но если возникнут какие-нибудь вопросы, – она демонстрирует свою дежурную улыбку радушной хозяйки, – не стесняйтесь обращаться. – Она делает паузу и хлопает рукой по столу, чтобы показать, что разговор окончен. – Итак, добро пожаловать в «Casa Mia»!
– Так уточнить, да – заказать ужин сегодня вечером? – спрашивает высокий бельгиец.
. – Да, – вздыхает Белинда. Она уже начинает ощущать безмерную усталость от всего этого. – Вы уже спрашивали.
– Это симпатичная долина, – говорит худая бельгийка с оптимизмом.
– Да, – соглашается Белинда, – Внизу находится Валь-ди-Санта-Катерина, которой частично владеет семейство Бьянки, их ферму вы можете видеть вон там. – Она указывает пальчиком с крашенным розовым лаком ногтем. – А вон там – наш местный ristorante, где вы можете отведать molto местных деликатесов. – Она постепенно начинает говорить тоном экскурсовода: факты и цифры приобретают носовое звучание, скатываясь с ее губ. – Я живу здесь пять лет, моя дочь приезжает сюда помочь мне каждое лето, мы находимся в двадцати минутах езды от Серраны, нашего местного этрусского городка, но если вам нужны какие-нибудь удобства, которые трудно здесь обеспечить, например, доктор, chi parla italiano 59, – то и Поджибонси тут недалеко. – Белинда замолкает, улыбается и прикрывает рот рукой. – О, но вам ведь не понадобится такой доктор, не правда ли? – смеется она. – Ведь вы francesi 60!
– Да, – соглашается высокий бельгиец.
– Так… Ну, как бы там ни было, – говорит Белинда, смыкая ладони, – я оставлю вас: ведь вам нужно распаковать вещи в вашей комнате.
– Да, – говорит высокий бельгиец и не двигается.
– Хорошо, – говорит Белинда, выдержав короткую паузу. – Итак, вы выйдете… пойдете… поедете… после того, как распакуете вещи?
– Pardon? – спрашивает бельгийка.
– Из дома? Посмотреть окрестности? – спрашивает Белинда и кивает, словно это потрясающе хорошая идея. – Поджибонси?
– О нет, – улыбается бельгийка с таким же потрясающим энтузиазмом. – Мы остаться здесь.
– Вы останетесь здесь? – говорит Белинда, делая над собой усилие, чтобы скрыть досаду, раздражение и тотальное отсутствие дружелюбия в голосе. – А? Что? Здесь? Целый день?
– Да, – отвечает бельгиец с улыбкой. – Целый день здесь. – Костлявым пальцем он указывает на Белиндину terrazzo, дабы уточнить свою мысль.
– А-а, – говорит Белинда, вспоминая о своей милой улыбке. – Тогда для вас двоих никакого ленча, – говорит она, грозя пальцем. – К сожалению, мы попросту никогда не кормим постояльцев ленчем! Никогда. Вообще. И исключений не бывает.
– Мы знаем, – улыбается бельгийка, указывая на пластиковую сумку в руке мужа. – У нас есть пикник.
– Пикник?
Фантастически грубая идея устроить пикник в ее собственном доме приводит Белинду в такое замешательство, что ей нечего даже сказать. Она стискивает зубы, ее глаза наполняются влагой. Стоит, вытянув руки вдоль туловища, постукивая по бедру, будто желая вбить туда свое огорчение, и смотрит, как ее гости на свой лад, ужасно по-бельгийски, отправляются в свою комнату. Все – начиная от ее короткой, веселой стрижки а-ля principal boy 61 и кончая его маленькой, почти дамской кожаной сумкой, которую он, кажется, повсюду с собой таскает, – страшно раздражает. Когда они исчезают – оба в мужских спортивных рубашках, розово-фисташковых, то все, на что Белинда способна, – это испустить стон тоски из глубин грудной клетки.
