Тимофей Ермолаев - Рассказы
— Позволь нам, Страж Храма, взять то, что принадлежит нам.
— Оно принадлежит вам по праву, — ответил я традиционной фразой.
Началось не менее отвратительное зрелище: Черные Воины подбирали растерзанные трупы людей, их оружие и исчезали из нашего мира. Некоторые в нетерпении впивались острыми зубами в человеческое мясо, становились на колени, чтобы слизать с земли кровь, каждую каплю крови.
Вскоре я остался один. Храм мрачно возвышался надо мной. Гроб не был открыт, демон остался в заточении. Метод грубой силы не сработал, настал черед изощренной магии, что волновало меня больше всего. На всякий случай я нарисовал на полу вокруг Ковчега Магический Круг — простейшее, но действенное средство.
Через сутки я увидел двух красивых женщин. Они шли прямо к Храму, и мне вновь пришлось преградить дорогу.
* * *Прошел год. Храм остался неприступен, крышка Ковчега не сдвинулась ни на пядь, а все накопленные за столетие силы Зла были уже исчерпаны.
— Это я, — в Храм осторожно вошла Альгива.
— Ты вернулась раньше срока.
— Сегодня последний день, когда можно открыть Гроб? — спросила она.
— Да. Следующий раз наступит через семь лет.
— Откуда ты это знаешь?
— Я знаю это. Ты выполнила мою просьбу?
— Цимариск? Вот он.
Она протянула мне уже успевшее завянуть растение.
— Я хочу тебя спросить, Страж. Сколько тебе лет?
Я не ответил, а положил в рот лист цимариска. Я не знал, зачем мне нужен цимариск, но он был мне необходим.
— Что за демона ты охраняешь, Страж? Чем он опасен?
Густая слюна заполнила моя рот. Это был не цимариск. Альгива предала меня. Она заметила мое замешательство и показала свои руки в тонких, почти невидимых перчатках.
— Ты съел Траву Смерти, Страж. Растение, убивающее одним своим прикосновением.
Я понял свою ошибку слишком поздно. Смерть властвовала над моим телом. Я неподвижным столбом стоял посреди Храма и не мог пошевелить даже глазами. Альгива с опаской смотрела на меня, пока не поняла, что я не двинусь с места. Демоны на фресках довольно скалились.
— Ты не умер! — восхищенно выдохнула она.
Через час мой организм справится с отравой, и мой меч впервые за триста лет покинет ножны, чтобы лишить головы эту подлую изменницу. Как я мог быть так слеп, я, обладающий Истинным Зрением, я, способный видеть невидимое!?
Но Альгива не собиралась бездеятельно ждать расплаты. Первым делом она уничтожила Магический Круг.
— Мои братья сказали мне, что ты всех обманывал. В Ковчеге находится вовсе не демон.
Увы, корни лжи опутали и ее разум. Если демон вырвется наружу, он уничтожит этот мир, каким бы убогим он не был, но ведал об этом лишь я. Но оцепенение сковало все мои члены, и я не мог образумить Альгивы даже разумным словом.
— Демон — это ты, — заявила предательница. — Ты одним взмахом руки уничтожаешь целые народы, чтобы Гроб оставался закрытым, а потом скармливаешь трупы мерзким бесам из других миров. Ты — зло. Значит, там, внутри — добро, высшая благодать.
Логика железная. Я должен был давно стереть с лица земли ее братьев-колдунов, метающихся в своих убеждениях от Хаоса к Логосу.
Но было уже поздно. Магический Круг был снят, и теперь Альгива сдвигала крышку, а я мог только стоять и смотреть, беспомощнее, чем младенец. О, я несчастный! Из-за моей беспечности погиб целый мир!
Крышка упала на пол и раскололась на несколько частей.
— Тут ничего нет! — воскликнула Альгива.
Конечно, не было, ибо демон уже вырвался на волю, и увидеть его можно было только Истинным Зрением. Храм вздрогнул, в куполообразной крыше появилась огромная дыра — демон пробовал свою силу после тридцатитысячелетнего бездействия, и это была малая толика того, на что он был способен. В один миг он уничтожил стены Храма, в следующее мгновение — пустыню, в следующее — от этого мира остались лишь воспоминания в моем мозгу. А потом демон уничтожил меня.
* * *Надо мной склонилось три фигуры.
— Кто я? — прохрипел я; тело мое было привязано к ложу эластичными бинтами.
— Он пришел в сознание, доктор!
— Где я? — голова моя была пуста, как колокол, левое веко непроизвольно подрагивало, и я не мог остановить тик.
— Вы что-нибудь помните? — наклонился ко мне главный врач.
— Тридцать тысяч лет, — пролепетал я.
— Вас сбил грузовик, и вы три месяца находились в коме.
— Альгива, — сказал я еще одно слово.
— Он бредит, доктор.
— Вы помните, как вас зовут?
— Страж, — ответил я. — Он уничтожил мой мир…
— Да, безнадежный случай. Главное — мы спасли ему жизнь. Проживет еще лет двадцать, молодой и крепкий мужчина.
Я вспомнил, и слезы залили мне глаза. Я был Стражем, и я был бессмертным. Я прожил тридцать тысяч лет, но был побежден. Мой мир исчез, и я остался наедине с этими жалкими людишками. Теперь я должен найти Стража этого мира. У меня оставалось двадцать лет, чтобы отправить этот мир вслед за моим — в бесконечную Адскую Бездну.
19.6.1998, 2002
Кара небесная
Я, Марк Деций, возлежал на золотом ложе, в одной руке у меня была серебряная чаша с вином, а вторая покоилась на тугом бедре наложницы, устроившейся у моих ног. В зал для пиршеств вбежал центурион Аврелий, он был без шлема, а по его лицу текла кровь.
— Марк Деций! — закричал он мне. — Мы полностью разбиты германцами, подмоги ждать неоткуда, а предводитель варваров Эбервин вот-вот будет здесь.
Я выронил чашу, вино выплеснулось на пол. О, Юпитер!
— Надеюсь, ты помнишь, что Эбервин обещал отомстить за своего брата?
— Да, — я закрыл лицо руками от страха.
— Он пообещал не убивать тебя, а всего только выколоть тебе глаза и проткнуть уши, потом же отправить пешком в Рим! Да смилуются над тобой боги, Марк Деций! — центурион, сжав покрепче меч, покинул меня.
О боги, за что вы так жестоки ко мне?!
— Вина мне, вина! — приказал я наложнице.
Скорее бы найди яд, который приготовила для меня одна ливийская ведьма. Где же он? Нашел!
Да будут благословенно вино, отнимающее у меня жизнь!
* * *— Господи, он совершил самоубийство!
— Да, он согрешил. И он будет покаран.
* * *В мою камеру ударил тусклый сноп света, но для меня, человеческого существа, которое месяц (а может быть, год?) провело в темноте, он показался ослепительным. Монах в черном одеянии, член ордена св. Доминика, сложил руки на груди и монотонно произнес:
— Тебя завтра сожгут, Маркос, как еретика и колдуна.
— О, Боже! Я не виноват, клянусь Богородицей, я истинный христианин и никогда не занимался тем, в чем вы меня обвиняете!
— Ты во всем признался нам.
— Посмотри на мои руки! — я протянул ему свои изуродованные ладони. — Взгляни на мои ноги! Разве после таких пыток человек не скажет того, что от него хотят?!
Но доминиканец меня уже не слышал. Он перекрестил меня и вышел, я вновь погрузился в непроглядную тьму. Бог мой! Меня сожгут, и притом, что я невиновен! Я долго ждал, что выяснится, что весь этот процесс чудовищная ошибка… Но нет! Мир и Господь отвернулись от меня. Но никто не знал, что в моей соломенной подстилке припрятан тонкий шнурок. Короткий, но хватит для того, чтобы охватить мое горло. И крючок в стене я давно заприметил. Вот так, вот так! Я сделаю сюрприз для своих тюремщиков, будь они навеки прокляты!.. Господи, прости меня!
* * *— Он опять лишил себя жизни, Всевышний!
— Да. И он будет покаран.
* * *— Марко, открой дверь! Марко, я вызову карабинеров!
— Уйди, несчастная! — крикнул я в закрытую дверь. — Ты мне больше не жена!
— Открой дверь, мерзавец! Я, мать твоих детей…
— Это не мои дети. Пусть их забирает твой маляр Антонио, позор своего отца и отца своего отца!
— Он художник, а ты мерзавец, который не в состоянии купить своей жене новое платье, чтобы она не ходила в этой мешковине…
Я погрозил кулаком в дверь и отправился на кухню пообедать. На плите стояла кастрюля с холодными застывшими макаронами, я взял ее и пошел в свою комнату. У, мерзавка, не умеет варить макароны, а еще командует! Подкрепившись, я достал из ящика стола «Беретту», этот пистолет у меня остался с войны. Сколько же здесь патронов? О, проклятие, всего один. Я ей покажу. Пусть живет с этим проклятым Антонио Поркини, и он еще не раз позавидует мне, Марко Пьотри, который сейчас пустит себе пулю в лоб… Бабах! Мои мозги и кровь веером разлетелись во все стороны.
* * *— Он снова согрешил, Творец!
— И кара ждет его!
* * *Я выкарабкался из вороха старых газет, которые служили мне и одеялом, и подушкой, и простынями. Когда я обувался, от одного ботинка начисто отлетела подошва, и я кое-как подвязал ее веревочкой. А теперь есть, кушать, жрать, жевать, глотать! Черт, а где же мой завтрак? Я перерыл все газеты, но нашел лишь огрызок от яблока. Да, странно. Я положил остаток фрукта в рот и полез по лестнице вверх, на крышу. И вскоре я стоял на крыше небоскреба, вокруг было столько воздуха, что даже больно было дышать. Америка! Страна свобод! Страна, где у каждого рядового американца есть хотя бы один автомобиль. Но я не рядовой американец. Я отброс этого благополучного общества. Я никто.
