Дмитрий Савочкин - Марк Шейдер
– Самое главное, – говорит Ханна, – что содержание опия в маке от этого не уменьшается, – если достаточно света, то растение само выработает лишний опий вместо того, который ты вымакал на месте надреза.
Пропитанная белым раствором ватка пригодна для варки. Это еще проще, чем варить маковую соломку.
Ханна достает пипетку и осторожно набирает жидкость из бутылки. Я готов поставить на кон свою каску и добычной комбайн в придачу, что в бутылке не подсолнечное масло.
– Ну, как там? – спрашивает Ханна.
Растворитель стал совсем зеленым. Ханна объясняет мне, что химический состав растворителя позволяет ему поглощать активный компонент маковой соломки. Если жидкость приобрела насыщенный зеленый цвет, значит, опий перешел из мака в растворитель. Теперь бесполезную солому надо отжать через марлю и выкинуть. Отжимать надо тщательно, чтобы солома оказалась почти сухой.
– Вот почему нужен хороший растворитель, – объясняет мне Ханна.
Она просит отжать выловленный марлей жмых меня.
– Ты сильнее, – просто говорит мне Ханна, и я отжимаю марлю до боли в суставах. – Достаточно, – говорит Ханна.
Она выключает огонь под раствором и добавляет в него воды.
– Теперь, – объясняет она, – активный компонент должен перейти из растворителя в воду. Именно для этого и нужен уксус. Уксус связывает опий и переносит его из одного вещества в другое.
Я уже запутался.
Ханна добавляет в раствор уксус и осторожно помешивает содержимое кастрюли.
Мутный раствор чем-то отдаленно напоминает чай.
Ханна дает мне распоряжение помешивать жидкость еще какое-то время, а сама продолжает манипуляции с пипеткой и содержимым бутылки, на которой написано «Олейна». Она рассказывает мне, что на официальном языке то, что мы собираемся сделать, называется «хранение и общественное употребление наркотических средств». Первый раз нам дадут по три года. Второй раз – пять. Третий – восемь.
Но пока больше трех нам не светит. Она, как и я, еще ни разу не попадалась ни на чем противозаконном. Надо вовремя платить участковому.
– Теперь, – рассказывает мне Ханна, – надо дать раствору немного постоять, а затем сцедить жидкость.
Пока мы сидим и ждем оседания бесполезных твердых частиц, я спрашиваю у Ханны, где бы она хотела жить.
– В Павлограде, – отвечает она. – Представляешь, – говорит Ханна, – недавно в Павлограде прошла выставка современной бытовой техники. Павлоград – это лучший город для жизни.
Ханна рассказала мне, что, когда Украина отказалась от ядерного оружия, американцы пообещали выделить деньги для его уничтожения. Они выделяли средства в несколько этапов – для транспортировки ракет, для их распила и для уничтожения начинки боеголовок. Последним этапом было уничтожение ракетного топлива.
Распил ракет происходил на специально оборудованном предприятии в Павлограде. Ракетное топливо сливали в специальные подземные резервуары, прямо под жилыми кварталами.
Американцы проконтролировали распил и уехали. Денег на уничтожение ракетного топлива они не дали.
– Это чертовски дорого, – говорит Ханна, – уничтожение ракетного топлива.
На то, чтобы уничтожить все топливо, слитое в резервуары под Павлоградом, надо как минимум триста миллионов долларов. В бюджете Украины никогда не найдут достаточной суммы. США не станут раскошеливаться на такие деньги, когда ракеты уже распилены. Павлоград сегодня представляет собой самую здоровенную бомбу в мире. Бомба размером в город. Если топливо вдруг взорвется, Павлоград взлетит на воздух.
В буквальном смысле.
Если кто-то бросит непотушенный окурок не в том месте или чиркнет в темноте зажигалкой там, где не следует, на воздух взлетит половина Днепропетровской области.
– На воздух взлетим даже мы с тобой, – говорит мне Ханна.
Она обожает этот город. Она обожает людей, которые устраивают в нем выставку новейших стиральных машин и холодильников. Наверное, это круто – знать, что, когда ты взлетишь на воздух, у тебя будет холодильник, которому можно позвонить с мобильного телефона, чтобы он заказал продукты через Интернет. Чтобы твой ребенок, который сгорит заживо в гигантском горниле разрывающего землю ракетного топлива, мог вечером разогреть себе ужин в программируемой микроволновке.
– Павлоград – лучший город, чтобы жить в нем, – говорит Ханна.
Мы сцеживаем раствор в эмалированный ковшик и ставим его на огонь. Теперь надо выпарить жидкость. Хотя до конца еще далеко, Ханна достает шприцы и жгуты. Чтобы немного расслабиться, я начинаю рассказывать о том, что мне нравится жить здесь. Мне нравится мой город. Павлоград – это, конечно, замечательное место, но жить в городе с самой высокой в мире заболеваемостью СПИДом – это здорово. Мне нравится жить в городе с самым высоким уровнем наркомании в стране. Мне нравится жить в моем городе.
Ханна говорит, что у нее есть презервативы. Вероятно, она неправильно поняла мои слова о заболеваемости СПИДом.
Вода выкипает очень быстро, гораздо быстрее, чем она должна была бы выкипать, по моему мнению. Она охренительно противно воняет.
На дне остается серовато-зеленый налет, что-то вроде медной ржавчины. Это, как мне объясняет Ханна, и есть цель всех наших манипуляций. Это экстракт опия. Святая святых.
Ханна набирает в пипетку жидкость из бутылки с надписью «Олейна» и осторожно, по капле, добавляет ее в получившуюся бурду.
– Что это такое? – спрашиваю я.
– Уксусный ангидрид, – отвечает Ханна, – самый редкий компонент нашего блюда.
Ханна рассказывает мне, что уксусный ангидрид можно получить только в промышленных условиях, и потому добыть его иначе, кроме как украсть с тщательно охраняемого производства, нельзя. Он очень дорого стоит. Дешевле, конечно, чем маковая соломка, но все равно чертовски дорого. Хотя сам по себе ангидрид не обладает наркотическим действием, он необходим для приготовления шири и поэтому считается прекурсором.
– За него тоже можно сесть, – говорит Ханна, – те же три года для первого раза.
Ханна осторожно, пальчиком, перемешивает ангидрид с экстрактом опия. Постепенно цвет и консистенция смеси экстракта опия и уксусного ангидрида становятся равномерными.
Это называется «ширь».
Пока Ханна берет шприцы и делает последние приготовления, она рассказывает мне, что процесс готовки на этом можно не останавливать. Получившийся раствор, если есть время, желание и оборудование, можно теперь очистить. Самый простой способ – это выпарить его в герметичной емкости и пропустить через змеевик наружу. После очистки мы получим героин.
– Сегодня мы ширнемся, как настоящие центральноукраинские селяне, – говорит Ханна.
Городские мастера выгоняют из одного стакана 8 – 10 кубов, а потом бодяжат раствор водой примерно вдвое. Селяне же выгоняют из одного стакана 4–5 кубов и никогда-никогда не разбавляют ширь. Они редко варят для продажи, поэтому гораздо больше озабочены качеством.
– Это лучшая ширь, что ты можешь попробовать в этом городе, – говорит мне Ханна.
В городе, лидирующем по уровню заболеваемости наркоманией, это большая похвала. Уровень нумерической дистрибуции шири здесь самый высокий в Восточной Европе. И я буду колоться лучшим, что здесь есть.
Ханна заправляет шприцы и показывает мне, как затягивается жгут.
– Ты готов? – спрашивает она.
Я ложусь в кресле, как космонавт перед стартом, и говорю:
– Готов.
Она вводит иглу мне в вену и смотрит мне в глаза.
– Это самая ядреная ширь, какую можно здесь достать, – говорит Ханна, – ты запомнишь это навсегда.
И она вводит раствор мне в вену.
9
Наркотики выполняют в обществе две функции.
Некоторым людям хочется получать от жизни немного больше, чем разрешено, – это похоже на то, как под крышкой плотно закрытого котла начинает накапливаться пар. Если не дать ему выхода – можно получить неприятные последствия. Хороший повар знает, как правильно выпускать пар из котла, вне зависимости от того, разрешит ли он кому-то повесить на стену его камеры фотографию Риты Хейворт или даст возможность колоться. Потенциально опасные молодые люди становятся наркоманами, бегут из нашей реальности в иную и не мешают законопослушным гражданам жить в этой.
Это первая функция.
А вторая функция – в том, что для управления оставшейся частью населения тебе всегда наряду с пряником нужен будет кнут – и даже не кнут, а что-то вроде пугала, которым можно было бы стращать законопослушных граждан. Таким пугалом всегда были, есть и будут наркотики.
Не будешь платить налогов – И ЗАВТРА ТВОЙ СЫН СТАНЕТ НАРКОМАНОМ!
Никто из простых налогоплательщиков никогда не пробовал наркотиков, никто не знает, что это такое, почти никто из законопослушных граждан и нацвай-то ни разу не жевал, а уж что там говорить о винте или шири, – но все они, как один, знают, что от наркотиков их ждет верная и неминуемая смерть.
