Дмитрий Тростников - Знаменитость
— Слышь, Козырный! Ты петь обещал? — обратился он к Алеше. — Задушевное можешь? Чего должны будем?
— Бесплатно спою. Ну, может, пивком еще угостите? — махнул рукой Алеша. — Про мечту спою. Недавно появилась песня. «А все хорошее не забывается, а все хорошее и есть — мечта»! — продекламировал он. — Отличная песня. Слов, правда, всех не знаю… Гитару только пусть кто-нибудь принесет! А то, какая песня без гитары?..
Тип довольный вернулся в свою кампанию, которая тут же начала совещаться.
Утро выдалось такое мягкое и спокойное по сравнению с безумием последних двух суток. Алеша расслабленно смотрел куда-то на чужие окна.
— А что тебе мешает петь то, что хочется? Скажи этому своему Василичу! Пусть запишет нормальный концерт, — посоветовал я.
— Не получится, — покачал головой певец.
— Почему? — возмутился я. — Ты просто не пытался! Чем ты рискуешь?..
— Это Магомаев поет, а мы — так: самодеятельность, причем довольно паршивая, — презрительно скривился Алеша. — Василич не станет такой альбом писать, — покачал он головой. — Меня же все знают как блатного певца. Таких песен от меня и ждут. Василич говорит, что мы заняли пустующую нишу. Спорить с ним бесполезно. Он же все оплачивает: и студию, и зарплату музыкантов, и распространение. Он деньгами рискует. А я вот только порчу ему все дело, как вчера.
Да, испортить дело Алеша был настоящий умелец. С этим невозможно было не согласиться.
— Я бы мог тебя записывать, Алеша. Любые песни, которые захочешь, только чтобы хорошие были. Да только сам в такие дела влип, что теперь это уже невозможно, — признался я.
Певец поднял удивленные глаза. И я, с горя, рассказал этому Алеше все свои злоключения. И про то, что машину, на которой катались, — я угнал. И про то, как вчера можно было еще договориться с потерпевшим, а я погубил эту возможность, просидев вместе с ним в милицейском участке.
— Ну, что ты улыбаешься? — возмутился я. — Смешно тебе, что ли?.. — и так неловко дернул плечом, что даже зажмурился от боли в ребрах.
Певец в ответ замахал руками, перепугавшись, что я неправильно принял за насмешку его мечтательную улыбку.
— Что ты, что ты, Сережа! Я только представил, как все было бы здорово. Как мы с тобой заработали бы кучу денег и поехали бы на гастроли по всей стране. Причем не подпольные гастроли, а самые настоящие, с афишами, с билетами в кассах… Мечта!
Круг утреннего солнца, проникший в колодец старого питерского двора сквозь кольцо сомкнувшихся крыш, уже подобрался к самым нашим ногам. Так, что Алеша, вытянув руку с кружкой, поймал ею солнечный свет, сразу заискрившийся в остатках пива на донышке.
— А знаешь, Сережа! Так хорошо ты придумал, что я поспорить готов — все у нас получится! — заявил певец, пытаясь запустить солнечный зайчик куда-то на верхние этажи. — Почему я так уверен — не знаю, но хоть сейчас забьемся на сто рублей, которые я тебе должен? Что новый альбом мы вместе запишем, и что тебя никто никуда не посадит. Не бывает же так, что нормального человека вдруг раз — и сразу в тюрьму…
И у меня после выпитого пива мысли в голове стали пободрее. Чем черт не шутит? Вдруг какое-то чудо меня спасет? Ведь должна же когда-то и для меня закончиться полоса невезения?..
Во всяком случае, именно с такими мыслями в голове правильнее было идти домой — сдаваться. Будь что будет, но я пообещал себе не унывать заранее, какое бы наказание меня ни ожидало впереди.
— Ну, так как насчет записи? Споешь, если меня не посадят? — на всякий случай поинтересовался я на прощание. Досадуя на то, что сильнее и сильнее загораюсь этой идеей. Несбыточной, судя по моим ближайшим перспективам.
— Конечно, спою! — тряхнул головой Алеша. После пива от его утреннего отчаяния не осталось и следа. — Ты только позови.
Хлопнула дверь подъезда. Тип в пиджаке раздобыл гитару и нес ее на вытянутых руках. Компания за ним заметно разрослась. Похоже, к завсегдатаям пивного ларька присоединились и некоторые жильцы соседнего дома.
— Ты только дай знать, — еще раз подтвердил Алеша. — И все сделаем. Пойду спою. Моя публика вызывает на бис, — развел он руками с гордой иронией.
7
Я все просчитал тщательно. Если продать, скажем, сто вторых копий по 100 рублей — это получалось десять тысяч. Насчет того, что сто копий разойдется в такой огромной стране, как Советский Союз, я не сомневался. Из этих десяти тысяч чистая прибыль должна была составить не меньше пяти тысяч, а скорее — тысяч семь. Потому что у меня уже созрел план, как организовать запись на более-менее приличной аппаратуре и за небольшие деньги. А когда я начал действовать, вышло, что денег требуется даже меньше, и барыш может дотянуть тысяч до восьми, что меня вполне устраивало.
Уже несколько недель я летал, как на крыльях. И любые препятствия казались несерьезной ерундой по сравнению с чудом избавления, произошедшим со мной июньским утром по возвращении домой. Впрочем, чудо имело реальный человеческий облик моих родителей. Где-то в глубине души я надеялся, что они, со своим патологическим гостеприимством, обязательно пригласят на чай даже таких непрошеных гостей, как Валет и его «старший товарищ» — инструктор обкома. Так и произошло.
Как мне потом рассказали, беседа за столом не клеилась. Моим было тревожно смотреть на двух прихлебывающих чай мужчин, выражение лиц которых не сулило ничего хорошего. И в какой-то момент мать не выдержала и прямо спросила — что им от меня нужно. А Валет, желая выслужиться перед своим инструктором, не особо стесняясь, вывалил все о моих делах и о деньгах. После чего отец, не теряя ни минуты, успел до закрытия сберкассы снять с книжки половину денег, откладывавшихся в семье на покупку дачи. Вернулся и отдал, и те сразу ушли. Потому что никому не хотелось больше смотреть друг другу в глаза.
А дальше родители просидели всю ночь без сна, потому что я исчез. Точнее они не сидели, а тщетно обзванивали моих институтских приятелей, больницы и даже морги. К утру матери вызывали «скорую». Одним словом, то, что они наговорили мне утром, когда я вернулся избитый из милиции, — они имели право так сказать. Хотя я и пообещал, что скоро компенсирую все потраченные на взятку деньги, — это их не успокоило. Впрочем, хватит об этом. Всю эту сцену, разыгравшуюся дома, не хочется вспоминать. Да теперь и бесполезно.
Лучше о деле. Главное, я сразу знал — где можно найти и хорошее помещение, и вполне сносную аппаратуру для звукозаписи. Витька Зяблицкий через две ночи на третью подрабатывал сторожем в районном доме пионеров. И у него там образовались кое-какие связи. Чудаковатый бессребреник Витька умудрялся каким-то образом внушать симпатию окружающим его людям. Он был способен, например, целый час втолковывать технические особенности электронных микросхем водителям где-нибудь в гаражах или читать свои дурацкие стихи бабушке уборщице. И каким-то непостижимым образом люди его слушали. Мало кто понимал, но не прерывали, а только внимательно кивали и проникались доверием к несуразному Зяблику.
Так что он смог похлопотать перед администратором ДК. И тот, слегка посомневавшись, согласился — пусть музыканты немного поиграют-порепетируют в актовом зале ДК ночью, во время Витькиного дежурства. Администратор, конечно, опасался, как бы мы не устроили пьянку. Но предложенные мной триста рублей помогли ему преодолеть сомнения.
Таким образом, я решил очень важную проблему студии. Потому что аппаратура для звукозаписи в ДК имелась. Я лично осмотрел приобретенный для музыкального уголка магнитофон «Илеть» и решил, что он подойдет. Конечно, отечественная техника крепко уступала «Sony», но, в конце концов, — это был магнитофон первого класса, пусть и советский. И микрофонов здесь нашлось в достатке. Не самых современных, но местный хор пионеров использовал их для записи. К тому же Зяблик обещал спаять небольшую приладу, которая позволяла бы заводить звук в магнитофон с нескольких каналов.
Еще одной серьезной проблемой было отсутствие музыкантов. Ведь нанимать ансамбль из какого-нибудь кабака на всю ночь ради тайной записи — столько денег мне взять было неоткуда. А знакомых в среде так называемой богемы у меня не водилось. В подобных компаниях мне всегда было скучно слушать бесконечное словесное состязание умствующих бездельников, считавших себя утонченными личностями. Сам я всегда предпочитал действовать, а не болтать сложа руки. Ведь обдумывать и оценивать можно и по ходу. Поэтому, даже упершись в тупик, я все-таки придумал вариант с музыкантами. Бывшие институтские приятели подсказали, что несколько студентов младших курсов создали группу и неделями не выпускают из рук электрогитары.
Когда я разыскал этих длинноволосых пацанов и сделал свое предложение, сначала они наотрез отказались. Заявили, что не собираются играть разную чушь ради денег. И что хэви-металл рок — это состояние души и чуть ли не религия. Но когда я пообещал, что после нашей записи они смогут записать и свой первый альбом на той же аппаратуре — принципы рокеров дрогнули. Еще пару дней им потребовалось дозреть, и наконец лидер группы позвонил мне и тоном, как будто делал огромное одолжение, сообщил, что они согласны попробовать.