Жан Эшноз - У рояля
Надменным жестом он попытался отослать коридорного, но Дино, по-прежнему улыбающийся и невозмутимый, не спеша закончил свои дела, не обращая ни малейшего внимания на Бельяра.
— Ну вот вы и поправились, — сказал Бельяр. — Теперь пойдемте со мной, я вам покажу наше заведение.
Они снова поехали на том же лифте, который отвозил Макса в операционную. Пока они спускались, Макс попытался вытянуть из Бельяра какие-нибудь сведения, касающиеся Дино.
— Почему это вас так интересует? — неприветливо спросил тот.
— Ну, не знаю, — сказал Макс, — по-моему, он славный малый, мне кажется, он не такой, как все.
— Не могу вам ничего сказать, — холодно ответил Бельяр, — ему не нравится, когда о нем говорят. Он предпочитает, чтобы о нем никто ничего не знал, и я склонен отнестись с уважением к этому его желанию. В нашем учреждении люди имеют на это право, хотя, не скрою от вас, иногда этот парень меня сильно раздражает, уж слишком он много себе позволяет.
На этот раз лифт остановился тремя этажами выше операционного блока, то есть на первом этаже Центра. Они углубились в лабиринт коридоров, более просторных, наряднее украшенных — букеты живых цветов на столиках, статуэтки в неоклассическом стиле на тумбах и необычные пейзажи на стенах — и более многолюдных — уборщицы, интенданты, секретарши в очках, с гладко зачесанными, стянутыми в узел волосами, с папками под мышкой, которые робко и почтительно здоровались с Бельяром, отвечавшим на их приветствия едва заметным движением подбородка. Одни коридоры переходили в другие, пока Макс и Бельяр наконец не очутились в гигантском холле, ярко освещенном люстрами из бронзы и хрусталя, свет которых смешивался со светом, проникавшим сквозь высокие, пастельных оттенков витражи. Отсюда вверх уходила монументальная, симметрично расходящаяся на две стороны лестница.
— Вот, — сказал Бельяр, — здесь расположен вход в Центр.
И в самом деле, за вращающейся тамбурной дверью было хорошо видно посыпанное гравием открытое пространство, с клумбами и фонтанами, — такое часто можно увидеть перед богатыми домами, оно обычно заставлено длинными машинами, оставляющими после себя масляные пятна и следы шин. Но здесь, насколько Макс мог судить с того места, где он находился, не было ни пятен, ни следов шин и ни одной машины под безоблачным небом.
Ни в холле, ни снаружи, казалось, не было никакой охраны. Ни сторожей, ни привратников, ни видеокамер. Впрочем, нет: осмотревшись внимательнее, Макс увидел незаметно вписавшуюся в архитектуру лестницы маленькую будочку из матового стекла, высотой до уровня пояса; в ней с отсутствующим видом сидел за письменным столом мужчина лет шестидесяти, в традиционной форме привратника большого отеля — черный сюртук, белый жилет и скрещенные ключи на лацкане.
— Кажется, надзор у вас не слишком строгий, — заметил Макс. — Все входят и выходят, кому как вздумается?
— Все не так просто, — охладил его Бельяр, — хотя в какой-то мере так оно и есть. Если угодно, мы следуем принципу самодисциплины, внешний надзор сведен к минимуму, каждый должен сам следить за своим поведением. Я покажу вам парк завтра, если он вас интересует, а пока я мог бы представить вас директору. Хотите с ним познакомиться?
— Да, конечно, прекрасная мысль, — ответил Макс, — я бы хотел встретиться с директором.
— Сначала узнаем, на месте ли он, — сказал Бельяр, направляясь к будке привратника. — Жозеф, мсье Лопес у себя в кабинете?
После утвердительного ответа они поднялись по лестнице. На площадке стояли или слонялись взад-вперед посыльные, очень молодые люди, едва достигшие зрелости, одетые в суконные венгерки, полосатые брюки и фуражки, с белыми воротничками и в белых перчатках. Появление Макса и Бельяра на время заставило их прервать свои занятия, состоявшие главным образом в том, чтобы подшучивать друг над другом. На втором этаже они оказались перед большой двустворчатой дверью, охраняемой дежурным, тот важно поздоровался с Бельяром и пропустил их внутрь. Здесь им пришлось пройти через несколько просторных помещений, иногда пустых, иногда разделенных прозрачными перегородками, за которыми то тут, то там были видны фигуры, склонившиеся над работой. После того как они миновали еще один вестибюль, Бельяр постучал в очередную дверь, та сразу же отворилась, и они оказались в просторном директорском кабинете. Мы не будем слишком подробно его описывать, отметим только, что он выглядел более сумрачным и унылым и менее прибранным, чем те помещения, через которые Макс в тот день проходил, хотя все они были оформлены в одном стиле.
Что бы ни представлял собой директорский кабинет, в нем не было никого, кроме сгорбленного худого мужчины, склонившегося над связками пожелтевших документов, разбросанных по столу. Это был человек среднего роста, одетый в какую-то серую дешевую, нескладно сидящую на нем одежду. Его вытянутое восковое лицо свидетельствовало о несбалансированном питании, а гноящиеся глаза слезились. У него был озабоченный вид малооплачиваемого клерка из нотариальной конторы, подавленного и скорее огорченного, чем недовольного своим положением, но смирившегося с ним. Должно быть, это был секретарь, или бухгалтер, или, что еще вернее, один из помощников секретаря или бухгалтера, зашедший к директору.
— Мсье Лопес, — благоговейно и вкрадчиво произнес Бельяр, — вот мсье Дельмар, который поступил к нам на этой неделе. Он хотел вас видеть.
— Ах да, — невыразительно отозвался тот, поднимая на Макса неуверенный взгляд, — ну что ж, добро пожаловать.
Он не задал Максу никаких вопросов, даже для проформы. На первый взгляд он казался немного испуганным и имел вид человека, которого застали врасплох, хотя невольно возникала мысль, не являлась ли такая манера держаться уловкой и рассчитанной позой, чтобы облегчить себе жизнь, в то время как он лучше, чем кто-либо другой, знал историю Макса.
— Как, вы говорите, фамилия? — обратился он к Бельяру, который по слогам повторил фамилию Макса.
— А, понятно — сказал Лопес. — Подождите минуточку.
Снова согнувшись над столом, он принялся рыться в разбросанных документах, наконец извлек один из них и передал Бельяру. Тот быстро пробежал его глазами, затем, при общем молчании, принялся читать его более внимательно.
Благоразумно держась на расстоянии, Макс все же украдкой бросил взгляд на документ: это была прямоугольная карточка размером двенадцать на двадцать сантиметров, с пожелтевшими и слегка потрепанными краями, почти целиком исписанная мелким, убористым почерком. Очевидно, ее, как и большинство документов на столе Лопеса, начали заполнять не вчера. Внешне она напоминала карточки, с которыми прежде приходилось работать в публичных библиотеках, пока каталоги не были перенесены в компьютер.
— Вас разве до сих пор не компьютеризировали? — наконец осмелился спросить Макс.
— А что, разве не видно? — ответил Бельяр, не поднимая глаз. Тем временем Лопес, сидя на стуле, тыльной стороной руки сметал воображаемую пыль с поверхности стола, уставившись на нее невидящим взглядом. Бельяр, закончив чтение, бросил на Макса быстрый взгляд и вернул Лопесу документ.
— Да, — сказал он, — теперь мне тоже все более или менее ясно.
«Да что там такое, — спрашивал себя Макс, — что необычного они там нашли?»
В номере его дожидались яичница-глазунья, бутылка пива и ломтик дыни, — первые скромные признаки улучшения пищевого рациона. В самом деле, на другой день его обед оказался еще более разнообразным, а ужин был не хуже, чем в дорогом ресторане. Весь этот второй послеоперационный день Максу пришлось провести у себя в номере, листая находившиеся там книги, но не имея ни сил, ни желания вникать в их содержание. Его беспокоила карточка, увиденная в кабинете Лопеса, а после обеда ему стало попросту скучно. Дино, со своей неизменной беззаботной улыбкой и предупредительностью, по-прежнему аккуратно исполнял свои обязанности, хотя из него было невозможно вытянуть лишнего слова. Вечером на чашку кофе зашел Бельяр, у которого Макс обеспокоенно осведомился о распорядке завтрашнего дня.
— Видите ли, — признался он, — я здесь немного скучаю. Нельзя ли мне время от времени совершать небольшую прогулку?
— Да вы абсолютно свободны, — уверил его Бельяр. — Дверь не заперта, и вы можете сколько хотите гулять по учреждению. Что же касается собственно развлечений, то мы об этом еще подумаем. Сигару?
16
Начало следующего дня показалось особенно гнетущим. Видимо, это происходило оттого, что наступило воскресенье, день, который всегда и везде, даже в таком отрезанном от мира месте, как Центр, оставлял ощущение медлительности и пустоты, тягучей бесцветности и гулкого, тоскливого эха.
Сначала бесконечно тянулось утро. Макс сидел у себя в номере, снова и снова мысленно возвращаясь к эпизоду с карточкой у Лопеса, до тех пор пока ему в номер не принесли холодный завтрак, свидетельствующий о том, что на кухне никого не осталось. Собственно, завтрак даже не приносили: проголодавшийся Макс выглянул в коридор посмотреть, не идет ли Дино, и нашел поднос с едой, оставленный в коридоре на полу возле двери, как соломенный коврик. Бельяр, как и Дино, видимо, решил воспользоваться законным выходным, так как не появился у Макса, чтобы, по своему обыкновению, выпить с ним чашку кофе. Макс чувствовал, что полностью оправился после операции, и, позавтракав, он решил совершить прогулку по Центру с затаенной, еще не вполне осознанной задней мыслью.
