Юлия Зеленина - КС. Дневник одиночества
– Хочешь, уйдем? – предложил Макс, почувствовав мою нервозность.
Мы сидели в машине. Макс ерзал и стеснялся предложить логическое сексуальное продолжение вечера.
– Я согласна, – воскликнула я, опередив его робкий вопрос.
– Гостиница, – пробубнил он тихо. – Но хорошая!
Я безразлично пожала плечами и откинулась на спинку сидения, закрыв глаза. Вино меня расслабило, видимо, после болезни я стала менее устойчива к воздействию спиртного. Но опьянение было приятным. В дороге меня совсем развело. Когда мы приехали к гостинице, я не хотела выходить из автомобиля, и жаждущий любви и ласки Макс взвалил меня на плечо, как тряпичную куклу. Я брыкалась и громко хохотала: меня забавляла эта игра.
В холле отеля было пусто. Максим установил меня рядом со стойкой ресепшена и терпеливо ждал администратора.
– Будто все вымерли. Или занимаются сексом в своих домах. С женами, – поделилась я предположениями со своим мужчиной. Но он не оценил моего юмора, отругав меня, как шкодливую девчонку.
– Очень хочется ласки и телодвижений! – шутливо возмутилась я. – Где эта чертова администраторша.
Я попыталась залезть на стойку ресепшена, чтобы станцевать сексуальный танец для моего любвеобильного мужчины как в каком-то кино, но Максим не позволил мне взобраться на пьедестал и предложил еще немного потерпеть.
– Свои хореографические навыки продемонстрируешь в номере, – сказал он притворно строго.
Мне казалось, будто все, что я делаю, смотрится и слышится очень смешно. Я даже не замечала, что Макс не реагирует на мои искрометные шутки. Поток юмора благодатно изливался из недр моих: я предложила заняться «этим» прямо в фойе гостиницы. Но моя блестящая идея была проигнорирована злящимся на отсутствие сотрудника и томящимся в ожидании совокупления мужчины. Я зевала. Макс нервничал. Администраторши все не было. Затем у меня начались судорожные сокращения мышц диафрагмы. Мой страждущий любовник сначала решил, что икота – очередная шутка. Но когда звенящее эхом в фойе гостиницы кваканье начало Макса раздражать, он грубо выпалил:
– Алена, стой спокойно, я куплю воды в баре.
Я ответственно кивнула, продолжая залихватски икать. Макс поспешно шагал в сторону бара, оставив меня одну в пустынном просторном фойе. Мне стало скучно. Гробовая тишина вводила в уныние. Вдруг я услышала голоса, они доносились из-за двери, находящейся за стойкой. «Возможно, это администраторша», – подумала я и смело перемахнула через стойку. К заветной двери, из-за которой послышался раскатистый мужской смех, я приближалась медленно, с опаской оглядываясь, ведь, если меня застукает кто-нибудь из персонала, могут обвинить в воровстве, или хулиганстве, или еще в чем-нибудь…
Я осторожно приоткрыла дверь. От страха и стараний быть невидимкой мои судорожные кваканья стихли. Я обнаружила двух разнополых людей. На женщине, лица которой я не видела, потому что она стояла ко мне спиной, была униформа. «Видимо, это администраторша», – догадалась я. Грузный мужчина с пышными усами громко хохотал, гладя себя по животу. Сотрудница гостиницы расстегнула его ширинку и встала на колени, оказавшись ко мне в профиль. Меня будто обожгло – это была моя мать! Я не стала дожидаться самого интересного и, шатаясь уже от шока, а не от опьянения, вышла из-за стойки ресепшена.
Вернулся Максим с бутылкой воды.
– Мне нужно домой! – резко сказала я и направилась к вы ход у.
– Что случилось? – непонимающе вопрошал Макс.
«Моя мать шлюха», – орал разум, но вслух я сдержанно произнесла:
– Мне плохо. Видимо, от вина.
Вернувшись домой, я вбежала в свою комнату и рухнула на кровать, громко рыдая. Картина коленопреклоненной собирательницы мужского нектара Майи сводила меня с ума.
– Почему ты плачешь, дочь? – еле слышно спросил папа.
Я повернула распухшее от слез лицо к отцу. Я хотела рассказать ему о том, что видела, но не могла произнести и звука.
– Потому что… зашло солнце, – выдавила я, всхлипывая.
Лицо отца выражало сочувствие, но он смотрел на меня отстраненно, мне было холодно рядом с ним, будто он чужой человек. Я не сразу заметила, что на папе новый элегантный костюм. Последнее из обновок – домашние тапочки, купленные несколько лет назад. Папа виновато опустил глаза и пробубнил, что ему нужно идти, видимо, он спешил на свидание к прекрасной Марише. Страдания дочери его больше не интересовали. Проклятая Голубева зацапала его душу, теперь она властительница его дум.
– Одна… одна… совсем одна, – шептала я, когда папа ушел.
Холод одиночества касался моей кожи. Мне хотелось выть на луну. Я смотрела в пустоту своей жизни, задыхаясь от отчаянья…
– Что же теперь делать? – спрашивала я у зеркала, из которого с аналогичным вопросом взирала на меня измученная и растерянная незнакомка. Мы обе не находили ответа на этот важный вопрос. В голове моей застыл кадр, увиденный в гостинице. Я знала, что мать моя койкослужительница, но не подозревала, что алтарь ее в районе паха отвратительных приезжих мужиков!
Я пропиталась ядом мыслей о предательстве. Прекрасная Аленушка, которая когда-то была невинным, безгрешным ребенком, необратимо и скоропалительно превращалась в КС!
Чтобы выплеснуть негатив ощущений, я вцепилась в ручку и написала на клочке бумаги:
Боль.
Она разъедает мои внутренности, как коррозия…
Я засыпаю с болью…
Я просыпаюсь в мучениях…
За что?
Свои ощущения я запрятала в безглавого медведя – хранителя моих тайн.
– Похоже, ты самое близкое мне существо! – призналась я ему и снова расплакалась.
Входная дверь хлопнула. По топоту копыт – каблуков я поняла, что вернулась порочная мамаша. Мне стало невыносимо тошно. Ноги затерпли словно от долгого сидения. Все мое существо корчилось в болезненной агонии при воспоминании профиля матери на фоне ширинки незнакомца. Я боялась выйти из комнаты, боялась увидеть ее глаза… Мне нужна маска, пронеслось в моей голове. Запрятать заплаканное лицо под косметикой было довольно сложно. Особенно замаскировать припухшие от горючих слез глаза. Зеркало души кричало о том, что внутри меня тонет Титаник эмоций.
Макияж получился в стиле пчелки Майи: обилие белил, теней, румян и, конечно, красная помада! Чтобы дополнить образ, я достала новое платье, купленное щедрым Максом во время шопинга. Позитивный желтый цвет отвлекал внимание от печали, таившейся в моих очах. Запрятав беззащитную Аленушку под вульгарную маску размалеванной стервы, я вышла из своей комнаты в образе новой женщины, готовой к бою и решительным действиям.
Мать притаилась в гостиной. Она сидела в раздумьях на старом скрипучем диване-книжке.
– Я думала, ты в ночь сегодня, – произнесла я холодно.
– Проблемы с электричеством. И постояльцев в гостинице нет… Нас отпустили домой.
Она не смотрела на меня. Голос ее был спокоен. Тело расслабленно. Видимо, пчелка-Майя потрудилась в этот вечер на славу.
– Как нет? – удивилась я, вспомнив пузатого человека с расстегнутыми штанами.
– Последний гость нашего города уехал час назад, – произнесла мать задумчиво.
– Я надеюсь, ты его достойно проводила. И в следующий раз, когда он приедет в наш замечательный город, то поселится именно в той гостинице, в которой работаешь ты!
Мать ничего не ответила. Она повернула ко мне голову и посмотрела на меня отчужденно стеклянными глазами, мысли ее были далеко. Казалось, она не замечает моего нового яркого образа.
– А где Иван? – спросила она через продолжительную паузу. Я улыбнулась ей невинно и, смакуя, произнесла:
– У молоденькой любовницы. Наверное, они отправились в ресторан. А потом поедут… вряд ли к ней – она живет с родителями, и бабушка у нее неходячая. Перепехнуться смогут, разве что закрывшись в туалете ресторана… Мать поморщилась, я продолжила фантазировать:
– Да, папа романтик, он не станет зажимать девчушку в маленьком узеньком туалете. И машины у него нет. А в такси он ее тоже не нахлобучит: постесняется. Значит, снимут недорогой номер в гостинице! Зря вы закрылись! Возможно, клиентура уже на пороге.
– На нашу гостиницу у твоего отца не хватит денег, – отрезала мать.
Ее явно бесила моя история про папочку. Услужливая дама сидела на диване, нервно дрыгая ногой. Прострация рассеялась, и на смену пришел гнев, который бился в теле матери, как птица о клетку. Майя жаждала мести – я чувствовала.
– Ты куда-то собралась? – грубо спросила сотрудница гостиницы, смерив меня оценивающим взглядом.
– Никуда. Я уже вернулась. Я сегодня узнала столько интересного! Если ты меня очень попросишь – могу рассказать!
– Зачем такой яркий макияж? По-моему, Хеллоуин был в прошлом месяце…
– Очень смешно ты шутишь. Мой макияж – крик души.
– И о чем же кричит твоя душа? – усмехнулась Майя.
