Дуги Бримсон - Дни дерби. Игры, которые мы любим ненавидеть

Я смотрел на Боба и еще на пятерых-шестерых парней, выкрикивавших оскорбления в адрес футболистов. Они просто не могли поверить, что те не остановятся хотя бы на миг и не спросят, все ли у нас нормально. Не так уж много от них и требовалось. Однако автобус укатил вдаль, а мы сели на дорогу, ожидая, когда нас увезут отсюда. Боб не произнес ни слова.

Приехали полицейские; они поняли, что всем будет лучше, если нас просто посадят на другой транспорт. Остановили несколько автобусов, и нас с Бобом присоседили к каким-то теткам, возвращавшимся домой из Блэкпула после уик-энда. На самом деле, нам страшно повезло, потому что у них с собой были тонны еды и нас накормили. Пока мы шли домой с развилки, где нас высадили, Боб только и говорил, что об отношении к нам футболистов, а закончил тем, что зарекся ходить на матчи. День был долгий, и я решил, что он просто устал. Но я ошибся. С того дня ноги Боба больше не было на «Викарейдж Роуд».

А теперь наступает время рассказать о самом страшном. Поначалу я думал, что у него просто такой период, что он несколько «переел» футбола. Но затем случилось ЭТО. Примерно пару месяцев спустя, когда я коротал субботний вечер дома, заявился Боб и бросил мне программку на матч. Вот черт да это же программка на игру с «Говнотауном»! «Откуда у тебя это дерьмо?» — спросил я. И тут он вытаскивает шарф — оранжево-бело-голубой. Так, значит, вот до чего он дошел — стал «говнюком»! Я сначала решил, что это дурацкий розыгрыш, но затем в доме появился его приятель Энди — парень, которому я не доверял, поскольку он был не только «говнюком», но еще и педиком — кошмарное сочетание. Мне оставалось сидеть и, раскрыв рот слушать, как Боб изливает свою ненависть к «шершням». Он просто не мог поверить, что я остался верен клубу, проявившему такое неуважение к своим фанатам, и многие слова, которые он тогда проорал, до сих пор звучат у меня в ушах.

Равнодушие, проявленное футболистами и руководством команды в тот день, стоило им поддержки моего брата, и я до сих пор не могу простить им этого. С тех пор я перестал воспринимать игроков как кумиров: они приходят и уходят, так же, как и тренеры президенты, директора. В течение нескольких лет Боб менял клубы как перчатки, пока не остановил свой выбор на всемогущем «Бат Сити».[127] Я знаю, что при воспоминании о тех временах он думает то же самое, что думаете вы, рассматривая старые фотографии, запечатлевшие вас в дурацкой одежде: почему же я был тогда таким олухом?

Но также я знаю: мой брат совершил тяжелейшее из футбольных преступлений по вине нашей собственной команды.

Глава четвертая

НА РАБОТЕ, НА ОТДЫХЕ, НА СТАДИОНЕ

Обсудив дела семейные, перейдем к трениям на работе. Если вы — активный болельщик (а то и хулиган), дух футбольной вражды может запросто захватить вас на рабочем месте, где так легко оказаться бок о бок с людьми, которых с радостью станешь поливать грязью в день дерби. Слишком часто то, что начинается как добродушный треп, перерастает в нечто куда более серьезное. Об этом повествует Иэн, поклонник «Вест Брома»[128] из Черной страны.[129]

Несколько лет назад я устроился в одну из автомастерских Вулверхемптона и в тот же день понял: мои худшие предчувствия оправдались. Все, кто там работал, были фанатами «волков», и вот я, «мешок»[130] до мозга костей, попадаю прямо в их логово. Но что делать? Мне нужна была эта работа, пусть она и стала живым воплощением ночного кошмара.

Я, конечно, сразу сказал, что ни за кого не болею, и мои слова были не так уж далеки от истины, учитывая тогдашние успехи нашей команды. Почти полгода мне каким-то образом удавалось скрывать свое истинное лицо, но все пошло прахом, когда Грэм Тэйлор[131] объявил о том, что покидает «Молино».[132]

Некоторые парни на моей работе были вне себя от радости, другие, напротив, сердито ворчали, что он, дескать, урвал жирный кусок мяса со стола — и все в таком духе. И вот тут я не сдержался и ляпнул такое, чего ни в коем случае не должен был говорить (думаю, вы представляете, как это обычно бывает). Мы сидели с несколькими парнями в комнате отдыха, слушали новости по радио, и, когда ведущий упомянул Тэйлора, я по невероятной, неведомой мне причине брякнул, что Тэйлор всегда был для нас мудаком, достойным «волков». В ту же секунду все уставились на меня, и кто-то озвучил интересующий всех вопрос: «Для кого это „для нас“?»

Я оказался по уши в дерьме. Стоило мне заявить о том, кто я такой, как на меня обрушился шквал немыслимых оскорблений и насмешек. Я всегда считал, что худшее из зол — когда болельщиком вашей команды оказывается какая-нибудь светская сука вроде Фрэнка Скиннера,[133] но этим уродам удалось доказать, что я сильно заблуждался. Уже к обеду мое признание облетело мастерскую со скоростью лесного пожара, и на стенах около моего верстака, а также в туалете появились соответствующие надписи. Но я решил терпеть и держаться за место.

Поразительно, какой эффект может оказать на таких недоносков, как фанаты «волков», заявление, что твоя команда — отстой. Они просто из кожи вон лезли, чтобы вывести меня из себя. Всякий раз, когда они делали свои «остроумные» замечания по поводу «мешков», их плохой игры, дерьмовой экипировки, состояния нашего стадиона и по поводу наших фанатов, — я молчал, словно в рот воды набрав. Конечно, со временем это начало меня доставать, тем более что они, не получая отпора, стали переходить на личности. В итоге я почувствовал, что с меня довольно. Как-то раз, в пятницу, когда я собирался уже уходить, один из самых крикливых мудил снова стал меня задирать, и я, даже не задумываясь, развернулся и дал ему по морде. Остальные моментально вскочили с мест. Ударив одного из них, я словно бы дал всем остальным разрешение от души меня отдубасить. Что они и сделали.

В понедельник я уволился, предпочтя больше в мастерской не появляться. Но я позвонил начальнику и рассказал о причинах своего поступка. Как мне потом говорили, двоих из тех, кто на меня напал, выкинули с работы, остальным влепили выговор. Забавно, что тот парень, которому я вмазал, хотел подать на меня жалобу за рукоприкладство, но начальник, похоже, подрезал ему крылышки. Эх, надо было съездить этому козлу посильнее.

Конечно, на работе может представиться случай поиздеваться над футбольными врагами, но зачастую это бывает небезопасно, о чем повествуют Билли из Лондона и Кит из Манчестера.

Я работаю в районе Сити в крупной страховой компании. У нас есть футбольные фанаты всех лондонских клубов. Еще несколько месяцев назад мы с удовольствием шутили друг с другом, обсуждая события прошедших выходных и турнирные перспективы наших команд. Обычные мужские разговоры в конторе.

А затем появился парень, который все испортил. Его страсть к «Челси» была какой-то яростной, безумной, и нам сразу же стало ясно, что он не потерпит ни одного слова против своих обожаемых ребят со «Стэмфорд Бридж». С его приходом атмосфера в коллективе стала портиться. О чем бы мы ни говорили, он заводил свое «„Челси“ то, „Челси“ се» и попросту всех затрахал. Как вы понимаете, мне, «молотобойцу», не очень-то улыбалось слушать все это дерьмо изо дня в день. В общем, я решил избавиться от этого мудака. Не за пристрастие к «Челси» (на работе имелись и другие болельщики этого клуба), а за то, что он портит нам жизнь.

Начал я достаточно осторожно: так, надписи в туалете, гаденькие записочки на столе и тому подобные штучки. Спустя пару дней это стало его доставать, и я решил «ковать железо», пользуясь тем, что никто меня не подозревает. Короче говоря, через пару недель я стал посылать ему одно за другим анонимные письма на компьютер, и тут он по-настоящему взбесился. На самом деле, я писал всякую ерунду вроде: «„Челси“ от любой шпаны в миг наделает в штаны» или «„Шед“,[134] привет! Даешь минет!» Но парень совсем слетел с катушек. Каждый раз, когда он, уставившись в экран, читал очередное сообщение, ему словно иглой зад пронзало. Дальше было некуда. Он стал обвинять всех — от уборщиц до генерального директора. Но ничего не мог доказать и просто злился, что меня веселило еще больше.

Но затем я сделал глупость, отправив ему сообщение от лица Мэттью Хардинга.[135] Вообще-то ничего страшного там не было, судите сами: «Привет, Пол! Это Мэттью. Когда будешь на „Стэмфорде“, передай Кену,[136] что мое завещание под креслом». Он рассвирепел и в бешенстве вылетел из кабинета. В свое оправдание хочу сказать, что тогда я почувствовал угрызения совести, поскольку и впрямь зашел слишком далеко, тем более что все остальные расстроились и начали обвинять друг друга. А потом один парень догадался, что это был я, не иначе, и при всех заявил об этом.