Анна Козлова - Открытие удочки
Глава 3. Good-bye, Дубай
Я уже не могу вспомнить, как закончился тот кошмарный день, но думаю, что все нажрались, как обезумевшие свиньи, и попадали на пол в кокаиновом истощении. В сущности, ничего сенсационного с нами произойти не могло, и все непредвиденные эксцессы нашего образа жизни ограничивались тем, что кто-то напивался быстрее, чем все остальные, и заваливался спать, а в это время его пассия трахалась со всеми направо и налево. Тем не менее я вспоминаю этот день с тем мрачным удовольствием, с которым человек всегда размышляет над своими бесчинствами или над бесчинствами других, — кажется, я была так же довольна, когда мама напилась, разделась догола и танцевала на клумбах в соседском саду.
Моя сестра, разумеется, осталась жить у нас, и, наверное, это было моей роковой ошибкой, хотя теперь я, подобно пострадавшему от сексуальной старухи трансвеститу, убеждена, что все, что случается с нами в жизни, ведет только к лучшему.
Началась рабочая неделя — Дауд целыми днями торчал в офисе, а приходя домой, стремительно напивался и волок меня в спальню. Моя сестра загорала у бассейна в соседнем отеле, а потом заваливалась у телика и пила виски. В конечном счете это привело к тому, что она страшно обгорела (на улице было плюс 52), и с нее начала слезать кожа — она лежала на диване в dinings и стонала, протягивая руку за стаканом. Речь о том, чтобы куда-то пойти, разумеется, не шла, потому что было просто непристойно показываться на людях с ободранным, сочащимся сукровицей лицом, на котором нельзя было разглядеть рта, лоскутами кожи, повисшими на ногах и руках, и распухшей сливой вместо носа. Честно говоря, моя сестра порядком мне надоела, и, когда позвонила Люба — «Sweety, так скучно, поедем на сафари?» — я с радостью выскочила из дома.
Люба основательно подготовилась к сафари и ждала меня в белом платье-перчатке, под которым не было лифчика, и босоножках на пробковой платформе, успешно доводивших ее рост до двух метров. Рядом с ней я выглядела как неопытный подросток на первом уроке полового воспитания.
— Сейчас приедет этот долбаный шофер, — сообщила Люба. — Пока можно выпить.
Мы пошли к бару и налили себе по сто граммов грейпфрутовой водки. Люба оценивающе разглядывала ассортимент бутылок, примериваясь, что можно захватить с собой.
— Но там же будет алкоголь, — сказала я, надеясь избежать позора пьяного ползания по барханам перед толпой положительных туристов из Англии и арабов с детьми.
— Но, darling, — возразила Люба, — это будет только вечером, а что мы будем делать во время всех этих остановок у финиковых пальм и верблюжьих колючек?
Я согласилась с ней, и мы приняли решение захватить на сафари плоскую бутылку Smirnoff, которая без проблем помещалась в мою сумку. Разрешив таким образом немаловажный вопрос со спиртным, мы поняли, что нам нужно побыстрее и побольше выпить до приезда шофера, и к тому моменту, когда он позвонил снизу и предложил нам спуститься, я была уже практически готова звонить на секс-линию, а Люба чуть было не разделась.
Шофер оказался дикого вида иранцем средних лет, и мы не могли понять ни слова из того, что он говорит, по причине его чудовищного акцента. Я села вперед, а Люба развалилась сзади и с волнением следила за моей сумкой — в пьяном бреду у нее развилась мания, что я ее где-нибудь потеряю и мы останемся без водки. Шофер сказал, что нам нужно заехать в один отель в Шардже и забрать еще двух любителей сафари, и, поскольку мы ничего ему не ответили — мы просто не поняли, что ему нужно, — он начал нести какую-то парашу и поправил зеркало заднего вида таким образом, что в нем панорамно колыхалась Любина грудь.
Мы ехали в Шарджу каким-то очень извилистым, трудным путем, когда Люба вдруг хлопнула меня по плечу и сказала:
— Как он тебе?
— Кто? Шофер? — в ужасе спросила я.
— Ну да. — В Любиных глазах появилась нехорошая похабная мутность. — По-моему, он ничего.
— Подожди, — предложила я, — там ведь будут и другие шоферы.
Люба неохотно согласилась, но, несколько противореча себе, начала улыбаться шоферу с заднего сиденья.
Наконец мы приехали в Шарджу, и в джип забралась пожилая пара швейцарцев — белобрысая тетя, обвешанная фотокамерами, и жирный человек-гора по имени Полландо, который смущенно взглянул на Любу и поморщился от перегара, обволакивающего заднее сиденье, как невидимый туман. Мы ехали в пустыню, и всю дорогу эти люди непрерывно пиздели на английском и каком-то кастрированном немецком, а Люба сопровождала каждое их высказывание матерным комментарием на русском.
— Что тут смотреть в этих гребаных Эмиратах? — спрашивала она сама себя, когда белобрысая швейцарка взбудораженно дергала Полландо за рукав при виде дворца какого-нибудь шейха. — Что тут вообще можно делать, как не нажираться каждый день и трахаться с шоферами, — я поняла, что Люба приняла внутреннее решение трахнуться с шофером, — здесь же можно просто охуеть. — Она всхлипнула и отвернулась к окну.
Швейцарцы боязливо покосились в ее сторону, но быстро отвлеклись на здание медресе.
На краю пустыни, куда мы наконец приехали, стояли еще два джипа, и шофер объяснил нам, что нужно дождаться еще двух. Было градусов пятьсот, и дул разъяренный, горячий ветер. Утопая в песке по щиколотку, мы с Любой зашли за дерево и открыли водку — нам повезло, что всеобщее внимание было привлечено шоферами, сдувавшими колеса машин.
— Мало водки, — сказала Люба.
— Дождаться бы ужина, там выпьем виски, — ответила я, прикладываясь к бутылке.
Вскоре приехал еще один джип — его вел молодой араб, одетый в стиле позднего Индианы Джонса и с соответствующим выражением лица. Он увидел, как я прячу водку, и поощрительно мне улыбнулся. Заметив, что Люба тоже на него смотрит, я сказала: «Этот — мой».
— О’кей, — ответила Люба. — А то что же это за сафари без хорошей ебли с шофером на горячем песке? — добавила она, когда мы направлялись к джипу.
Проклятое сафари наконец началось. Наш джип ехал сразу за джипом приглянувшегося мне араба, и на поворотах, когда мы летели в бурые песчаные пропасти, он исхитрялся поворачиваться и улыбаться мне.
— Твой зайчишка уже готов, — сказала Люба, когда все остановились перед пальмовой плантацией, чтобы выпить минеральной воды, и Хамиз — так звали этого «зайчишку» — подошел ко мне и сказал, что если мы хотим пить водку, то это можно сделать, спрятавшись за его джип, в то время как сам он будет стоять на шухере (бояться было, в сущности, некого, но, видимо, Хамиз опасался, что какие-нибудь морально устойчивые туристы пожалуются в фирму, где он работает, что на сафари в их ряды затесались ополоумевшие сволочи, которые жрали водку на жаре при полном одобрении шоферов).
— А у тебя, что, какие-то сложности? — Мне было трудно представить себе, что обольщение пожилого иранца, работающего шофером в дубайской туристической фирме, может натолкнуться на какие-либо проблемы.
— Очень серьезные, — сказала Люба, сделав большой глоток водки. — Чтобы заинтересовать этого мужчину, потребуются годы.
Мы пьяно заржали, сидя на корточках около пышущего жаром джипа, и я упала на песок. Хамиз помог мне подняться, и мы пошли к своей машине.
— Когда он тебя поднимал, у тебя сползли джинсы и была видна жопа, — поделилась Люба своим наблюдением.
— И он видел мою жопу? — восторженно спросила я.
— Не думаю, чтобы он отвернулся.
Наконец закончилось тупое стояние у вонючей загородки, где, храпя, спали верблюды и везде лежали кучи верблюжьего говна, — пока швейцарцы и прочие идиоты гладили стреноженного верблюжонка и зачем-то фотографировались с ним, мы с Любой успели допить всю водку, а Хамиз предложил показать мне перед ужином «the real safari».[42]
— Ну и ну, — сказала Люба. — Как же быть? Я не могу уехать домой, ни с кем не поебавшись.
— Но ты даже не пробовала заговорить с ним, — возразила я.
— Верно, — согласилась она. — Но я думаю, все еще впереди.
Все опять забрались в джипы, и, сделав последний вираж, они понеслись с горы в нечто вроде искусственного карьера, где были разбиты шатры и жарилось мясо. Швейцарцы пулей вылетели наружу, чтобы с идиотическим восхищением разглядывать ковровые подушки и делать себе татуировки хной. Я послала Любе воздушный поцелуй и направилась к машине Хамиза, который уже поджидал меня.
— Vodka was okay?[43] — весело поинтересовался он, когда я плюхнулась на переднее сиденье и включила кондиционер.
— Very fine,[44] — ответила я.
Мы помчались куда-то в само раскаленное чрево пустыни и ехали, наверное, минут двадцать, когда он сообщил мне, что жил здесь десять лет, обслуживая верблюдов. Я хотела задать ему пару вопросов о достоинствах жизни в пустыне, но он остановил машину и начал стягивать с меня майку. От его жадных, исступленных прикосновений я вошла в настоящий раж и, зверски отсосав ему прямо в машине, подумала, что этот человек, наверное, не может поверить своему счастью и сейчас жарко благодарит Аллаха за то, что тот послал ему такую шлюху.
