Теренс Уайт - Король Артур (сборник)
Кэй испугался, а Варт рассердился ужасно. Он полюбил полет этой стрелы, ее гордую стремительность, горящую в солнечном свете, и к тому же то была лучшая из его стрел. Единственная, в совершенстве уравновешенная, острая, с тугим опереньем, с чистой ложбинкой для тетивы, без кривизны и царапин.
— Это была ведьма, — сказал Кэй.
— А по мне хоть десять, — ответил Варт. — Я хочу получить обратно мою стрелу.
— Так она же в лес улетела.
— Я пойду за ней.
— Тогда иди один, — сказал Кэй. — Я из-за какой-то паршивой стрелы в Дикий Лес не полезу.
— Пойду один.
— Ну ладно, — сдался Кэй. — Видно, придется и мне с тобой идти, раз уж ты так уперся. На что хочешь поспорить готов, сцапает нас там Вот.
— Пусть себе цапает, — сказал Варт. — Мне нужна моя стрела.
И они вошли в лес в том месте, где последний раз мелькнула мерзкая птица.
Меньше чем через пять минут перед ними открылась прогалина с колодцем и домиком, совсем такими, как у Мерлина.
— Господи, — сказал Кэй, — я и не знал, что так близко от нас есть жилье. Слушай, пошли отсюда.
— Погоди, дай оглядеться, — сказал Варт. — Здесь, наверное, какой-нибудь колдун живет.
К садовой калитке у домика была привинчена медная табличка. На ней значилось:
Мадам Мим, Бакалавр гуманитарных наук (Дом–Даниэль)
ФОРТЕПИАНО
ВЫШИВАНИЕ
НЕКРОМАНТИЯ
Разносчикам, рекламным агентам
и налоговым инспекторам
вход воспрещен.
Осторожно, злой дракон.
На окнах домика висели тюлевые занавески. Они едва приметно колыхались, ибо за ними пряталась, подглядывая, некая дама. Черная ворона сидела на трубе.
— Пошли отсюда, — повторил Кэй. — Да пошли же. Точно тебе говорю, она ее ни за что не отдаст.
Тут дверь домика растворилась, и они увидели стоящую на пороге ведьму, ослепительной красоты женщину лет тридцати с черными, как смоль, волосами, такими черными, что они отливали синевой, будто оперенье сороки, с глазами небесной голубизны и с выражением тихой кротости в лице. Коварная была особа.
— Как поживаете, дорогие мои? — спросила мадам Мим. — И чем я могу быть вам полезной сегодня?
Мальчики стянули с голов кожаные шапчонки, и Варт сказал:
— Не будете ли вы так добры, вон там на трубе сидит ворона, по–моему, она утащила мою стрелу.
— В точности так, — сказала мадам Мим. — Стрела там, в доме.
— Не вернете ли вы ее мне?
— Неизбежно, — мадам Мим сделала приглашающий жест. — Молодой джентльмен получит свою стрелу в сей самый миг, лишь только маятник четырежды качнется и нетопырь три раза пропищит.
— Большое вам спасибо, — сказал Варт.
— Войдите, — сказала мадам Мим. — Почтите мой порог. Вкусите от скромного гостеприимства с такой же открытой душой, с какой оно вам предлагается.
— Право же, мы не сможем у вас задержаться, — вежливо сказал Варт. — Нам и вправду нужно идти. Нас дома ждут.
— Сладкое ожидание, — благоговейно откликнулась мадам Мим.
— И все же трудно отделаться от мысли, — прибавила она, — что молодые джентльмены могли бы найти немного времени и оказать честь бедной селянке, хотя бы из одной лишь учтивости. Немногие способны поверить в то, сколь верноподданные чувства охватывают нас, безродных арендаторов, когда случается нам принимать у себя сыновей владетеля этих земель.
— Мы бы с удовольствием к вам заглянули, — сказал Варт, — нет, правда, с большим удовольствием, но понимаете, мы и так уже запаздываем.
В ответ стоящая на пороге дама с жеманным подвыванием произнесла:
— Конечно, угощение у меня самое незатейливое, не то, к какому вы привыкли, и что же удивительного в том, что столь высокородным особам совсем не хочется его вкусить.
Тут уже не выдержал Кэй, всегда хорошо знавший как подобает и как не подобает себя вести. Будучи мальчиком аристократическим, он почитал необходимым снисходить до тех, кто ниже его рождением, дабы они имели основания его обожать. Пусть даже приходилось рискнуть и посетить ведьмино логово, но допустить, чтобы про него говорили, будто он отказался разделить трапезу с арендатором, по причине скромности угощения, он все же не мог.
— Ладно, Варт, — сказал он. — войдем. Нас все равно раньше вечерни не ждут.
Они ступили за порог, минуя мадам Мим, присевшую перед ними в глубоком реверансе, и в тот же миг она цапнула мальчиков за загривки, сильными, как у цыганки, руками оторвала от земли и рванула с обоими к задней двери чуть ли не до того, как они вошли в переднюю. Гостиная и кухня пронеслись перед Вартом, едва успев оставить после себя смазанные впечатления. Занавесочки в кружавчиках, герань, литография, известная под названием "Выбор Девы", текст "Отче наш" отпечатанный шиворотнавыворот и повешенный вверх ногами, морская раковина, игольник в форме сердечка с надписью "Презент из Камелота", палки от метел, котлы, бутыли с вином из одуванчиков, — и вот уже мальчики, бьющиеся в потугах вырваться из ее лап, очутились на заднем дворе.
— Мы полагали, что подрастающим охотникам будет любопытно взглянуть на наших кроликов, — сказала мадам Мим.
Во дворе и впрямь имелось несколько больших кроличьих клеток, да только кроликов в них не было. В одной сидел несчастный замызганный филин, жалкий и, видимо, пребывающий в полном небрежении; в другой — незнакомый Варту с Кэем мальчуган, дурачок, который только и смог при их появлении выкатить глаза да залопотать. Третью занимал облезлый черный петух. В чертвертой помещался шелудивый козел, тоже черный. Еще две стояли пустыми.
— Плаксивая Прорва! — крикнула ведьма.
— Здесь, маменька, — ответила черная ворона.
Хлопая крыльями и клекоча, ворона спустилась и села рядом с ними на землю, скосив набок поросший щетиною черный клюв. Она была любимицей ведьмы.
— Открой дверцы, — приказала мадам Мим, — и Плаксивая Прорва получит на ужин глазки, кругленькие и голубые.
Ворона–стервятница, всем своим обликом выражая довольство, с троекратным ура поспешила исполнить приказ, крепким клювом тягая тяжелые двери. Мальчиков затолкали вовнутрь, каждого в свою клетку, и мадам Мим оглядела их с нескрываемым удовлетворением. На дверях клеток имелись заговоренные замки, — чтобы открыть их, ведьме приходилось что-то такое шептать в замочные скважины.
— Лучшая парочка молодых джентльменов, — сказала ведьма, — какую когда-либо тушили и жарили. Выкормлены, готова поспорить, отменного качества мясом, молоком и всем прочим. Ну что же, большого оставим на воскресенье, — авось мне удастся раздобыть немного вина, чтобы добавить в котел, а того, что поменьше, отведаем при восходе луны, ибо, Боже мой и черт подери, как подумаю, что не сей же час предстоит мне воткнуть в него мою острую вилку, у меня просто дух занимается.
— Выпусти меня отсюда, старая ведьма, — хрипло сказал Кэй, — выпусти или тебе придется иметь дело с сэром Эктором.
Заслышав такие слова, мадам Мим не смогла долее сдерживать буйную радость.
— Нет, вы послушайте шалуна, — закричала она, прищелкивая пальцами и отплясывая перед клетками подобие джиги с подскоками. — Послушайте, что говорит этот сладенький, храбренький, нежный кусочек парного мяса. Он мне дерзит, он мне грозит сэром Эктором, стоя на самом краю кухонного котла. Ах, говорю вам, что ежели мне до исхода недели не выпадет счастья впиться в их мясо зубами, я просто в обморок упаду, и в том вам клянусь именами Скармиглиони, Велиала, Пеора, Кириато Саннуто и Доктора Д.
Она закружила по заднему двору и огороду, отчищая котлы, собирая на грядках травки для приправы, востря ножи с секачами, грея воду, подскакивая от восторга, облизывая ненасытные губы, произнося заклинания, заплетая в косу черные, как ночь, волосы и распевая за работою песни.
Первым делом она пропела старинную ведьмячью песню:
Духи черные и белые, духи света и могилы.
В этом вареве смешайтесь, как смешаться вам по силам.
Это кровь летучей мыши:
Лей, чтоб взвар поднялся выше,
Леопарса жуткий яд:
Суй туда же, все подряд.
В этом вареве смешайтесь, как смешаться вам по силам.
Затем спела песню рабочую:
Две чайных ложки хереса,
Три унции дрожжей,
Единорога фунта два,
И Бог наш пир призрей.
Все отбить по мере сил,
Все отбросить на дуршлаг,
Вскипятить, кусок отчикать,
Прыг, скок, бряк.
То в ведро, а то в котел, с пивом, джином и горчицей.
Подстрелить, подбить, словить, выдрать перышко у птицы.
Греть не сильно и не слабо.
Богу наш угоден шабаш.
Тре–ке–ке!