Эндрю Грир - Исповедь Макса Тиволи

— Мистер Тиволи! Мы в саду!

И действительно: одевшись потеплее, они расположились в саду, наполненном прохладным дыханием летнего вечера. Им пришлось вытащить из гостиной маленький диван и вышивать при лунном свете — печальная картина. На миссис Леви были красивые меха, которых я прежде не видел, и одна из тех немыслимых шляп, что носили в восьмидесятых — с каскадом черных перьев. Довершали наряд светлые замшевые перчатки, абсолютно не гармонировавшие с остальной одеждой. Элис укуталась в шубу из тонкого котикового меха, слишком большую для нее, а меховой капюшон заставил глаза девушки сиять подобно озерам, вобравшим в себя серебро луны. Стоило мне подойти, как они со смехом отложили вышивание. Позже выяснилось, что Элис и ее мама просидели в саду аж несколько часов.

Причина бедствия осталась для меня загадкой; Тилли сообщила о своем намерении навестить умирающего родственника заранее, и Элис должна была зажечь газ до захода солнца, обеспечив превосходный обед в день отдохновения. Однако, судя по всему, либо газ отключили, либо его задул ворвавшийся в окно ветер, тем самым погрузив страдалиц в холод и темноту — они даже огня зажечь не могли. И в результате оказались в саду, слишком уставшие, чтобы пойти в гости, и слишком веселые, чтобы сидеть в темной комнате, беседуя с угрюмыми привидениями моих предков. Мама с дочерью укутались в самые теплые фамильные меха, вынесли из дома маленький диван и продолжили свои вечерние дела, рассказывая друг другу веселые истории.

— Пожалуй, я включу вам газ, — предложил я, научившись правильно произносить эту фразу.

— Нет, что вы! — воскликнула миссис Леви чуть серьезнее, чем обычно. — Здесь так мило. Накиньте пальто, мистер Тиволи. Элис, по-моему, нам не помешает чашечка горячего кофе?

— Да уж, неплохо бы, — пискнула из мехов Элис.

Я поднялся к себе и схватил лучший сюртук с петлицами, переплетенными черным шелком, надеясь, что они заблестят в лунном свете. Приготовив кофе, я перелил его в стоявший на столе металлический восточный самовар. Когда я снова появился в саду, миссис Леви стояла в пятне лунного света, и ее меха казались живыми.

— Вы такой нарядный, мистер Тиволи, — сказала она, прислонившись к дереву, и улыбнулась, словно готовясь исполнить арию. Я налил кофе в причудливые стеклянные чашки, и леди грациозно, будто срывая цветок, наклонились за вожделенным напитком. Довольный, я промычал что-то нечленораздельное, и женщины снова засмеялись, получив желанный кофе.

— Присаживайтесь рядом с Элис, от нее веет теплом, как от камина, — пригласила миссис Леви.

— Я не смею…

— От этой накидки все чешется, — вставила Элис.

— Садитесь, мистер Тиволи, вы весь день работали, да и сейчас неплохо потрудились.

Вряд ли у кого-нибудь еще остались такие двухместные диванчики. А миниатюрного божка, подарившего их людям, надо бы отлупить. В тот вечер передо мной стоял крохотный диван в форме буквы «S», состоявший как бы из двух кресел, развернутых в противоположные стороны со смежным подлокотником посередине. Только представьте, парочка сидит ухо к уху, перчатка к локтю. И вот, когда я сел и взглянул на мою завернутую в меха исчесавшуюся Элис, то оказался к ней ближе, чем когда-либо прежде. Ветер подхватил выбившийся из-под капюшона волосок и, покружив тот в воздухе, опустил его на мою нижнюю губу; волос прилип и повис, как рыболовная леска. Я попался на крючок и не раздумывая заглотил наживку. А Элис как ни в чем не бывало продолжала улыбаться.

Миссис Леви прислонилась к дереву, ее меха распахнулись, приоткрыв алое платье — уже несколько недель, как закончился срок траура. Вокруг цвел жасмин.

— Прямо как у Шекспира, да, мистер Тиволи?

Я не смел ни пошевелиться, ни заговорить и лишь моргая смотрел на миссис Леви. В небе сияла полная луна, и тени на траве лежали четкие, словно при ярком солнце. Леди говорила, а мне вдруг пришло в голову, что она стоит прямо над ее закопанными и оскверненными ложками.

В следующий миг судьба преподнесла мне щедрый подарок. Из дома донесся шум, и миссис Леви, театрально откланявшись, совершила необдуманный поступок — оставила дочь наедине с соседом, добрым и безобидным старичком.

— Наверное, я родилась не в том веке, — вздохнула Элис.

— О чем вы? — прошептал я, стараясь не смахнуть с губы волос.

Девушка устремила взгляд на посеребренные луной деревья.

— Вот, например, сегодня. Мне нравится этот вечер.

— Э-э, да…

— Вокруг нет ничего современного. Ни вонючих керосиновых ламп, ни газовых светильников, разъедающих глаза. Ни людей, толпящихся у стереоскопа, ни фортепьяно, играющего очередной куплет «Дедушкиных часов». Вот бы каждый вечер меня окружали только звезды, свечи и ничего больше. У нас было бы столько времени…

Я боялся, что в любую минуту Элис могла повернуться, и волос бы улетел, разделив нас. Мне хотелось сказать что-нибудь, дабы она продолжала говорить, смотреть на луну, вспоминать свое прошлое, но язык не слушался. Я просто сидел и молча смотрел в ее глаза.

А Элис все говорила своим хрипловатым голосом:

— Трудно представить совсем другую жизнь. Мы все время думаем о свете. Знаете, когда зимой темнело и света практически не оставалось, приходилось переделывать все дела до захода солнца, тогда же на проселочных дорогах не было никаких фонарей, не так ли? Ужас. Вы смогли бы читать по ночам только при свечах, а вы, наверное, бережете свечи. Не то что мы. Если бы вы читали книги, свечи были бы для вас всем. А вы бы читали книги, ведь больше заняться было бы нечем… У людей было мало красивой одежды, они же практически не ходили в гости. Никаких гостиных или глупостей вроде мини-теплиц доктора Уорда, калейдоскопов и показа слайдов. Не было никаких идиотских развлечений. Были только… люди. Подумайте об этом.

Элис молча откинулась на спинку кресла, а я собрался с силами и сказал:

— Они устраивали балы.

Элис покачала головой, не отводя глаз от луны.

— Я говорила о совсем далеких временах. Еще до керосиновых ламп. И речь вовсе не об особых вечерах, вроде тех, когда давали балы. Я имею в виду такие вечера, как этот. Такие, которые нам нравится убивать комнатными играми. — Тут моя любимая наконец взглянула на меня, и сердце мое похолодело. — Ну скажите, разве можно влюбиться в кого-нибудь при газовом свете?

— И все же такое случается, — произнесли у нас за спиной. Миссис Леви вернулась.

Однако Элис продолжала буравить меня взглядом.

— А как было раньше, мистер Тиволи? В детстве вы проводили долгие вечера при свечах?

— Нет, — выдохнул я.

— Мистер Тиволи вовсе не так стар, Элис! Поверь! Знаешь, когда я была девочкой, у нас уже были керосиновые лампы. И фортепьяно.

Элис моргнула и снова обратила взгляд к луне.

— Жаль. Я родилась не в том веке. Вот бы все мои вечера были такими, как этот.

— Я тоже люблю лунный свет, — улыбнулась миссис Леви.

— А еще темноту, холод, — кивнула Элис, — и тишину.

Последнее слово прозвучало словно команда, мы замолчали. Элис прикрыла глаза и вдохнула ночной воздух, легкое движение плеч под маслянисто поблескивавшим мехом отделило от моих губ невидимый волосок. Я снова остался один. Передо мной стояла прижавшаяся к дереву миссис Леви. Она смотрела на звезды, вечерняя прохлада прикрыла ее лицо туманной маской из выдыхаемого воздуха. Такие маски были на каждом из нас — мы все дышали. Происходившее напоминало какую-то пьесу с лунным светом, мехами, шляпами и несколькими зрителями-ложками; я не понимал, что все это значило. Миссис Леви склонила голову набок и улыбнулась; Элис глотала ртом воздух и смотрела на звезды, ее щеки окрасились румянцем; моя старческая рука лежала рядом с рукавом Элис, готовая подать девушке какой-нибудь тайный знак. Луна упала в чашку с кофе. И барахталась там, будто мотылек. Элис наклонилась, сложив губы в безмолвном поцелуе, и подула на горячий кофе. Луна взорвалась.

Вскоре я включил газовые лампы, внес диванчик в дом и, после того как зажег свечи в комнатах хозяек, поднялся к, себе, где наткнулся на Мэгги, словно манекен поджидавшую меня с запечатанной запиской в руке.

Макс, я больше не могу. Жду тебя в саду в полночь.

Некоторые события настолько невероятны и фантастичны, что, когда они происходят, вы совсем не удивляетесь. Зная наверняка, что ваши мечты неосуществимы, вы смело рисуете в воображении счастливые картины, а когда вдруг оказываетесь на долгожданной дорожке лунного света, все кажется нереальным и вместе с тем каким-то знакомым. Вы уже видели происходящее в мечтах, оно стало вашим воспоминанием. Поэтому я не колебался ни секунды. Я взял у Мэгги записку и бросил ее в огонь. Затем надел свои лучшие вещи, испачкал влажный платок, стерев с лица дневную копоть. И вспомнил о луне в чашке кофе.