Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии
Однако когда какая-то женщина с прикрытой шалью головой остановилась, уступая им дорогу, Элени разглядела лицо, обезображенное шишками размером с грецкий орех, и содрогнулась. Никогда еще она не видела более ужасного зрелища, и оставалось лишь надеяться, что Димитрий не обратил на женщину внимания.
Небольшая процессия из Петроса Контомариса, Элени с Димитрием и пожилого мужчины, который вел на поводу двух ослов с их вещами, медленно двигалась вверх по улице. Петрос сказал Элени:
– У нас есть для вас дом, он пустует уже неделю.
На Спиналонге дом мог опустеть только из-за смерти обитателей. Свободного жилья могло не быть, но новые больные все равно продолжали прибывать, и это означало, что остров часто бывал перенаселен. Поскольку правительство делало все возможное, чтобы привлечь больных на Спиналонгу, в его интересах было свести к минимуму недовольство обитателей колонии. Поэтому время от времени государство выделяло деньги на постройку новых жилых домов или ремонт старых. В прошлом году был достроен довольно уродливый, но зато удобный многоквартирный дом, что позволило предотвратить назревающий жилищный кризис. Благодаря этому многие островитяне получили право на какое-то подобие частной жизни. Решение о том, где разместить новоприбывших, принимал Контомарис. Он посчитал, что случай Элени с Димитрием является особым и их следует поселить не в новом доме, как большинство новичков, а в пустующем здании на главной улице – как будто они были матерью и сыном. «Быть может, Димитрию придется провести в этом доме большую часть жизни», – подумала Элени.
– Госпожа Петракис, вот ваш новый дом, – сказал Контомарис.
Ближе к концу главной улицы с магазинами, возле переулка на углу стояло отдельное здание. Элени поразило, что оно довольно сильно походило на ее дом, но она тут же одернула себя, подумав, что теперь ее домом является это небольшое каменное строение. Контомарис отпер дверь и распахнул ее перед женщиной. Внутри даже в столь солнечный день было темно, и сердце Элени тревожно сжалось. Жизнь в который раз за день проверяла ее на стойкость духа. Несомненно, этот дом был лучшим из того, что мог предложить им Контомарис, так что Элени следовало сделать вид, будто она очень довольна увиденным. Необходимо было пустить в ход актерские способности, которые так часто помогали ей в школе.
– Я пойду, а вы пока устраивайтесь, – сказал Контомарис. – Позже к вам зайдет моя жена, она проведет для вас экскурсию по колонии.
– Ваша жена? – не сдержалась Элени.
Но Контомарис, видимо, успел привыкнуть к подобному удивлению.
– Да, моя жена, – подтвердил он. – Мы познакомились и поженились уже на острове. Здесь это часто бывает.
– Да, я понимаю, – смущенно пробормотала Элени, осознав, как много она еще не знает о жизни в колонии.
Контомарис кивнул и ушел. Элени с Димитрием остались одни. Некоторое время они молча стояли, всматриваясь в полутемные стены. Если не считать прохудившегося ковра, в комнате был лишь деревянный сундук, небольшой стол и два высоких деревянных стула. На глазах Элани выступили слезы. Подумать только: она вынуждена жить в таком месте! Два человека в мрачной комнате с парой стульев, которые, казалось, могли рассыпаться в прах от одного лишь прикосновения, не говоря уже о весе человеческого тела. А впрочем, что отличает их с Димитрием жизнь от этой ветхой мебели? Элени почувствовала, что надо бы взбодрить себя и мальчика.
– Ну что, Димитрий, посмотрим второй этаж? – сказала она.
Они прошли через темную комнату и поднялись по лестнице. Наверху было две двери. Элени открыла левую, вошла и открыла ставни. В комнату хлынул солнечный свет. Окна выходили прямо на улицу, а чуть поодаль поблескивало на солнце море. Металлическая кровать и еще один стул-инвалид – вот и все, что Элени с Димитрием увидели в этой невзрачной комнатке. Оставив мальчишку, женщина прошла во вторую комнату, которая была меньше и темнее первой. Когда она вернулась к Димитрию, он все еще стоял на том же месте.
– Это будет твоя комната, – объявила она.
– Моя? – недоверчиво переспросил Димитрий. – Я буду спать здесь один?
Всю свою жизнь он делил комнату с двумя братьями и двумя сестрами. Впервые за день на его лице отразилось хоть какое-то чувство – несомненно, такое улучшение жилищных условий явилось для мальчика неожиданностью.
Спустившись на первый этаж, они увидели, как по полу пробежал и исчез под сундуком в углу большой таракан. Элени решила, что позже обязательно выведет насекомых, а пока просто зажжет три керосиновые лампы: это место нуждалось в освещении. Открыв ящик со своими вещами (в основном, книгами и учебными пособиями), она достала лист бумаги и карандаш и стала составлять список необходимого. Три отреза ткани для занавесок, две картины на стены, какие-нибудь подушки, пять простыней, большая кастрюля, кое-какая фарфоровая посуда из ее парадного сервиза… Элени знала, что ее родным очень понравится мысль о том, что они будут есть из одинаковых тарелок в цветочек. Еще она решила попросить Гиоргиса привезти семена. Несмотря на то что дом был довольно мрачный, Элени понравилось, что перед ним располагался небольшой палисадник, и она уже начала обдумывать, что и где следует посадить. Через несколько дней Гиоргис должен был приехать снова, так что через недельку-другую она придаст этому месту более привлекательный вид. Это был лишь первый из списков, которые Элени собиралась регулярно передавать мужу, и она знала, что Гиоргис исполнит все ее пожелания, до последней буквы.
Димитрий сидел и молча наблюдал, как Элени составляет перечень необходимых вещей. Он испытывал некоторый благоговейный страх по отношению к женщине, которая вчера еще была его учительницей, а теперь будет заботиться о нем не только с восьми часов утра до двух дня, но и все остальное время. Она станет для него чем-то вроде матери – по-гречески «меетера», но мальчик знал, что всегда будет обращаться к ней исключительно как к госпоже Петракис.
«Интересно, чем сейчас занимается моя мама? – подумал Димитрий. – Наверное, помешивает в большой кастрюле, готовя ужин». По мнению мальчика, именно этим его мать занималась почти все время, пока он с братьями и сестрами играл на улице. Димитрий подумал, увидит ли он их когда-нибудь, и ему мучительно захотелось вместе с ними повозиться в пыли. Но если он так скучал по ним всем лишь спустя несколько часов после расставания, что же будет через день, неделю, год? В горле у мальчика встал неприятный комок, по щекам поползли слезы. И тогда госпожа Петракис взяла его за руку и прошептала:
– Ничего, Димитрий, ничего… Все будет хорошо… Все будет хорошо…
Ах, как ему хотелось ей верить!
Почти весь день они разбирали вещи. По идее, окружив себя хорошо знакомыми предметами, они должны были испытать подъем настроения, но всякий раз, когда из ящика извлекалась очередная вещь, она тянула за собой воспоминания о прошлой жизни, и это было нестерпимо больно. Каждая последующая безделушка, книга или игрушка еще сильнее напоминала Элени и Димитрию обо всем том, что они оставили позади.
К числу наиболее ценных для Элени предметов принадлежали небольшие настольные часы – подарок родителей в день свадьбы. Женщина поставила их посередине каминной полки, и тишину, так долго царившую в этом месте, сменило негромкое тиканье. Часы были с боем. Ровно в три часа, едва отзвучал последний удар, в дверь тихо постучали.
Открыв дверь, Элени пригласила в дом гостью – маленькую круглолицую женщину с серебряными прядями в волосах.
– Калиспера, – приветствовала она женщину. – Господин Контомарис сообщил нам, что вы должны прийти. Заходите, пожалуйста.
– Должно быть, ты Димитрий, – проговорила женщина, подходя к мальчику, который продолжал сидеть, опершись подбородком на руки. Женщина протянула ему руку: – Пойдем, я покажу вам все. Мое имя Элпида Контомарис, но вы зовите меня Элпидой, пожалуйста.
В ее словах чувствовалась напускная веселость и бодрость, которую обычно демонстрируют, уговаривая ребенка пойти к зубному врачу. Все трое вышли из темного дома в свет предвечернего солнца и двинулись по улице направо.
– Наиболее важным для нас является водоснабжение, – заговорила Элпида тоном, по которому несложно было понять, что она не впервые проводит ознакомительную экскурсию по острову.
Каждый раз, когда на остров прибывала очередная больная, муж Элпиды поручал ей встретить новоприбывшую. Но женщина впервые произносила речь в присутствии ребенка, а потому вынуждена была немного менять сведения, которыми обычно делилась. Во всяком случае, сейчас Элпиде следовало сдерживать язвительность, которая начинала шевелиться в ее душе каждый раз, когда она описывала островное хозяйство.
– Вот это, – энергично продолжала она, указывая на огромную цистерну, расположенную у подножия холма, – наше хранилище воды. Это также место встреч. Мы проводим здесь немало времени, болтая и обмениваясь новостями.
