Фред Стюарт - Век
— Ну-ка, вы двое, обедать!
Ник поймал последний мяч и направился к дому.
— Ты хотела бы жить на Пятой авеню? — спросил он свою мать.
Габриэлла бросила взгляд на Эйба.
— Я не знаю. Я еще не думала об этом.
Ник посмотрел на мать, потом на Эйба, потом снова на мать.
— Кажется, между вами что-то происходит? — опять спросил он.
— Ник, это тебя не касается.
— Почему это? Все, что ты делаешь, касается и меня. Ты на него работаешь уже восемь лет, я его видел всего два раза; а теперь в течение двух дней то ты с ним идешь обедать, то он приходит сюда на обед… В чем дело?
Эйб, с пиджаком на одном плече, подошел к двери.
— Давай войдем в дом, Ник, — предложил он, — и я тебе все объясню.
Они прошли в освещенную гостиную, и Габриэлла закрыла дверь. Эйб повесил пиджак на спинку стула и обернулся к Нику.
— Ты хочешь знать, что происходит? Я люблю твою маму, — сказал он спокойным голосом. — В данный момент я пока не знаю, любит ли она меня, но я делаю для этого все возможное. — Он взглянул на Габриэллу. — И в любом случае я ее добьюсь. Вот поэтому мы с тобой и должны стать добрыми друзьями.
На лице Ника отразилось сомнение.
— Да, наверное.
— Я тебе нравлюсь?
— Вроде ничего себе. Пока что.
Эйб рассмеялся:
— Отличная характеристика. Надеюсь со временем стать лучше. Я тебе вот что скажу: мы с тобой пойдем в субботу после обеда в кино. Как тебе эта идея?
Глаза Ника загорелись.
— На любой фильм?
— На какой ты выберешь.
— С каждой минутой вы становитесь все лучше, мистер Фельдман.
— Эйб.
— Ник, — мать указала на его стул у дощатого стола, — идея состоит в том, что для того, чтобы что-то получить, надо немного поработать.
— Я и не знал, что ты так здорово готовишь, — сказал Эйб после того, как Ник ушел наверх готовить уроки. Он сел на софу перед камином. — Но мне следовало бы догадаться. Нет ничего такого, чего не умела бы Габриэлла. Потрясающий модельер, потрясающая повариха… Ты — потрясающая, и точка.
Она села возле него и поцеловала его в щеку.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Ты нашел очень правильный тон в общении с Ником, а это большое достижение. Ему не нравятся почти все мои поклонники. Он очень привередлив.
— Я больше, чем один из поклонников. — Он обнял ее. — Тебе предстоит стать очередной миссис Фельдман, догадываешься ты об этом или нет.
— Мне кажется, ты очень торопишь события.
— Я все и всегда тороплю. Вот поэтому я кое-чего и достиг.
— Эйб, а почему ты уволил Риту Альварес?
Наступила мертвая тишина.
— Кто тебе об этом сообщил? — поинтересовался наконец Эйб.
— Я слышала об этом. Я слышала и о твоей стычке с представителем профсоюзной организации тоже. Тебе не кажется, что в нынешних условиях уже поздновато выступать против профсоюзов?
— Нет!
Он произнес это с такой силой, что она вздрогнула. Он выпустил ее из объятий и встал.
— Послушай, — сказал он, встав напротив нее в позу обвинителя, — я создал «Саммит» из ничего. У меня ничегошеньки не было. Моим отцом был еврей-иммигрант, который всю жизнь работал проклятым мусорщиком. «Саммит» — это мое дитя, я — босс и собираюсь им распоряжаться по своему усмотрению. А это значит — никакого проклятого профсоюза!
— Но почему? Ведь в большинстве компаний есть профсоюзы.
— А ты знаешь, что происходит в тот момент, когда они допускают профсоюзы на свои предприятия? Они вынуждены отчислять один процент от суммы заработной платы в пенсионный фонд и еще один процент на здравоохранение, они должны предоставлять оплаченные отпуска… Ты знаешь, почему мы стали большой компанией?
— Потому, что мы хорошие.
— Конечно, мы хорошие, но у нас было преимущество, которое заключалось в трехпроцентном перевесе над соперниками благодаря тому, что мы работали без профсоюзов и могли продавать товары дешевле, чем эти ублюдки. Знаешь, что такое Седьмая авеню? Это — головорезы. Это — постоянная война. Это — выживание самых ловких. И нет никого сообразительнее Эйба Фельдмана. Я добился перевеса и никому его не уступлю. А это значит, что не будет никакого профсоюза.
— А что станется с Ритой Альварес и ее шестью детьми, которых она должна содержать?
— Найдет работу где-нибудь еще. Послушай, Габриэлла, я знаю, что ты меня считаешь жестокосердным мерзавцем. Может быть, я такой и есть. Но производство одежды всегда строилось на дешевой рабочей силе. И так будет всегда. Уже поговаривают о том, что Нью-Йорк скоро перестанет быть пристанищем индустрии, потому что проклятые профсоюзы ценами гонят нас с этого рынка. Люди говорят, что придется переносить производство на Юг, где рабочая сила все еще дешева. И это когда-нибудь произойдет. С Нью-Йорком будет покончено. И где тогда окажется Рита Альварес? Будет жить за счет благотворительности.
— Но все-таки…
Она не закончила фразу. Он снова сел рядом с ней.
— Извини, — сказал он более спокойно, — мне не хотелось повышать на тебя голос, но это — правда жизни. Как ты думаешь, почему Нью-Йорк переполнен такими пуэрториканцами, как Рита Альварес? Потому что Седьмой авеню нужна дешевая рабочая сила, а Вито Маркантонио нужны голоса избирателей. Три года назад Рита Альварес была счастлива, что получила у меня такую работу, которой у нее не было за всю ее жизнь в Сан-Хуане. Теперь ей понадобился профсоюз. И если она его получит, то через пять лет снова придет скулить. Я ее не виню. Это в человеческой натуре: постоянно искать для себя чего-то лучшего. Но ведь ты не можешь меня упрекнуть в том, что я делаю то же самое?
— Не знаю, — ответила она неопределенно.
— Тогда забудь об этом. Просто занимайся своим моделированием, а мне позволь управлять производством. До сих пор мы были хорошей командой и можем стать еще лучше. И единственный союз, который нам нужен, — это ты и я.
Он обнял ее и начал целовать. Через мгновение, оторвавшись от ее губ, он прошептал:
— Выходи за меня замуж, Габриэлла. Марсия уезжает в Мексику для оформления быстрого развода, и когда все закончится, выходи за меня. Я тебя сделаю такой чертовски счастливой, что ты не будешь знать никаких забот.
Она посмотрела в его глаза:
— Я уже счастлива.
— Ерунда. Я сделаю тебя королевой Седьмой авеню. Я подарю тебе весь этот распроклятый мир. Только тогда ты и узнаешь, что такое счастье. Скажи, что ты выйдешь за меня.
— Мне надо подумать.
Он выпустил ее из объятий и встал.
— Ну что же, думай, — сказал он. — Я пойду наверх в туалет. Когда я спущусь, я хочу получить ответ.
Она начала было говорить, чтобы он убирался к чертям, но что-то заставило ее закрыть рот. Когда он взбирался по скрипучей древней лестнице, она подумала о том, что значит быть миссис Эйб Фельдман. Сила, деньги, влияние… Королева Седьмой авеню. Это было заманчиво, очень заманчиво. Кроме того, она любила его. Кто устоит против его энергии, страсти, честолюбия, когда он дал им волю и обрушил все это на нее? Вся ее жизнь пронеслась в ее памяти: ее полное опасностей и отягощенное избыточным весом детство, годы странствий по Европе, утрата родителей и дедушки с бабушкой, потеря Ника… Теперь она попробовала вкус успеха, и ей это понравилось. Она добилась успеха сама, и, став миссис Эйб Фельдман, она увенчала бы свой успех его успехом. А разве дядя Дрю не позавидует этому? А разве Морис и Барбара не стали бы гордиться?
Она подумала о Рите Альварес. Она была уверена, что Эйб ошибался в своих антипрофсоюзных взглядах, а его черствость по отношению к Рите Альварес была омерзительна, независимо от того, чем бы он ее ни оправдывал. Но если бы она была его женой, разве не попыталась бы она его изменить? Он не сможет вечно противостоять профсоюзам. Возможно, ей удастся приблизить этот день? Она услышала, как он спускался по лестнице.
— Ну и что? — спросил он, войдя в гостиную. — Каким будет ответ?
Она посмотрела на него: высокий, стройный, по-юному красивый, хоть и с седыми висками, прекрасно одетый, такой уверенный в себе. Эйб Фельдман, несомненный победитель. «Черт с ним, — подумала она. — Он знает, что он неотразим».
— Когда Габриэлла Кемп выходит замуж за Эйба Фельдмана, это событие должно произойти в каком-то особенном месте. Куда мы поедем?
Он улыбнулся и подошел к софе, чтобы ее поцеловать.
— В Париж! Куда же еще?
Глава 57
Две недели спустя Сид Кон вышел один из штаб-квартиры Международного профсоюза дамских портных и направился в свой любимый бар «Пэддис». До десяти часов вечера оставалось несколько минут. Сид работал допоздна, делая последние приготовления к назначенному на завтра пикетированию здания «Саммит фэшнз» живой цепочкой. До этого Сид настраивал руководство профсоюза против «Саммит фэшнз». По целому ряду обстоятельств руководство неохотно шло на какие-либо меры против этой компании. У Сида даже были подозрения, что Эйб Фельдман сунул им взятку, чтобы его только оставили в покое. Но Сида возмутило дело Риты Альварес, и он, вопреки возражению боссов, протолкнул идею с пикетом. Эта забастовка обещала быть долгой, напряженной и неприятной. По всему было видно, что Эйб не собирался уступать и просто-напросто уехал в Париж с новой женой, оставив «Саммит» на попечение своего вице-президента Маури Шульмана. Может, это и была форма выражения Эйбом Фельдманом своего неуважения к профсоюзу, однако Сид Кон подумал, что позиции Фельдмана слабее, чем он мог предполагать. Ясно, что Фельдман, будучи магнатом, выбившимся из низов и теперь деспотично обращавшимся со своими работниками, — это пережиток прошлого. Девяносто процентов предприятий на Седьмой авеню было охвачено профсоюзами. Поэтому главная слабость Фельдмана и состояла в том, что время работало против него.
