Маргарет Джордж - Елена Троянская

— Погребальные игры? — переспросил Приам.

— Да, как обычно, соревновались в управлении колесницами, беге, борьбе, кулачном бою, метании дротика.

— Это когда тело Гектора лежит обнаженное и поруганное!

Приам застонал от боли.

Кто-то поинтересовался участниками игр. Ответ был:

— Диомед, Антилох — сын Нестора, Идоменей с Крита, два Аякса, Одиссей, лучник Тевкр, Агамемнон, Менелай. Диомед выиграл состязание колесниц, Аякс и Одиссей победили в борьбе.

— Значит, Патрокл получил упокоение. Теперь мы должны вернуть Гектора, — сказал Приам.

— Отец, вспомни, как Ахилл ответил на предсмертную мольбу Гектора о достойном погребении. Он сказал… — Парис не договорил.

Не было нужды повторять эти ужасные слова. Мы их слишком хорошо помнили.

— Я сам пойду и верну Гектора.

Приам резко встал с былой решимостью.

Он стремительно покинул дворец, вышел за ворота. Парис настиг его и остановил, положив сильные руки на отцовские плечи. Их нагнал Деифоб, который считал своим долгом не оставлять Приама наедине с Парисом. Рядом вырос рыжеволосый Гелен с пустыми глазами. После смерти Гектора между сыновьями Приама началось соперничество за первенство. Парис, не обращая внимания на братьев, повел отца обратно во дворец.

Уже три дня и три ночи рыдания и стоны троянцев, оплакивавших Гектора, были слышны даже в моей комнате на самом верху дворца. Я снова занялась своим ковром. Работа успокаивала меня, укрепляла мой дух. Но когда я протягивала нить, рука моя дрогнула, нить порвалась, и я разразилась рыданиями.

Парис стоял рядом.

— Клянусь тебе, я отомщу за Гектора. Я убью Ахилла.

Гектор сказал перед смертью, что Ахилл погибнет от руки Париса. Тот услышал эти слова и воспринял их как предсмертный наказ брата. Но как его исполнить?

— Я готов сделать это любым способом. Мне нет дела до чести и обычаев. Мне важно одно: чтобы Ахилл был мертв. Даже если придется воспользоваться отравленным платьем или ядовитой стрелой, что за беда? Благородный Гектор сошелся с ним лицом к лицу в честном поединке — и он мертв. Я должен умертвить Ахилла. Своей рукой. Ты поняла меня? Я убью Ахилла во что бы то ни стало. А если я умру сам и после моей смерти меня станут обвинять в бесчестье, тебе не будет стыдно за меня?

— Нет, никогда мне не будет стыдно за тебя.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Похоже, мы с тобой принесли в Трою смерть. Мы сами должны встретить ее без страха. — Он прижал меня к груди. — Елена, я так хотел бы дожить с тобой до старости, пока она не разлучит нас. Но война…

Война, которую тоже мы принесли. Нельзя, чтобы за нас расплачивались Приам, Андромаха, младенец Астианакс.

— Это наша война. Кому ж, как не нам, в ней и погибнуть, — ответила я.

— Ты меня понимаешь.

— Понимаю, что мы навлекли беду на свои головы и на чужие. Ах, Парис, почему мы не проплыли мимо Трои… Если бы снова оказаться на том корабле!

— Ничего не переделаешь. Раз мы уже здесь, нужно принять свою судьбу.

Ночь тянулась медленно. Встав утром, я заметила, что под одной из шкатулок с драгоценностями растекается красное пятно. Я сразу догадалась, в чем дело: брошь Менелая оплакивает умерших кровавыми слезами. Вытирать ее бесполезно: пятно никуда не денется, пока не закончится война, — таков был замысел Менелая.

Следующие несколько дней и днями-то не назовешь: непроглядная тьма. Когда я вспоминаю их, перед глазами мелькают во мраке факелы, тени, ночная стража, летучие мыши. Казалось, солнце больше никогда не взойдет. Гектор погиб, Троя погрузилась в неизбывную ночь.

Прошло восемь ночей после того, как отпылал костер над Патроклом, закончились погребальные игры в его честь, кости были собраны в золотую урну. Злоба же Ахилла нимало не утихала, словно питалась сама собой, и только разгоралась как костер. Приам страдал во дворце, потерял сон и почти лишился рассудка. Он знал, что Ахилл продолжает терзать и бесчестить тело Гектора, привязав его к своей колеснице и объезжая вокруг могильной насыпи Патрокла. Восемь дней! За это время тело благороднейшего из воинов наверняка подверглось тлению и увечьям, и все это на глазах у врагов!

Посланцы Приама, которые побывали у Ахилла с предложением выкупа, вернулись ни с чем: он встретил предложение смехом: «Я же сказал Гектору, что не отдам его тело, даже если мне предложат столько золота, сколько весит оно само! Не бронзы, а золота! И даже если предложат в двадцать раз больше — не отдам! Его тело достанется хищным птицам и диким псам!» С этими словами Ахилл дико расхохотался, сел в свою колесницу и умчался прочь, волоча за собой тело Гектора и крикнув напоследок: «Любуйтесь своим героем сколько угодно!»

На девятую ночь Парис с Деифобом хотели сами отправиться на переговоры с Ахиллом, но Приам запретил.

— И не смейте ослушаться моего запрета, как сделали ваши братья. Я сам пойду к нему.

Ни мольбы Гекубы, ни уговоры Андромахи, ни предупреждения Гелена — ничто не остановило его. Приам снял с себя все символы царского сана и собрался на поклон к Ахиллу.

— А если мне суждено умереть около греческих судов — рад я и смерти. Пусть Ахилл обезглавит меня. Сердце мое и без того истекает кровью. Мне предстоит совершить то, что ни одному отцу не под силу: поцеловать руку, убившую его сына.

Открыв драгоценные лари, Приам вынул дюжину больших тонкотканых покрывал, дюжину платьев, дюжину разноцветных ковров, дюжину золотом тканных плащей, дюжину хитонов, десять талантов золота, два треножника, четыре таза, драгоценнейший кубок — подарок фракийцев. Все это погрузили на новую повозку для мулов, с крепкими колесами, дивной работы, к ней привязав большой кузов. В повозку впрягли мулов, а в колесницу — коней, и Приам с глашатаем отправились в логово врага.

Мы не находили себе места: садились, вставали, мерили шагами комнату, снова садились.

— Вернется ли он? — повторял Парис. — Нужно было поехать с ним, несмотря на запрет. Я бы подобрался вплотную к Ахиллу и убил его. А теперь… — Он в отчаянии разводил руками.

— Это нечестно — отправиться с мирным посольством и убить, — возразила я. — Так поступают коварные ассирийцы, но не троянцы.

— Нечестно? — фыркнул Парис. — Существует ли месть, которая превзойдет бесчестье, учиняемое им Гектору?

Конечно, Гектор, благороднейший из троянцев, не заслуживал такой участи.

— Гектора предали, — сказала я. — Ему померещилось, что Деифоб рядом. Гектор рассчитывал на него. А это был мираж. Богиня, принявшая человеческий облик. Беспредельное коварство. Ненавижу богов! — не сдержалась я. — Всех богов! Неужели они не могут вести себя как порядочные люди? Неужели даже на это они не способны? Неужели мы требуем от них слишком многого?

Парис положил руки мне на плечи.

— Говорят — причем мудрые люди говорят, — что боги не совершают ничего такого, что не свершилось бы естественным путем. Боги могут подстрекать нас, посылать сны и видения, но если даже мы не обратим внимания на сны и видения, ничего не изменится. Произойдет то, что должно произойти. Судьба Гектора — погибнуть от руки Ахилла, ибо Ахилл сильнее его. А моя судьба — или удача — любить тебя. И обещание Афродиты тут ни при чем.

Я вспомнила увитый розами грот Афродиты. Могу ли я с уверенностью утверждать, что она никак не повлияла на мое зрение? Что я смотрела бы на Париса теми же глазами, не побывай я в волшебном гроте? Теперь мне кажется, я неизбежно полюбила бы его, едва увидев. Неважно каким и когда. Например, на лугу, когда он укрощает лошадей… Или на палубе корабля, плывущего в Спарту… Или в горах, пасущего скот… Или убирающего навоз из хлева… При этой мысли я рассмеялась.

— Да, в глубине души я чувствую, что ты прав… — кивнула я.

— Но что с отцом? Мне становится плохо, когда я думаю, как он склоняет голову перед этим извергом!

Мы вышли на крышу, откуда открывалась равнина с окраиной греческого лагеря, но ничего не увидели. Ни движения, ни теней. Приама поглотила ночь.

Рано утром облачко пыли отметило приближение колесницы. Мы не видели, кто это, но Кассандра, стоявшая на стене, закричала, что отец возвращается, задолго до того, как он показался в виду.

Значит, жив! Мы ликовали. Вдруг позади показалось еще одно облако, которое быстро приближалось: Ахилл. Он обогнал Приама и затормозил свою колесницу под самыми стенами.

— Я верну тебе тело Гектора! — крикнул Ахилл. — Но ты должен дать мне столько золота, сколько весит тело твоего сына. Ты мало принес, старик! Неси еще.

Подъехала повозка, из которой слуги вынули и подняли вверх тело Гектора.

И — о чудо! — тело его было прекрасно, не тронуто ни увечьем, ни тлением. Не иначе как Аполлон сохранил его!

— Золото должно уравновесить тело Гектора! — кричал Ахилл. — А он весит немало, даже без моих доспехов, которые присвоил! Я снял их с него, но теперь они мне не нужны! Чтобы защитить меня, Гефест за одну ночь выковал новые доспехи! Вот как боги любят меня! Видите, как боги любят меня? — похвалялся Ахилл.