Джеймс Олдридж. - Дипломат

– Вот как? – вызывающе спросила Кэтрин. – Вы хотите оставить судьбу этой страны в руках таких людей, как Эссекс, Пикеринг и Фокс?

– Нет. Я считаю, что судьбой страны должно распоряжаться ее собственное население.

– Это не дает вам права отмахиваться от политического значения вопроса.

– Я и не отмахиваюсь.

– Так что же вы намерены делать?

– Кое-что я все-таки делаю.

– Может быть, но все это имеет узко местное значение. Вы не умеете шире смотреть на вещи. Ведь то, что здесь Делает Эссекс, – это только часть определенной политической и дипломатической программы. А что вы против этого предпринимаете?

– А что я должен предпринимать?

– Не знаю, но, во всяком случае, вы должны решить, какова будет ваша позиция, когда наша поездка кончится. Ведь тогда-то вам и придется действовать.

– Пока я в Иране, я знаю, что хорошо и что плохо, но для всяких политических махинаций я не гожусь, и чем скорее я выйду из игры, тем лучше.

– А что вы думаете делать дальше? – спросила она. – Вернуться в Англо-Иранскую компанию?

– Это единственное место, где я могу работать по своей специальности, – уклончиво ответил он.

– Так вы вернетесь туда?

– Нет, – сказал он. Ему не хотелось обсуждать с Кэтрин свои планы на будущее. Он знал, какую опасность таит в себе такой разговор, но в своем нежелании работать в Англо-Иранской компании ему все же пришлось сознаться.

– Почему? – спросила она. – Чем вам плохо в Англо-Иранской компании?

– Ничем, – ответил он. – Там можно работать; у них имеется все, что мне нужно.

– Ну, так в чем же дело?

Он покачал головой. – Уж очень противно. Вся администрация ведет себя так, словно страна принадлежит ей. Англо-Иранская компания – первопричина нашего вмешательства в дела Ирана. Даже и близко не хочу подходить к промыслам'.

– Я вас туда и не пустила бы, – сказала она таким тоном, словно ее власть над ним была неоспорима. – Вы вообще-то думаете возвращаться в Иран?

Это уже была менее зыбкая почва.

– Не знаю, – сказал он. – Не вижу, зачем сюда возвращаться. В сущности, мне здесь нечего делать.

– Разве, кроме Англо-Иранской компании, нигде не требуются микропалеонтологи?

– Почти нигде, – ответил он. – Это очень специальная область, и только на нефтяных промыслах я могу добыть данные, нужные для моей работы.

– А делать что-нибудь другое вы не можете?

– Я мог бы, вероятно, преподавать в Тегеранском университете, но я плохой педагог.

– Нет, нет, – сказала она. – Это не для вас.

Разговор, в сущности, не был закончен, но Мак-Грегору не хотелось продолжать его, и Кэтрин, заметив это, тоже замолчала. Такая чуткость тронула его, и он протянул руку, она сделала то же, и на несколько кратких мгновений между ними возникла близость, которую ни он, ни она не хотели разрушить и ни он, ни она не решались углубить. Может быть, Кэтрин и ждала от него большего, но он знал, что этого не должно быть. И все же, несмотря на чувство недоверия, его так сильно влекло к Кэтрин, что он не удержался и поднял голову, чтобы посмотреть на нее. В бледном свете луны он едва различал ее лицо, мерцающее серебристым пятном в рамке распущенных волос. Потом, словно в изнеможении, он откинулся на подушку, и у него вырвался возглас по-персидски.

Кэтрин все еще держала его за руку. – Что вы сказали? – спросила она.

Он молчал, не выпуская ее руки.

Его волнение передалось и ей. – Еще о жемчужине моей женственности?

Он опять не ответил.

– Если да, – прошептала Кэтрин, – то скажите. Скажите, – потребовала она.

Тогда он не стал больше сдерживаться, и заговорил: – Ни на один миг не покидала ты мои мысли, и даже забвение было забыто моим сердцем.

Она ждала продолжения, но он снова умолк.

– Это не все, – сказала она. – Дальше.

Он снова заговорил размеренно и плавно, подчиняясь ритму чуждой речи, стараясь вдохнуть ее нежность в английские слова: – Любимая вошла в мой шатер, и птица моего сердца в смятении. Свеча вставлена в фонарь, и мотылек горестно бьется о стекло. – Как это нелепо и как чудесно, – вздохнула Кэтрин.

– Это очень подходит к вам, – медленно сказал он.

– А дальше? Это ведь не конец? – настаивала она.

– Нет, – ответил он, – этому нет конца.

– Так говорите еще.

– Любовь мой недруг, – вполголоса начал Мак-Грегор, – и этого довольно. Незачем тебе, о, небо, угнетать меня, ибо там, где есть палач, нет нужды в мяснике.

– Еще, еще, – сказала она.

Мак-Грегор продолжал почти шопотом:

– Целый город сердец можно купить одним быстрым взглядом из-под густых ресниц. Прошу тебя, не спеши овладеть моим городом.

– Довольно! – крикнула она.

– Больше не надо?

– Нет, говорите, говорите.

– Меня спрашивают, где твое жилище. А кто же не знает, что ты живешь в моем сердце. Я потерял свое сердце и теперь не ведаю, где оно.

– Как хорошо!

– Твое лицо словно страна Хутан, где стоит чертог абиссинской невесты, и в каждой бусинке, вплетенной в твои косы, святая святых индусского бога. – У Мак-Грегора перехватило дыхание.

– Замолчите, – сказала она, – пожалуйста, замолчите!

– Если ты станешь моим садом, – продолжал он, – я буду розой, а если ты станешь розой, я буду твоими лепестками. Если ты станешь кубком, я буду твоим вином, а если ты станешь вином, я буду каплей его в твоем горле.

Ее пальцы впились в его руку.

– Калекой сижу я в пустыне моей тоски по тебе…

Она вдруг выпустила его руку и откинулась назад.

– …Вокруг меня серебряный океан моих слез.

Она лежала, отвернувшись от него, и каждый ее вздох говорил: нет, нет, нет, нет. Прошло много времени, и ни один из них не нарушил молчания. Он ждал, не повернется ли она снова к нему, не взглянет ли на него, но по мерному дыханию, доносившемуся к нему сквозь шелест ветра, он понял, что она уснула.

На другое утро, когда они с рассветом снова тронулись в путь, Мак-Грегор стал уговаривать Эссекса ехать прямо на Сеннэ, минуя Биджар.

– Мы должны кое-кого повидать в Биджаре, – сказал Эссекс. – И, между прочим, одного весьма влиятельного курда.

Мак-Грегор знал, о ком говорит Эссекс. Сардар Азиз, вождь одного из курдских племен, уже почти обещал, в случае если он получит власть в Арделане, уступить все нефтяные концессии в этой провинции англичанам. Не потому, чтобы сардар Азиз так любил англичан, нет, он надеялся получить от Англии тайную военную помощь через территорию Ирака. С этой помощью он рассчитывал установить свою диктатуру в Арделане и даже распространить ее на север, на весь Курдистан. Меньше всего Мак-Грегор желал встречи Эссекса с этим человеком.

Эссекс отлично понимал это. – Я восхищаюсь вашим упорством, Мак-Грегор, – сказал он, – но вам не удастся расстроить мои планы.

– Я и не собираюсь, – ответил Мак-Грегор.

– Так почему вы хотите миновать Биджар?

– Мне бы хотелось обойти эти горы, – сказал Мак-Грегор, указывая на врезающиеся в небо вершины. – На Сеннэ мы можем проехать долинами, а чтобы добраться до Биджара, нам придется слишком высоко подниматься в горы.

– Ну и что же?

– Это страна курдов, – ответил Мак-Грегор, – и лучше туда не соваться. Кроме того, одолевать такие кручи тоже не легко.

Эссекс верил Мак-Грегору и в любое другое время последовал бы его совету. Но в это утро Мак-Грегор был ему подозрителен. Оба они, и Мак-Грегор и Кэтрин, были ему подозрительны. Что-то уж больно молчаливы и тихи. Эссексу это очень не нравилось.

– Нет, – отрезал он. – Мы поедем на Биджар.

– Как угодно, – сказал Мак-Грегор. Ему не хотелось спорить, хотя он и в самом деле считал небезопасным слишком углубляться в горы, не изучив обстановки. Путешествуя по этой части Ирана, надо прежде всего хорошо знать, что там происходит.

– Вам что-нибудь известно о здешних курдах? – спросил Эссекс.

– Нет, – ответил Мак-Грегор. – Я знаю племена на юге Арделана, шахабадских халгуров и гаваров, но о северных племенах понятия не имею. Знаю только, что их считают вероломными.

– А как это понимать? – спросила Кэтрин.

– Никак, – ответил Мак-Грегор. – Всех курдов называют вероломными, потому что некоторые из них живут набегами и разбоем. А на самом деле большинство курдов – землепашцы и скотоводы. На них клевещут, называя их вероломными, потому что они очень самостоятельны и независимы. Среди курдов, наверно, есть немало злодеев, особенно в разбойничьих племенах, но вообще они очень учтивы, хотя и крутого нрава. Да как не быть крутого нрава в этих горах!

– Страшновато, – сказала Кэтрин с видимым удовольствием.

– Здесь, в этих горах, царит воля богов. В Курдистана все может случиться. – Мак-Грегор знал, что обоим его спутникам это понравится.

– Раз с нами Гарольд, то непременно что-нибудь случится, – сказала Кэтрин, чтобы хоть немного улестить Эссекса. – Он обязательно попадет в какую-нибудь историю.