Михаил Балбачан - Шахта
Внимательный анализ приведенного примера позволяет предположить, что Иван Степанович с несколько излишним пиететом относился к тому, чтобы хорошо покушать. Он и сам этого не скрывал и частенько упоминал в частных разговорах, что очень ценит, когда все вкусно приготовлено. Кроме того, пункт № 18 выглядит несколько неопределенно, поскольку никаких «личных дел» у Шестакова не имелось. Он даже в кино не ходил. Не говоря уже о том, что в свои пятьдесят он все еще оставался холостяком.
Незамужних женщин в «Шахтопроекте» было процентов сорок. Наряду с последствиями войны тут сказывалась жилищная проблема. Молодые сотрудники даже в принципе не могли рассчитывать на получение хотя бы комнаты, что существенно снижало возможность вступления в брак, так сказать, по техническим причинам. К Шестакову, проживавшему вдвоем с матерью в отдельной трехкомнатной квартире, это, разумеется, не относилось. Бобылем он оставался исключительно по причине застарелого недоверия к женщинам, только углублявшегося по мере служебного роста. Тем не менее, в кругу институтских кумушек он считался весьма и весьма завидным женихом, а что до лысины, то многие дамы находили в этом обстоятельстве нечто такое этакое, довольно даже симпатичное. Впрочем, никто из них не имел ни малейшего представления, как подступиться к этой крепости. Даже самые осведомленные особы, знавшие абсолютно всё обо всех, когда разговор заходил об Иване Степановиче, сокрушенно разводили руками.
Вдруг произошло нечто исключительное. Главный инженер появился на институтском новогоднем вечере как бы в порядке проявления заботы о культурном досуге подчиненных. Кстати сказать, для этого ему пришлось, в виде исключения, поменять местами пункты № 17 и № 18 в «Личном распорядке». Непосредственного участия в танцульках он, разумеется, не принимал, но продемонстрировал совершенно не свойственную ему живость. На следующий день определенная часть женщин явились на работу гораздо более нарядными, завитыми и накрашенными, чем обыкновенно. Они же взяли моду неторопливо прохаживаться по коридору второго этажа главного корпуса, где помещалась дирекция, и посещать столовую в то же самое время, что и Шестаков.
А дело было в том, что Иван Степанович внезапно почувствовал острую потребность жениться. Осознал, так сказать, что пришла пора. Трезво, по-деловому проанализировав свои физиологические ощущения, он пришел к выводу, что вид женских прелестей, как-то: ярких губок, полных бедер и выпуклых бюстов начал вызывать настолько сильную химическую реакцию в его организме, что не исключалась даже угроза здоровью. Отсюда, естественно, следовал вывод о желательности срочного вступления в законный брак, поскольку о том, чтобы стать моральным разложенцем и поставить тем самым под удар «учетную карточку», он и помыслить не мог. С другой стороны, будучи опытным руководителем среднего звена, Иван Степанович прекрасно сознавал, что все эти дамские ухищрения и выкрутасы вокруг его особы – не что иное, как коварство и обман с целью овладения жилплощадью и сберкнижкой. Таким образом, перед ним стояла сложнейшая задача – проскочить, по возможности, без потерь между этими Сциллой и Харибдой.
Многие часы ушли у него на размышления, анализ литературных источников, математические расчеты и разработку подробной диспозиции. Как только подготовительная работа была завершена, Иван Степанович без раскачки и колебаний, как привык, приступил к исполнению задуманного.
Первым делом, он вызвал начальницу отдела кадров Таисию Филимоновну Костычеву. Таисия Филимоновна начала свое трудовое поприще в «Шахтопроекте» еще до войны, под руководством легендарного Цуканова. На ответственную должность ее в свое время назначил сам товарищ Слепко Е.С., и с тех самых пор она неизменно пользовалась полным доверием руководства. Итак, Шестаков, не вдаваясь в объяснения, приказал ей подготовить краткую статистическую справку по специально разработанной им форме. Костычева «взяла под козырек», и уже на следующий день перед главным инженером лежал документ следующего содержания:
ДСПок 3/1710 – № 981–52Иван Степанович обвел красным карандашом число 32 в пятой графе и поручил Таисии Филимоновне подобрать «личные дела» по соответствующим кандидатурам.
– К какому сроку они вам потребуются, Иван Степанович? – бесцветным голосом спросила она.
– Можете особенно не торопиться, Таисия Филимоновна, главное – тщательно перепроверьте правильность всех записей, наличие фотокарточек и так далее.
Кадровичка кивнула, не позволив себе и тени улыбки.
На протяжении всей последующей недели среди части женского персонала, входившей в затребованную категорию и, кроме того, имевшей добрые отношения с Таисией Филимоновной, наблюдалось особенное оживление. Некоторые «личные дела» были заново переписаны каллиграфическим почерком, а фотографии в них заменены на более высокохудожественные. Как бы там ни было, на стол главному инженеру легла аккуратная стопка желтых формуляров.
Непосредственная работа с ними до того увлекла Ивана Степановича, что он немного даже задержался вечером на службе. Для начала он разбил все имевшиеся кандидатуры по признаку их национальной принадлежности. Получилось следующее:
Еврейки были отвергнуты им автоматически, поскольку родственных связей с «космополитами» Ивану Степановичу не требовалось. Рассмотрение граф: № 20 – «был ли за границей», № 31 – «находился ли на временно оккупированной территории», и № 36 – «привлекался ли к судебной ответственности» потребовало выбраковки тринадцати потенциальных невест, в том числе восьми украинок, среди которых, судя по фотографиям, имелись очень даже недурненькие. К немалому огорчению Ивана Степановича, отсеялась также необычайно красивая литовка двадцати восьми лет, блондинка, образование высшее. Он испытал минутное колебание, но, решительно взяв себя в руки, отложил ее формуляр в сторону. «К тому же, – подумал он, – подозрительная все-таки национальность эти литовцы, опасно связываться». Несколько раздосадованный, он принялся сопоставлять внешние данные оставшихся семнадцати кандидаток. До тех пор Иван Степанович как-то никогда не задумывался, какие именно девушки ему больше нравятся: блондинки или брюнетки, полные или худые, курносые или горбоносые? Дать однозначный ответ на этот вопрос оказалось просто невозможно. Вроде бы блондинки, в целом, выглядели симпатичнее, но и в брюнетках имелось что-то притягательное, этакая особенная «изюминка». Решив действовать «от противного», он сразу же выбраковал девять формуляров с определенно непривлекательными физиономиями. Повторное изучение оставшихся «личных дел» позволило довести их число до семи – еще у одной брат умудрился побывать в плену. На этом возможности работы с документами были практически исчерпаны. Требовались свежие идеи.
На следующий день Шестаков с помощью Таисии Филимоновны отверг еще три кандидатуры, чье сожительство с мужчинами не было отражено в официальных документах. Предстоял последний, наиболее ответственный этап – личное собеседование. На зеленом сукне его письменного стола лежали четыре формуляра: две брюнетки, одна блондинка и одна с неопределенным, на черно-белом снимке, цветом волос. Иван Степанович почувствовал вдруг себя всемогущим властелином человеков, вроде восточного сатрапа. С непривычки он разнервничался, чего-то испугался и решил прерваться на пару деньков, остававшихся до конца недели, чтобы успокоиться, а там, на свежую голову, навалиться и окончательно решить данный вопрос.
Наступил понедельник. Ровно в четырнадцать тридцать Шестаков снял трубку и обыкновенным своим глуховатым голосом приказал секретарше вызвать техника-чертежницу Мухаметдинову, татарку, двадцати пяти лет, образование среднее специальное. Она вошла и сразу ему не понравилась. Миловидная на лицо девушка имела бесформенную, расплывчатую фигуру и одевалась как-то несовременно. Обменявшись с ней для приличия несколькими ничего не значащими фразами, Иван Степанович отпустил ее, а сам так расстроился, что за ужином накричал на мамашу из-за недожаренной котлетки. Действительно, вполне могло оказаться, что ни одна сотрудница института ему не подходит. И что тогда делать? Явившись во вторник на службу сильно не в духе, он вызвал одну за другой трех остававшихся девушек. И все они произвели чрезвычайно благоприятное впечатление. Первая – Сергеева, русская, инженер-строитель, двадцати восьми лет, шатенка, была, правда, немного полноватой. Но обстоятельно побеседовав с ней, Шестаков нашел, что эта черта не так уж и неприятна, скорее даже наоборот. Вторая – Гусева, двадцати девяти лет, русская, голубоглазая, блондинка, румяная, высокая, видно, что хозяйственная, тоже смотрелась очень неплохо. Образование она имела – незаконченное среднее, но Ивана Степановича это обстоятельство не смутило. «А зачем оно, образование? – рассудил он. – Не тот случай». Третья же, по фамилии Гудзий, украинка, двадцати пяти лет, брюнетка, техник-механик, среднее специальное, оказалась до того хороша собой, что от одного только взгляда на нее у Шестакова вспотела лысина.
