Дэвид Стори - Сэвилл
— Ну… — сказал брат.
— Ты ищешь «добра», которого хотят для тебя наши родители, потому что боятся. Ты должен избавить их от этого страха. Ты должен вырваться на волю.
— Угу. — Но он его больше не слушал. Со двора вошел Ричард. Он уже учился в классической школе и был первым учеником в классе. — Ты лучше Дика спроси. Идеи — это по его части.
— А, у Ричарда хороший интеллект, но не идеи. Интеллект порождает рабство не меньше, чем все остальное. Он поступит в университет и погибнет навеки. Его выпотрошат дочиста, а «интеллект» станет для него панацеей.
— Ты думаешь? — сказал Ричард. Его худое лицо было бледным, но этот вызов он принял словно с дерзким задором.
— Люди всякие бывают, — сказал Стивен. — И мы вовсе не хотим все обязательно быть такими, как ты.
— Не как я, а благодаря мне, — сказал Колин.
— И не благодаря тебе. По-моему, ты только из одного стараешься: как бы для себя ухватить побольше.
Ах, Стив, — сказал он угрюмо и посмотрел на своих младших братьев так, словно решил никогда больше с ними по-настоящему не разговаривать.
Это была лишь одна из многих ссор, которые он затевал с братом. Они выводили Стивена из равновесия, но Колин особенно не терпел его невозмутимости. Он смотрел, как Стивен играет в регби — та же физическая мощь, то же упорство, то же теперь почти сознательное добродушие, с какими он встречал натиск первых настоящих волн жизни. Он надеялся, что брат всплывет над ними, а не станет упрямо прорываться сквозь них, что он вынырнет, уплывет, а не будет стоять неподвижно, словно скала, принимая свое спокойствие как благо, а не как порок.
Как-то на обратном пути после матча он сказал:
— Я слышал, тебе предлагают контракт. Представитель городской команды.
— Ага, — сказал Стивен, все еще красный после игры. Разбитый нос был заклеен пластырем.
— Ты согласишься? — спросил он.
— Да ведь, — сказал он, — деньги неплохие.
— Значит, из тебя колбасу сделают?
— Какую еще колбасу? — сказал Стивен и засмеялся.
— А такую, что ты будешь играть за деньги.
— Чего это ты вдруг деньги начал ругать? Работать будешь, а деньги получать не захочешь?
— Но не за это же! — сказал он. — Если получать деньги за игру, они становятся самоцелью.
— Ну, не думаю, — сказал Стивен.
Несколько дней спустя к ним приехали двое на автомобиле с шофером.
Эти двое прошли с отцом в нижнюю комнату. Потом туда позвали Стивена.
— Мне с тобой пойти? — спросил Колин.
— Я ж покрупнее их всех троих вместе, — сказал брат. — Как-нибудь я и сам за собой пригляжу.
Дня через три у дома остановился тот же автомобиль, и отца со Стивеном увезли в город. Стивен надел костюм, отец тоже начал было надевать костюм, но потом сказал: «Стану я перед ними хвостом вилять!» — и в конце концов поехал в спортивной куртке Ричарда.
Они вернулись только через четыре часа.
Лицо у отца раскраснелось. Войдя в дом, он хлопнул в ладоши.
— Ну, покончили, — сказал он.
Стивен вошел за ним не так быстро и, улыбаясь, поглядел по сторонам. Почему-то он наклонил голову, словно опасался задеть потолок: казалось, он заподозрил, что на самом деле крупнее, чем думал.
Отец пошарил во внутреннем кармане куртки, вынул чек и положил на стол.
— Двести фунтов, — сказал он медленно, ведя пальцем по буквам, пока не упер его в цифры. — И все, — добавил он, — мое умение убеждать.
— Ну что же, — сказала мать и поглядела на Стива так, словно то в нем, о чем она всегда знала, стало теперь явно для всех. У ее сына был какой-то дар, какая-то редкая сила, о которой прежде никто не подозревал, и он вернулся с ней в их дом невозмутимо, не потеряв головы от радости и даже не очень удивившись.
— Но ведь это только крепче его связывает, — сказал Колин. — Почему ты его продал за столько?
— Да не обращайте внимания, — сказала мать. — Уж конечно, он промолчать не может.
Половину положили в банк на имя родителей, половицу — на имя Стива. Родители купили телевизор и ковровую дорожку на лестницу. В камин нижней комнаты вставили нагревательную электроспираль.
Весной Шоу переехали на другой конец поселка. В опустевший дом въехала семья с двумя маленькими детьми. Сначала это было очень странно: детский плач за стеной по утрам, а вечером раздраженный голос мужчины.
И Майкл окончательно исчез из ригеновского дома. По слухам, его видели в одном приморском городе: он работал официантом, а потом сторожем в кино. Явились рабочие и убрали мусор из нижней комнаты. В доме поселилась пожилая пара: шахтер, еще работавший на шахте, и его жена, а несколько дней спустя и мать кого-то из них — старуха с белоснежными волосами и красным лицом, которая, как ни странно, часто выходила в огород и стояла там, словно мистер Риген много лет назад. Она смотрела на детей, бегавших по пустырю, иногда подзывала их и протягивала через деревянный забор конфеты.
— Вспомнить войну и все, что мы тут пережили вместе, — говорил отец. — А теперь остались только Блетчли да мы, — Батти тоже год назад уехали из поселка: мистер Батти из-за болезни легких должен был уйти с шахты, многочисленные сыновья и дочери перебрались в город. — И долго еще мы будем здесь торчать? — добавлял он. — Уборная во дворе, ванны нет, а людей, которые тут живут без году неделя, селят в новые дома.
Инерция радости, некоторое время поддерживавшая отца после того, как Стивена взяли в городскую команду, постепенно иссякла, и он вернулся к прежнему угасанию. Он уже не ездил смотреть каждый матч, а подыскивал предлоги остаться дома, и, хотя по субботним вечерам нетерпеливо ждал возвращения Стивена, это уже было только привычкой, и от недавнего упоения не осталось и следа. Он сидел с застывшей улыбкой на лице, слушая описание игры, о которой Стивен всегда готов был охотно рассказывать со всеми подробностями. А если отец все-таки ехал на матч, то неизменно возвращался в скверном настроении и ворчливо жаловался на холод или на то, как Стивена затирали и подводили другие игроки. Инерция жизни его сыновей больше не властвовала над ним, и он остался без опоры и цели. Он просматривал тетради Ричарда и сомневался в верности оценок, смотрел на прекрасные отметки и похвальные отзывы в дневнике и говорил что-то неопределенное, разочаровывая Ричарда и в то же время заставляя его стараться еще больше. Из школы приехал учитель поговорить о том, что у Ричарда есть все основания готовиться в университет.
— Подумать только! — сказал отец, когда учитель ушел. — Кто бы этого ждал: с чего мы начали и чего добились!
Как-то в субботу домой приехал Блетчли. Колин пошел к нему.
— А, заходи, заходи! — сказала миссис Блетчли, открывая ему дверь. — Он в гостиной.
Йен был теперь огромен. Шея у него стала совсем бычьей, обвислые щеки скрывали подбородок, красновато-коричневый жилет еле сходился на животе. Он сидел без пиджака, но, едва Колин вошел, быстро встал и натянул его. Он смотрел телевизионную передачу и не выключил телевизора. Он выглядел хмурым, словно злился, что вынужден был приехать домой.
— Ну, я ухожу, чтобы не мешать вам, — сказала миссис Блетчли, улыбнулась Колину и закрыла дверь.
Блетчли, казалось, заполнял собой всю комнату. Он махнул Колину на второе кресло, и они сели. Блетчли досадливо повернулся к телевизору.
— Ну, как живешь? — спросил он, глядя на экран. — Я слышал, городская команда предложила твоему брату контракт.
Колин рассказал, как работал в этом году: он оставался подменяющим, и его переводили из школы в школу.
— А тебе не хотелось бы чего-нибудь более постоянного? — сказал Блетчли. — Ну, да в любом случае у учителя особых перспектив нет. — Он достал трубку и быстро разжег ее. — Я сейчас на административных курсах. Потому я и дома. Еще три недели лекций и никакой работы. Меня ждет место в главной конторе. Не позже чем через три года мне дадут отдел, а уж тогда путь открыт.
— Я скоро уеду, — сказал Колин.
— Куда?
— Не знаю, — сказал он. — Куда-нибудь за границу.
— Учителем?
— Что подвернется.
Блетчли некоторое время молчал, явно утратив к нему всякий интерес. Потом, словно по ассоциации идей, он сказал: — А как там Риген?
— Работал в кинотеатре, когда я о нем последний раз слышал.
— Его мать умерла. Он тебе говорил?
— Нет, — сказал он.
— Моей матери сообщили из клиники.
— Бедняга Майкл, — сказал он.
— Ну, не знаю. Для него-то так лучше. Помнишь эту его скрипку? И воскресную школу? Как подумаешь, странно становится. — Блетчли смотрел в окно на улицу, словно был проездом в незнакомом городе. Его ничто не связывало с поселком.
Миссис Блетчли вошла с чайным прибором на подносе.
— Вы куда-нибудь пойдете? — сказала она.