Дер Нистер - Семья Машбер
Но польза от всего этого была грошовая, такие пожертвования не могли вычерпать и капли из моря нужды, и нищета усиливалась, приводила к болезням, а болезнь почти всегда означала для бедняка распахнутые ворота на тот свет…
Появились, как случается всегда в такое время, лжелекари, налетевшие на бедняков, точно воронье на падаль, чтобы вытянуть из них последние гроши. В первую очередь вылезли на свет Божий какие-то «внуки» из отощавшей породы праведников, ничем не прославившихся и никем не прославленных. Эти «внуки» всегда жили по милости облезлой раввинской шапки и изодранного кафтана, полученных в наследство, а также по милости некоторых отсталых ремесленников, которые изредка приходили послушать слово Божье, произнесенное их устами, и потом приглашали их на субботние или праздничные трапезы, присылали им кое-что из еды и питья, а иной раз и монеткой ссужали.
Теперь у этих «внуков» дела шли хорошо, гораздо лучше, чем раньше, потому что жили они в самой гуще простого народа, к ним во всякую пору можно было зайти, внести какую-нибудь мелочь и выслушать слово утешения: ничего, мол, Господь поможет, их добропорядочные деды выпросят у неба помощь для жертвователей, и в самом скором времени дела поправятся, все будет хорошо…
«Внуки», доступ к которым был прост и легок — без посредства старост, без записок и без необходимости стоять в ожидании за дверьми, как было заведено у знаменитых праведников, — имели к тому же простых жен, помогавших своим мужьям зарабатывать тем, что водили добрососедские знакомства с женами-просительницами.
Выслушав жалобы этих женщин, они приводили их потом к своим мужьям и помогали им находить нужное слово для изложения просьбы.
Помимо этих ютившихся по углам праведников, в городе появились, точно грибы после дождя, разного рода гадалки и ворожеи, еврейки и нееврейки; откуда-то понаехало множество дремучих, столетних, выживших из ума украинских старцев, беззубых, с шамкающими и вечно что-то бормочущими губами; появились молчаливые татары, которые лечили от всех болезней прокатыванием яичка, окуриванием, кореньями, заставляли смотреть на расплавленный воск, поили водой из стакана, в котором несколько дней подряд мокли какие-то амулеты с татарскими словами. Возник также большой спрос на гадалок, которых неплохо кормила затрепанная колода карт и пара свечей, всегда стоявших наготове в тесной комнате с закрытыми ставнями. Как только приходил клиент, свечи зажигались, на столе появлялся молитвенник, а также потертая книжонка под названием «Мудрость руки», на обложке которой была изображена ладонь со всеми линиями и морщинками, и каждая из линий что-нибудь означала: долгую жизнь, счастливую или горемычную судьбу, дальнюю дорогу, болезнь, смерть — все, что человеку суждено…
Понаехало в город множество других искателей легких заработков: чудотворцев, «ревизоров» мезуз, замурзанных каббалистов, не снимавших шубы и шерстяных чулок даже летом и вытаскивавших свои лекарственные снадобья и заговоренные зелья из-за грязных пазух… Однако в городе стали появляться и праведники, приехавшие издалека, прославленные, знатные и по происхождению, и по своим делам — такие, к которым приверженцы обычно сами едут на дом… Но сейчас, когда большинство людей живет в нужде, праведники решили сами отправиться к своим почитателям в расчете на то, что, хотя сумма, получаемая от каждого, сама по себе ничтожна, дающих найдется много, а «денежка денежку родит»…
Понаехали люди из далеких краев и стран, какие-то странные посланцы, прибывшие из странных мест — из Иерусалима и Цфата, из Турции и Йемена, из Персии, Алжира, Марокко… Одни с навороченными белыми шалями на голове, другие в овчинных малахаях, все — в длиннополых до земли кафтанах, с вьющимися, длинными, спускающимися чуть ли не до пояса пейсами, иные — с бритыми головами и с усами. Все говорили на каком-то искаженном древнееврейском языке, вроде арамейского, вызывавшем у жителей города смешанное чувство страха и уважения.
Приехали они не одни, а с женщинами. Никто не знал, приходятся ли они им женами, или это всего лишь компаньонки по нищенству. Эти женщины в турецких шалях и во множестве юбок и кофт, напяленных одна на другую, мясистые, загорелые и гладкие, грудастые и с двойными подбородками, поминутно мыли руки и помогали своим компаньонам и напарникам рассказывать удивительные истории о местах, из которых они прибыли… Эти женщины говорили на обыкновенном языке евреев, вставляя в свою речь слова из скорбных молитв, и рассказывали каждый раз одну и ту же историю о том, что в Иерусалиме обнаружили недавно какую-то пещеру; когда в нее вошли, заметили там длинный туннель, в глубине которого что-то светилось. Подойдя к тому месту, откуда исходил свет, люди увидели седого как лунь старика, сидящего за столом над книгой. Его сразу же узнали — это был Илья-пророк. Доказательство: сбоку от него лежал рог, в который он протрубит, когда явится Мессия, чтобы оповестить весь мир об этом событии и созвать всех евреев в Землю обетованную. Когда у старика спросили, когда ждать Мессию, он ответил кратко: Мессия придет тогда, когда на свете наступит «суббота», то есть седьмое тысячелетие от сотворения мира. По словам рассказчиц, теперь уже ждать осталось недолго, уже наступил канун той субботы, шестое тысячелетие. Если мы заслужим у Господа Бога прощение, которое Он ниспошлет в награду за оказанное нами милосердие и за милостыню, которую мы творим щедрой рукой, мы услышим зов шофара Ильи-пророка, который со дня на день ожидает прихода Спасителя, который должен прийти скоро в наши дни. Аминь.
Эти рассказы передавались из уст в уста и вскоре стали известны всему городу, после чего женщинам в турецких шалях и их мужьям стало очень легко ходить по домам, где перед ними с радостью распахивали двери и несли им подаяние, ведь это были посланцы самого Мессии.
Эти женщины и мужчины распространяли запах какого-то чужеземного пота, глядя своими остро-карими змеиными арабскими глазами. Иногда взгляд их был желто-янтарным — то ли это было следствием перенесенной малярии, то ли отсветом песков пустыни, на которые они насмотрелись в дальних странах. Иногда от них пахло солью морей, которые им пришлось пересечь. Все это давало им преимущество перед местными побирушками, которых в это трудное время принесла в город надежда на легкую добычу. Все эти личности, дядюшки и тетушки из Персии и Мидии, как их называли насмешники-вольнодумцы и остряки, привезли с собой ради своих богоугодных дел разные богоугодные принадлежности: восковые свечи, длинные кувшины с маслом и пеньковые нитки, которыми обмеряют могилы, — дабы удовлетворить спрос множества суеверных, у которых такой товар пользовался большой популярностью, поскольку он служил явственным доказательством того, что чужестранцы действительно являются посланцами с Земли обетованной.
Понятно, что для поддержания в городе атмосферы суеверного страха люди определенного круга старались распространять повсюду небылицы: всегда находились внимательные уши и отверстые сердца, готовые выслушивать самые невероятные истории и принимать их за правду. Были рассказы о нечистых, которые появлялись в полуразрушенных лачугах на окраине города, и прохожие слышали, как они щелкают языками, видели, как у них горят глаза, похожие на фонари… Иной раз нечистые начинали швырять с чердаков черепки, чугуны и комья глины на всех, кто проходил мимо, — на детей, на взрослых, на раввинов и банщиков. Рассказывали о новорожденных младенцах, не желающих брать материнскую грудь без омовения рук, читающих утреннюю молитву и изрекающих пророчества; говорили о теленке с двумя головами, о каком-то другом животном с четырьмя ногами на спине, рассказывали и о местном каббалисте Иокте, который вместе с племянником занимается колдовством.
Речь шла о том низеньком чернобородом Иокте, который зиму и лето ходил в тулупе и всегда держался левой рукой за левый глаз, который беспрерывно тек… Говорят, такая беда приключилась с Иоктой оттого, что он смотрел туда, куда не следует смотреть… Он жил в Открытой синагоге вместе с другими бездомными и не расставался со своим семнадцатилетним племянником, который тоже был низкого роста, тоже носил круглый год одну и ту же шубейку, а к тому же слыл уродом — у него голова была свернута на сторону и склонена к плечу. Оба они — дядя и племянник — уже не раз бывали биты за свое поведение, а также за то, что лечили больных амулетами, которые писали на бумажках и продавали по сходной цене; амулетов этих у них было полно за пазухой. И люди, которые их били, божились и клялись всеми клятвами на свете, что, колотя Иокту с его племянником, чувствовали страшную боль в руках, словно колотили по железу или по камню. Это свидетельствует о том, что они существа необыкновенные, что их и на порог пускать нельзя; они водят компанию с нечистыми, поэтому и выглядят так же, как и те: низкорослые, замурзанные, никогда не моются и не едят, будто они не имеют желудков…
