Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
— Ты веришь в Рай и Ад? — спросил Павлик.
— Я верю в Бога, а этим уже все сказано. Может, верил и раньше, но не знал этого. А в Крыму меня будто осенило… Не исключено, что и в вас дремлет вера. Ведь религия существует с незапамятных времен.
— Божественное сияние на тебя снизошло… — насмешливо заметила Алла. — Почему же тогда твой Бог так несправедлив ко мне и Ушастику?
— Ты же целовалась с Сатаной? — улыбнулся Никита. — Сатана сулит земные радости, а Бог — рай на небе. Сходи, Алла, в церковь, проникнись хотя бы уважением к древнейшим традициям религиозных обрядов. Богослов Симеон Солунский, как Павел Флоренский, писал, что в храмах верующим являются божественные силы, происходят чудеса, явления ангелов и знамения святых, исполняются прошения и даруются исцеления. А как торжественны и прекрасны богослужения! Ты отрываешься от всего земного и воспаряешь духом в божественные дали… Побывай на вечерне, полунощнице, литургии, послушай молебное пение с клироса, посмотри на священников во время молитвы. Какие у них просветленные лица, какие одухотворенные глаза! Мне даже не верится, что и я когда-то всего этого достигну…
— Солунский… — усмехнулась Лошадь. — У нас одну проститутку, она ошивается у «Европейской», прозвали «Давид Сосунский»… Говорят, большая профессионалка!
Никита обвел всех чуть затуманившимся взором, вздохнул и поднялся.
— Не мечи бисер перед свиньями, так сказано в Библии. Я не агитирую вас стать верующими, но мне больно видеть вас погрязшими и упорствующими во грехе. — Он повернулся к Алисе: — Пойдем отсюда?
— Будет желание — напишите, — глядя на Павлика, произнесла Алиса. Переписываться с Ляховой у нее не было никакого желания, да и вообще она не пришла бы к ним, если бы не Никита — Если что понадобится…
— Что мне понадобится, того у тебя нет, — заметила Алла.
«Не о тебе речь! — подумала Алиса. — Павлика жалко…».
— Прощайте, — подошел с протянутой рукой Ушастик. Вид у него был несчастный. — Мы где-то будем близко. В нашей области!.. — он посмотрел в глаза Никите — Я тут написал бате, — он кивнул на письменный стол, где под бронзовым прессом виднелся уголок конверта. — А ты лучше сам с ним поговори, ладно? Он тебя уважает, толковал, что и мне следовало бы поступить в семинарию, чтобы отцы-богословы выколотили из меня всю дурь…
— У нас не наказывают, — заметил Никита — И дурней не принимают.
— Только святых, да? — вставила Лошадь. — Теперь святых в мире нету, Никита. Все повывелись.
— Скорее, их повывели, — сказала Алиса — Я считаю, кто пострадал за Бога — все святые угодники.
— Спасибо, Алиса, — улыбнулся Никита.
— Когда у вас служба? — спросил Павлик. Он даже на «дурня» не обиделся, — Ну, ты будешь там… кадилом махать, что ли?
— Приходи завтра, — улыбнулся Никита — После семи, к вечерне.
— А меня не приглашаешь, Никитка? — снова подала насмешливый голос Длинная Лошадь, скрыв светлые глаза за густой завесой синего сигаретного дыма. — Мне туда и ходу нет?
— Храм Божий для всех открыт, — сказал Лапин.
Они вышли на улицу. Мелкий крупчатый снег побелил тротуары, крыши зданий, к лобовым стеклам машин он не приставал, лишь скапливался на покатых крышах троллейбусов. От одного подвального окна до другого степенно прошла серая с белым кошка, оставив аккуратную цепочку следов.
— Вижу, что ты счастлива, — с ноткой грусти сказал Никита, когда они остановились у автобусной остановки.
— Мне повезло с Улановым, — ответила девушка, — Наверное, это судьба.
— Возможно, он хороший парень, хотя мы с ним и поцапались, — сказал Никита. — Я ему завидую…
— Что? — удивилась Алиса, глядя в глаза Лапину, — Ты же, Никита, порвал с грешным миром, витаешь…
— Я нигде не витаю, — пожалуй, даже резко прервал он. — И порвал я не с миром, а с этой компанией, к которой и ты принадлежала.
— А ты мне очень нравился, Никита. И сейчас, конечно, нравишься, но…
— И ты мне. Но еще больше мне нравилось себя одурманивать и чувствовать свободным, независимым… Я знаю, что обижал тебя, Алиса.
— Чего уж вспоминать, — вздохнула она. — Мы ведь были не люди, а тени. Подвально-чердачные призраки.
— Может, это было предназначенное нам Богом испытание?
— Только не Богом, — улыбнулась она. — Уж скорее Сатаной.
Они помолчали, первым отвел глаза Никита. Ковырнул носком теплого коричневого ботинка ледяную голышку, бросил взгляд вдоль улицы. Автобус медленно подвалил к остановке. Будто нехотя, открылись с противным скрипом двери. Никита хотел пропустить вперед девушку, но та отрицательно покачала головой.
— Мне на другом, — сказала она.
— До встречи, — на ходу проговорил Никита.
— Я завтра приду в церковь, — в спину ему сказала Алиса и, согнув руку в локте, помахала ладонью в черной вязаной перчатке.
Горбатая дверь с черными резинками захлопнулась, «Икарус» фыркнул и, будто в тоннель, медленно вполз в надвигающуюся снежную мглу.
3
Если бы все это не произошло с ней, Алиса не поверила бы, что подобное, кроме как в американском кино, может случиться у нас, в Ленинграде. Еще до суда над художником Власиком, Туркиным и ее знакомыми ребятами, Алису два раза вызывали к следователю. Там в сумрачном коридоре она столкнулась и с Галиной Рублевой. Вежливый молодой следователь в сером с искрой костюме и при галстуке в тон подробно расспросил про все встречи с Туркиным, поинтересовался и ее отношениями с Рублевой, особенно подробно расспрашивал про тот случай, когда Алиса привела ее домой к Лидии Владимировне. Она ничего не скрывала, рассказала все, как было. Во время второго вызова неожиданно привели к следователю Бориса Туркина. Он был коротко пострижен, но не наголо, как постригают заключенных, и был прилично одет. Запомнилась его коричневая куртка со стоячим кожаным воротником. На вопрос следователя, знает ли Туркин Алису, тот, выразительно посмотрев девушке в глаза, отрицательно покачал головой и небрежно бросил:
— Впервые вижу эту глазастую красотку.
— Он врет, — вырвалось у Алисы. — Мы с ним познакомились… Вернее, Галя Рублева познакомила нас в кафе «Гном» на Литейном. И потом мы несколько раз встречались.
— Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее, — попросил следователь.
Пока Алиса все вспоминала и не очень связно излагала вслух, Турок пристально смотрел на нее прозрачными водянистыми глазами и кривил губы в недоброй усмешке. Алиса так и не поняла, почему она должна была скрывать от следователя свои редкие мимолетные встречи с Туркиным? Кстати, в этом не было, на ее взгляд, никакого криминала. Но рэкетир, наверное, думал иначе… Когда следователь с кем-то коротко переговорил по телефону, он сквозь сжатые губы процедил:
— Я тебе этого не забуду, хитрая, подлая лиса! А точнее, сука!
— Гражданин Туркин, зачем вы так? — строго посмотрел на него вежливый следователь.
— Ладно, кончайте эту бодягу… — огрызнулся преступник.
И позже, когда встретилась с Рублевой, та укоряла ее, что она «заложила» Турка. Ему почему-то нужно было скрыть, что он знаком с Алисой. И Галина толком так ничего и не объяснила. Наверное, и сама не знала.
А вот что произошло в середине февраля. Алиса в десятом часу после лекции вышла из университета и направилась к троллейбусной остановке на набережной Невы. Наросшие ледяные торосы громоздились у самых парапетов, Дворцовый мост содрогался и гудел от проходящего через него транспорта, Ростральные колонны на стрелке Васильевского острова багрово светились. В свете уличных фонарей искрились редкие снежинки. Они покалывали щеки: здесь, на набережной, свободно гулял завывающий ветер. Посередине Невы чернела полоска воды. По-видимому, ледокол прорубил во льду дорожку для буксиров.
Если бы она была повнимательнее, то заметила бы, что как только вышла из парадной, пересекла проезжую часть, направляясь к остановке, от тротуара оторвались синие «Жигули» с проржавевшим передним бампером и одним дворником на стекле. За рулем сидел молодой чернобородый мужчина в коричневой дубленке и замшевой шапке, опушенной золотистым мехом, на заднем сидении у самой дверцы расположился другой мужчина, в синем пуховике со стоячим воротником и ондатровой шапке, надвинутой на брови.
«Жигули» притормозили неподалеку от остановки, на которой топтались на холодном ветру несколько легко одетых в модные куртки молодых людей, скорее всего, студентов. Один был в летней плащевой короткой куртке и лыжной шапочке. Плечи приподняты, руки в карманах, подпрыгивает, как кузнечик, в своих кроссовках. К ленинградской погоде трудно привыкнуть: утром встаешь — на улице лужи, к обеду — гололед и снег валит.
