Поедемте в Лопшеньгу - Казаков Юрий Павлович
Но вот с ужасом ты замечаешь, что глаза ее, прежде отдававшие тебе свою теплоту, свой блеск, свою жизнь, глаза ее теперь равнодушны, ушли в себя и что вся она ушла от тебя в такую дальнюю даль, где тебе ее уже не достать, откуда не вернуть. Это как смерть. Самые священные твои порывы, затаённые и гордые мысли — не для нее, и сам ты со всей сложностью и красотой своей души — не для нее. Ты гонишься за нею, ты напрягаешься, но все мимо, мимо, все не то и не так. Она ускользнула, ушла, она где-то у себя, в своем чудесном неповторимом мире, а тебе нет туда доступа, ты грешник — и рай не для тебя. Какие же отчаяние, злоба, сожаление и горе охватывают тебя! Ты опустошен, обманут, уничтожен и несчастен! Все ушло, и ты стоишь с пустыми руками, и впору тебе упасть и кричать о своей боли и бессилии. И ты упадешь и закричишь, она взглянет на тебя, в глазах ее появится испуг, удивление, жалость — все, но того, что тебе надо, не появится, и единственного взгляда ты не получишь, ее любовь, ее жизнь не для тебя. Ты даже можешь стать героем, гением, человеком, которым гордится страна, но единственного взгляда ты никогда не получишь.
И вот уже весна… Много солнца и света, голубое небо, липы на бульварах начинают клейко пахнуть. Все оживлены, все собираются встречать май. И я, как и все, тоже собираюсь. У меня есть сто рублей, которые я скопил, — я богатый человек! И у меня впереди целых три свободных дня. Три дня, которые я проведу с Лилей, — не станет же она и в эти дни уходить в библиотеку готовиться к экзаменам! Нет, я не пойду никуда, никакие компании мне не нужны, я буду эти дни вместе с ней. Мы так давно не были вместе… Но я еще верю, верю и надеюсь на счастье.
Нет, она не может быть со мной. Ей нужно ехать на дачу к больному дяде. Ее дядя болен, и ему скучно, он хочет встретить май в кругу родных, и вот они едут — ее родители и она. Прекрасно! Очень хорошо встретить май на даче. Но мне так хочется побыть с ней… Может быть, второго мая? Второго? Она раздумывает, наморщив лоб, и слегка краснеет. Да, может быть, она вырвется… конечно, она очень хочет! Мы ведь так давно не были вместе. Итак, второго вечером, у телеграфа на улице Горького.
В назначенный час я стою у телеграфа. Как много здесь народу! Над моей головой глобус. Еще сумерки, но он уже светится — голубой, с желтыми материками — и тихонько крутится. Полыхает иллюминация: золотые колосья, голубые и зеленые искры. От света иллюминации лица у всех очень красивые. В кармане у меня сто рублей — я их не истратил вчера: мало ли куда мы можем пойти с Лилей сегодня. В парк или в кино… Я терпеливо жду. Подходят все новые ребята и девушки. Некоторые сразу встречаются и уходят, взявшись за руки. Другие оглядываются, закусывают губы, потом принимают равнодушный вид. Но они нервничают, я знаю, только я спокоен. Конечно, я спокоен.
По улице, прямо посередине, идут толпы людей. Как много девушек и ребят, и все поют, кричат что-то, играют на аккордеонах. На всех домах флаги, лозунги, огни. Поют песни, и я бы мог тоже запеть: ведь у меня хороший голос. У меня бас. Я когда-то мечтал стать певцом.
Вдруг я вижу Лилю. Она пробирается ко мне, поднимается по ступенькам, и на нее все оглядываются — так она красива. Я никогда не видел ее такой красивой. Сердце мое начинает колотиться. Она быстро оглядывает всех, глаза ее перебегают по лицам, ищут кого-то. Они ищут меня.
Я делаю шаг ей навстречу, один только шаг, и вдруг острая боль ударяет меня в сердце, и во рту становится сухо. Она не одна! Рядом с ней стоит парень в берете и смотрит на меня. Он красивый, этот парень, и он держит ее под руку. Да, он держит ее под руку, тогда как я только на второй месяц осмелился взять ее под руку.
— Здравствуй, Алеша! — говорит Лиля. Голос ее немного дрожит, а в глазах смущение. Только небольшое смущение, совсем маленькое. — Ты давно ждешь? Мы, кажется, опоздали…
Она смотрит на большие часы под глобусом и чуть хмурится. Потом поворачивает голову и смотрит на парня. У нее очень нежное лицо, когда она на него смотрит. Смотрела ли она так на меня?
— Познакомьтесь, пожалуйста!
Мы знакомимся. Парень крепко жмет мне руку. В его пожатии уверенность и превосходство.
— Ты знаешь, Алеша, сегодня у нас с тобой ничего не выйдет. Мы идем сейчас в Большой театр… Ты не обижаешься?
— Нет, я не обижаюсь.
— Ты проводишь нас немножко? Тебе ведь все равно сейчас нечего делать.
— Провожу. Мне действительно нечего делать…
Мы вливаемся в поток и вместе с потоком движемся вниз, к Охотному ряду. Зачем я иду? Что со мной делается? Кругом поют. Играют аккордеоны, на крышах домов гремят репродукторы. Но зачем я иду, куда я иду?
— Ну, как дядя? — спрашиваю я.
— Дядя? Какой дядя?.. Ах, ты про вчерашнее? — Она закусывает губу и быстро взглядывает на парня. — Дядя поправляется… Мы очень хорошо встретили май, так весело было! Танцевали… А ты? Ты хорошо встретил?
— Я? Очень хорошо.
— Ну, я рада!
Мы заворачиваем к Большому театру. Теперь не я держу ее под руку. Ее руку держит этот красивый парень. И она уже не со мной, она с ним. Она сейчас за тысячу верст от меня. Почему у меня першит в горле? И щиплет глаза? Заболел я, что ли? Мы доходим до Большого театра, останавливаемся, молчим… Совершенно не о чем говорить. Я вижу, как парень легонько сжимает ее локоть.
— Ну, мы пойдем. До свидания! — говорит Лиля и улыбается мне. Какая у нее отсутствующая улыбка!
Я пожимаю ее руку. Все-таки у нее прекрасная рука. Они поворачиваются и неторопливо идут под колонны. Он близко наклоняется к ней и с улыбкой говорит ей что-то. А я стою и смотрю ей вслед. Она очень выросла за этот год. Ей уже семнадцать лет. У нее легкая фигура. Где я впервые увидел ее фигуру? Ах, да, в черной дыре ворот, когда я приехал с Севера. Тогда ее фигура поразила меня. Потом я любовался ею в Колонном зале и в консерватории. Потом на балу в Кремле… Изумительный зимний бал! А сейчас она уходит и не оглядывается. Раньше она всегда оглядывалась, когда уходила. Иногда она даже возвращалась, внимательно смотрела мне в лицо и спрашивала:
— Ты что-то хочешь мне сказать?
— Нет, ничего, — отвечал я со смехом, счастливый оттого, что она вернулась.
Она быстро оглядывалась по сторонам и говорила:
— Поцелуй меня!
И я целовал ее, пахнущую морозом, на площади или на углу улицы. Она любила эти мгновенные поцелуи на улице.
— Откуда им знать! — говорила она о людях, которые могли увидеть наш поцелуй. — Они ничего не знают! Может, мы брат и сестра. Правда?
Теперь она не оглядывается. Я стою, и мимо меня идут люди, обходят меня, как столб, как вещь. То и дело слышен смех. Идут по двое, и по трое, и целыми группами, — совсем нет одиноких. Одинокому невыносимо на праздничной улице. Одинокие, наверное, сидят дома. Я стою и смотрю ей вслед. Вот они уже скрылись в освещенном подъезде. Весь вечер они будут слушать оперу, наслаждаясь своей близостью. Надо мной в фиолетовом небе летит и никак не может улететь крылатая четверка коней. А в кармане у меня сто рублей.
6Прошел год. И я почти позабыл о Лиле. Конечно, я забыл о ней. Вернее, я старался не думать о ней. Зачем думать? Один раз я встретился с ней на улице. Я побледнел, и у меня похолодела спина, но я держался ровно. Я старался не смотреть на нее, я сжал зубы. Ведь я совсем потерял интерес к ее жизни. Я не спрашивал, как она живет, а она не спросила, как живу я. Хотя много-много произошло у меня за это время. Год — это ведь очень много!
Я учусь в институте. Я очень хорошо учусь, никто не отвлекает меня от учебы, никто не зовет гулять. У меня много общественной работы. Я занимаюсь плаванием и уже выполнил норму первого разряда. Наконец-то я овладел кролем. Кроль — самый стремительный стиль. Впрочем, это неважно. При чем тут кроль?
Однажды я получаю от Лили письмо. Опять весна, и у меня очень легко на душе. Я люблю весну. Я сдаю экзамены и перехожу на второй курс. И вот я получаю письмо от Лили. Она пишет, что вышла замуж. И мне вдруг вспомнилось, как я тонул в детстве. На меня налетел в воде верзила, дурак, и начал с гоготом топить меня. Я кусался, пытался вздохнуть, извивался, и только что-то гулко-зеленое было по сторонам, я задыхался, глотал воду и не мог даже кричать… О чем это я? Ах, она вышла замуж… Еще она пишет, что уезжает с мужем на Север и очень просит прийти проводить ее. Она называет меня «милый» и подписывается: «Твоя старая, старая знакомая Лилька».
