Соучастники - Ли Уинни М.
Но, следуя гордой традиции непризнанных редакторов сценариев, я написала подробные заметки, десятистраничные декларации о том, как сценарий можно было бы улучшить, предложения, хитро завуалированные лестными словами о том, что меня впечатлило, что арка персонажа и сюжетная линия могли бы стать еще лучше, если только внести эти незначительные изменения.
По правде сказать, это не были незначительные изменения. Это были очень существенные перемены в повествовании, предполагающие более мрачный, более реалистический конфликт, укорененный в испорченности и равнодушии общества. Возможно, с моей стороны было слишком смело предлагать такое Зандеру. Нажимая в письме Сильвии “отправить”, я корчилась от дурных предчувствий.
– Давай-ка я сначала взгляну на твои заметки, – до того сказала она. – Ты же знаешь Зандера. Он может очень трепетно относиться к своей работе, даже если сам никогда этого не скажет.
Так что сначала была проверка Сильвией. Что, если бы они ее возмутили? Если бы она позвонила мне в слепой ярости, чтобы обвинить в ненужной жестокости к ее фавориту – или, еще того хуже, в непроницательности, в неспособности толком оценить хороший сценарий?
На следующее утро я маялась в офисе, пытаясь заниматься делом, – прикрепляла степлером к чистым листам новые чеки Сильвии, раскладывала новопришедшие резюме и шоурилы. Покончив с этим, я пролистала каталог офисных принадлежностей и начала заказывать дополнительные картриджи для принтера, переплеты для сценариев, пачки бумаги. Ах, чувство безопасности, обретающееся в таких банальных вещах. И зачем метить куда-то выше?
Когда Сильвия влетела в дверь, вид у нее был таинственный – учительница, собирающаяся ошарашить своих обеспокоенных учеников контрольной.
Она побывала в кофейне на углу и принесла не один, а два картонных стакана, уравновесив их своей сумкой “Малбери” сливового цвета. Я решила, что это означает скорое появление Зандера, и сердце у меня упало. Но, к моему удивлению, один стакан, от которого шел пар, Сильвия поставила передо мной.
– Тебе двойной капучино, да? – спросила она.
Я была потрясена.
– А-а… да.
Я подумала, что о моей непереносимости лактозы она забыла, но спросить, на соевом ли он молоке, не рискнула.
Она откинулась на несуразном оранжевом диване, и на ее лице появилась широкая припомаженная улыбка.
– Сара…
Встревоженная, я посмотрела на нее.
Сильвия рубанула рукой в мою сторону.
– Должна тебе сказать: твои заметки о сценарии великолепны.
Я так и уставилась на Сильвию, не веря.
– Правда?
– Да хватит уже скромничать. Будь в Зандере хоть капля твоей скромности, с ним было бы гораздо легче работать.
Я ничего не сказала, только спрятала улыбку за глотком вспененного молока.
– Эти заметки – именно то, что ему нужно. Они очень точны, они очень хорошо написаны, убедительны. Теперь надо сделать так, чтобы он их воспринял.
– Как вы думаете, получится?
– Ну, Зандер к двенадцати зайдет. Я ему эти заметки растолкую. Так что, наверное, будет хорошо, если ты в это время сбегаешь по каким-нибудь делам. Сходи еще кофе выпей, например.
Была ранняя весна, и, пока мои заметки о сценарии либо поливали грязью, либо нахваливали в офисе, я получала редкое удовольствие, бродя по улицам Челси, подставив солнцу лицо. Я видела, как сквозь землю на клумбах вокруг деревьев пробиваются молодые цветочные побеги, – и думала, может ли это быть началом чего-то более существенного в моих рабочих буднях в компании. Что, если я стану в компании тем человеком, к которому обращаются, если надо поправить сценарий, и что, если однажды я сама напишу сценарий, который там прочтут и будут продвигать? Я читала об этом в той же книге о том, как работать помощником. Сделайся незаменимой, освой какое-нибудь дело, и после этого… возможно, у тебя получится как бы между прочим положить на стол написанный в свободное время сценарий.
Но сценария я еще не породила. Самая свобода письма, чистый лист в его природе слишком меня угнетали. Каждый день я упиралась в целую стену малопримечательных сценариев; меня буквально преследовал призрак посредственности.
Тогда я ничего не могла придумать, но, стоя на Семнадцатой улице между Восьмой и Девятой, сказала себе, что однажды придумаю.
А вдруг по прошествии пятнадцати лет я применяю к тому моменту своей жизни какой-то прихорашивающий фильтр? Возможно, столь ясных целей у меня тогда не было. Когда тебе двадцать с чем-то, ты блуждаешь в потемках, думаешь, что в нужный момент мир чудесным образом прояснится, словно расступится густая чаща, являя тебе истинный путь. Но обычно такого озарения не происходит. Приходится прорываться, набивая шишки и сбиваясь с дороги.
Сильвия, верная своему слову, убедила Зандера поработать с моими заметками, и днем мы втроем посидели, пообсуждали планы на сценарий. Переработать персонажи, ввести правдоподобный новый конфликт, укорененный в социальной проблематике, чтобы обособить этот проект от прочей, более стандартной остросюжетной продукции.
Еще несколько раз делая заметки и переписывая, я все время отмечала, что нужны значительные женские персонажи. Впоследствии я вселила в Зандера мысль о том, что ему нужен стильный триллер с женщиной в главной роли, и мне хочется считать это небольшим вкладом в его следующий фильм, “Яростная”.
Он, разумеется, так и не соизволил этого признать.
С новой редакцией “Твердой холодной синевы” мы начали вызывать значительный интерес у продюсеров и в течение следующего года перешли к предпроизводству первого полнометражного художественного фильма Зандера.
– Хорошо ты сценарий обрабатываешь, – сказал как-то Зандер, прочтя очередной набор моих заметок. Из всего, что он говорил, на благодарность в мой адрес это было похоже больше всего.
Сильвия спросила, не успела ли я подумать о том, чем хочу заниматься в киноиндустрии. Я сказала, что мне нравится работать со сценариями, но хотелось бы поучиться продюсированию. Тогда это была правда: меня определенно привлекала роль человека во главе всего этого дела, который движет проект вперед. Тут была тонкая грань между лестью (так как она сама была продюсером) и ослаблением всякого ощущения угрозы (так как я не хотела, чтобы она решила, будто я нацелилась на ее место). Что в любом случае было невозможно, поскольку компанией владела она.
– А как тебе кажется, продюсирование – это вообще что? – спросила она. – Не описывай весь процесс кинопроизводства, так, в нескольких словах.
– Умение все устроить? – предположила я.
Сильвия кивнула.
– Но все сразу не устраивается. Сначала нужно обрасти связями и выпестовать проекты. Потом – увидеть удобный случай. А как придет время, вспомни, чего ты стоишь. И торгуйся.
Я все это запомнила и сказала себе, что смогу этому научиться.
– Что же, – сказала Сильвия, – тогда не прощаемся. Мне кажется, ты можешь очень далеко пойти. А через несколько лет, глядишь, возглавила бы здесь отдел развития.
Одна эта фраза, которой меня одарили, словно тонкой, сухой гостией, питала меня все последующие годы, когда я тащила на себе кучу дел разом и получала за это смешные деньги.
Попросить чего-то еще мне и в голову не пришло. И как-то официально отразить мою работу со сценарием Зандера я тоже не попросила. Тогда я была благодарна уже за то, что меня взяли в команду.
Глава 7
– А можно забежать вперед?
Так, почему я спрашиваю? Это моя история.
Будь это фильм, сейчас на экране появился бы титр: “Четыре года спустя”.
Прошло четыре года, и “Твердая холодная синева” совсем скоро должна была выйти на экраны. У нас в “Фаерфлае” установились удобные треугольные отношения: Зандер с Сильвией сверху, я снизу. Следуя примеру Сильвии, я постигала искусство заводить связи и торговаться; и то и другое возможно лишь в том случае, если ты излучаешь достаточно уверенности. Ее я тоже набиралась. О моей репутации сценарных дел мастерицы постепенно узнавали в нью-йоркских киношных кругах – отчасти благодаря похвалам Сильвии. Если бы я захотела, то могла бы воспользоваться этим, чтобы познакомиться с другими продюсерами, воротилами киноиндустрии, “обрасти связями”. Как обычно, вовремя мне этого в голову не пришло.
